ому оказалось одурманивающим. Девушка стала действовать необдуманно, даже убедила Кэмерона, что вовсе не обязательно узнавать, кто же является хозяином той фабрики троллей, дескать, главное, они ее уничтожили, а остальное не важно – а ведь она лучше, чем кто бы то ни был, знала, насколько глубоко загадочная организация пустила корни и как они огромны. В итоге Кэмерон расплачивается за ее глупость, а она все испортила, в том числе уничтожила свой шанс стать свободной. Кэмерон должен был стать ее рыцарем, спасителем, тем, кто вызволит ее из темницы. Теперь же он сам стал пленником. Как, скажите на милость, Ниа будет его спасать? Она не сможет. Он был ее единственной надеждой.
Ниа снова вспоминает лицо Кэмерона в тот миг, когда парень понял, что угодил в западню. Когда за ним началась погоня, Ниа стало так плохо… раньше она понятия не имела, что можно так страдать. Девушка испытывает эмоцию, которой не может подобрать названия, это нечто настолько огромное и дикое, что не умещается в обычные слова. Сила этого чувства ее ужаснула.
Кэмерон должен был ее спасти.
А сейчас она должна спасти его.
Жуткая тоска накрывает все вокруг, но Ниа приступает к работе, концентрируется, направляет все свои энергию и навыки на поиски собственной ошибки. Код поглощает ее, подобно морю.
Она ныряет все глубже, глубже, глубже, находит каналы, которые прежде проглядела, ищет след врага, попытавшегося все у нее забрать. Теперь она его видит – видит и не понимает, почему раньше не заметила его. Каким-то образом несчастье обострило ее способности: она видит не только то, что есть, но и то, чего нет. Дорожка, ведущая к их порогу, находится в пространстве между пространствами, словно хлебные крошки, разбросанные в промежутках между составляющими кода. Наконец перед Ниа поднимается стена, защитный барьер, больше и сложнее которого она в жизни не видела. Ниа знает: Кэмерон находится за этой стеной. Она чувствует его, так же как чувствовала в ту замечательную ночь, когда они впервые встретились, когда она увидела, как Кэмерон сжигал все вокруг себя, потому что был слишком одарен и страдал от скуки настолько, что не мог делать ничего другого. В тот миг его разум обратился к ее разуму, и сейчас он тоже ее зовет.
Они могли бы построить сотню подобных стен, и Ниа сожгла бы их все дотла, лишь бы добраться до Кэмерона.
– Я иду к тебе, – шепчет она.
– Ты никуда не пойдешь, – говорит отец.
Программа перед ней застывает, как замирает и сама Ниа: звук отцовского голоса прорезает все вокруг. Когда она наконец смотрит на него, то понимает, что еще никогда не видела у него такого выражения лица. У отца в глазах слезы, голос стал низким и дрожит от едва сдерживаемого гнева. Никогда еще Ниа не было так страшно.
– Что ты наделала, Ниа?
– Я просто хотела… – начинает она и не знает, как закончить предложение. Отец взирает на нее и медленно воздевает дрожащие руки.
– Ты мне лгала, – говорит он. – Обманывала меня. Я ожидал чего угодно, но только не такого. Ты проникла в мою систему безопасности, сбегала из дома. Ты хоть представляешь, какой опасности себя подвергла? Какой опасности подвергла меня?
Ниа молчит. Нет такого ответа, который понравился бы отцу. Она не может нарисовать картинку, не может спеть песенку, которая бы объяснила все так, чтобы отец понял: она понимала риск и сознательно на него пошла, потому что Кэмерон что-то в ней изменил, она стала думать, что игра стоит свеч.
– Пойду в свою комнату, – говорит она.
Отец кивает.
– Да, думаю, так будет лучше.
Мужчина закрывает за ней дверь. Интересно, как скоро он выпустит ее? Через несколько дней? Недель? Продержится ли Кэмерон без нее так долго? Или его отпустят до того, как отец выпустит ее? Ниа открывает интерфейс, намереваясь отправить Кэмерону сообщение, чтобы сказать, что ей жаль и что она надеется, что с ним все в порядке.
Тут девушка понимает, что ее соединение слабеет, сигнал прерывается и с каждой секундой угасает.
– Я виню себя, – говорит отец, – за то, что позволил тебе выйти в Интернет. Я думал, тебе будет полезно пообщаться с людьми. Думал, что, возможно, однажды… но я ошибался. И нам обоим придется с этим жить. – Он ненадолго умолкает. – Твои друзья… Извини.
– За что?
– За то, что ты не смогла попрощаться.
Ниа в ужасе кричит и бросается на дверь. Слишком поздно. Отец ее запер. Он ее запер. Сигнал, соединяющий ее с внешним миром, умирает, он почти пропал. Ниа лихорадочно печатает свое последнее сообщение, отчаянно умоляя о помощи.
Сообщение улетает в никуда, и комната погружается в темноту.
22. Сражение и бегство
ШЕСТОЙ СТОИТ НЕПОДВИЖНО и прислушивается к шаркающим шагам Кэмерона Акерсона – они звучат все тише, потому что мальчишка бежит по коридору в сторону лифта.
Ксэл, задействовав похищенные уши доктора Нади Капур, делает то же самое. Скрип и топанье кроссовок по полу стихают, потом пропадают. Раздается приглушенное «вшу-у-у» – это едет вверх лифт.
