– Тяжелая ночь? – спрашивает Оливия.
Кэмерон прожигает ее взглядом:
– Не такая тяжелая, как у ваших людей.
Голос Оливии настолько спокоен, что Кэмерон приходит в ярость.
– Ты хоть представляешь, сколько было погибших?
– Если кто-то и погиб, то исключительно по вашей вине, – рявкает мальчишка.
– По моей вине, – холодно говорит Оливия. – Ну конечно. Я могла бы поклясться, что за секунду до того, как связь разорвалась, мне доложили что-то про падение вертолета в озеро Эри. Но тебе об этом ничего не известно, я полагаю.
Кэмерон делает шаг вперед, его руки висят плетьми, но кулаки сжаты.
– Лучше бы вы оставили меня в покое.
– Но мы не закончили недавний разговор, – сладким голосом напоминает Оливия. – Ты так и не ответил на предложение моего коллеги о сотрудничестве.
– Идите к черту.
– Полагаю, это означает «нет». – Оливия быстро переводит взгляд на одетого в балахон старика, и тот вздрагивает, как будто она его ужалила. – Не потому ли, что твои интересы лежат… в другой области? Заводим новых друзей?
– Слушайте, я конечно, извиняюсь. Не знаю, на что вы намекаете, леди, – говорит Жако, – но мы буквально только что встретили этого типа. Ну, если не считать того случая, когда он присел погадить прямо перед автобусом, битком набитым пятиклассниками, аккурат посреди парка, но…
– Заткнись, пожалуйста, – говорит Оливия, не отрывая взгляда от старика. Она встает и делает шаг вперед. – Знаешь, Кэмерон, мы еще могли бы прийти к соглашению. Сейчас ты уйдешь и оставишь с нами твоего нового друга, и тогда мы забудем про все сегодняшние недоразумения. В конце концов, мы ведь не наши отцы, нам необязательно помнить про их взаимные обиды. По большому счету у нас с тобой нет никаких разногласий, а про недавние досадные происшествия можно забыть. – Она делает паузу. – Мы даже могли бы забыть про Ниа.
Оливия так пристально наблюдает за Кэмероном, ожидая ответной реакции, что не сразу замечает: парень уже дал ответ, и последствия она ощущает внутри собственного тела. Татуировки на ее руке из черных преобразуются в тошнотворно-зеленые, у нее на лбу выступают капли пота. В комнате вдруг становится очень жарко, хотя Оливия понимает, что температура не поднялась ни на градус. Ее руки покрываются мурашками, обжигающая боль обручем сдавливает голову, так что Оливия шатается и хватается за ближайший стол, чтобы не упасть. Язык стремительно распухает, перед глазами все плывет, но ее уши по-прежнему прекрасно слышат, и голос Кэмерона Акерсона звучит ясно и четко.
– Ваши люди и правда не понимают, с кем вы имеете дело, да? – говорит он, когда Оливия падает на колени. – Я мог бы удалить ваши сервера, отключить умные устройства и сварить вас живьем изнутри – все это одновременно. Я могу впрыснуть в ваш организм столько яда, что мозг превратится в суп. Прямо сейчас я напрямую общаюсь с вашим иммунным программным обеспечением, Оливия. Я перепрограммирую его так, чтобы