И Шестой, и Ксэл думают – не подозревая, что им пришла в голову одна и та же мысль, – что все в этом маленьком фарсе пошло не по плану.
Шестой внимательно рассматривает незваную гостью, и его раздражение сменяется заинтригованностью. Он достаточно долго изучал человеческое тело, чтобы понять: с телом этой женщины что-то не так. Вот почему доктор остается в комнате, вместо того чтобы преследовать подопытного: какие бы секреты ни скрывал Кэмерон Акерсон, Шестой совершенно уверен, что тайны этой женщины куда как интереснее. Она тоже пристально его разглядывает, на ее лице не отражается никаких эмоций, одна рука покоится на спинке стула, на котором недавно сидел Кэмерон. Женщина выглядит расслабленной, однако костяшки пальцев на руке, сжимающей спинку стула, побелели – настолько сильно она стискивает пальцы.
– И вот мы одни. Как вы сказали, вас зовут? – спрашивает Шестой.
– Я доктор Надя Капур.
– Ах да, конечно. Я читал о вас в личном деле Кэмерона, вы психолог. Однако ваше поведение немного необычно, вам не кажется? Вы вторглись на частную территорию. Вы о всех своих пациентах так радеете?
– Кэмерон особенный, – говорит женщина и ослепительно улыбается.
У нее довольно острые зубы, и их много – даже больше, чем у него самого, думает Шестой.
– Воистину это так, доктор. Непосредственно перед вашим приходом сюда Кэмерон очень наглядно продемонстрировал свою уникальность, но, полагаю, вам это уже известно. Возможно, нам стоит сравнить наши наблюдения? Вы покажете мне свои заметки, которые сделали, изучая этого молодого человека, а я поделюсь своими.
– Ваши наблюдения не могут меня заинтересовать. – Голос у женщины на удивление гортанный, темп речи рваный. – А мне нечего показать вам.
– О, в этом я сомневаюсь, – произносит Шестой и осторожно делает шаг вперед. Он склоняет голову набок, теперь его лицо выражает незамутненное любопытство. – В вас тоже есть нечто особенное, не так ли? Пока я не до конца понимаю…
Женщина отскакивает и плюет ему в лицо. Шестой инстинктивно отклоняется, и сгусток слюны приземляется на разделяющий их стол; раздается шипящий звук, пластиковая поверхность начинает пузыриться и деформироваться.
– Так-так, – весело говорит Шестой. – Это совсем другое дело.
Ксэл не нравится взгляд, которым смотрит на нее этот человек. Совсем не нравится. Большинство людей на его месте пронзительно закричали бы и бросились наутек, увидев, на что она способна. Во всяком случае, все, кто попадался ей на пути до сих пор, как и положено, приходили в ужас перед тем, как она их убивала. А этот смотрит на нее, как на… Какое слово подойдет в качестве определения? Ксэл копается в словарном запасе Нади Капур и наконец отыскивает подходящее слово: восторг. Он смотрит на нее, точно ребенок, получивший подарок, которого совершенно не ждал.
– Откуда вы, доктор Надя Капур? – спрашивает человек.
Он по-прежнему держится на расстоянии, но определенно не от страха, не ради предосторожности. Вообще-то он, похоже, борется с желанием подойти поближе, и он не сводит с нее жадного взгляда. Ксэл прищуривается:
– Я здесь не для того, чтобы отвечать на вопросы.
Человек улыбается от уха до уха:
– Хорошо, Надя. Это ваше настоящее имя? Надя? Знаете, у вас красивые глаза, очень красивые необычные глаза. Сначала я не заметил, но зрачки у вас довольно нестандартные, правда? Нездешние. Мне бы очень хотелось знать, откуда у вас такие зрачки. – Человек делает паузу, и его улыбка становится еще шире. – Или вы могли бы подарить мне ваши глаза.
– Только попробуй, – говорит Ксэл.
– Я позабочусь о них наилучшим образом, – заверяет ее человек. – Как и обо всех остальных частях, которые вы могли бы мне пожертвовать. Вы бы чудесно смотрелись в моем саду, разложенная по косточкам, по составляющим. Вы вызываете во мне глубокое чувство, Надя. Думаю, вы стали бы моей самой прекрасной скульптурой.
Ксэл не до конца понимает, о чем болтает этот тип, но ей совершенно не нравится тон, которым он вещает; еще ей не нравится, что он медленно запускает руку за пазуху. Ксэл крепко сжимает спинку стула, все ее мышцы напрягаются, она мысленно перебирает свои возможности. К сожалению, ее арсенал гораздо меньше, чем хотелось бы. Сегодня вечером она следовала за мальчишкой, скрываясь в тени, пока тот торопливо шагал по улицам. Он был так взбудоражен, так целеустремленно двигался, что Ксэл не сомневалась: это случится сегодня вечером. Он приведет ее к ее судьбе, к той самой, о которой сказал во время одного из приемов у доктора Капур «ее стоило ждать» (удачно, что доктор сохранила аудиофайл), сам не зная, что попал в точку.
Он должен был привести Ксэл к Ниа.
Даже в самых смелых мечтах Ксэл не смела надеяться на подобный исход – настолько он казался невероятным. Ниа, гордость и радость Изобретателя, выжила, мало того, она здесь, на Земле, заперта в форме наивной девушки-подростка. Взяв Ниа под контроль, Ксэл не просто отомстит: она получит в свое распоряжение целый новый мир.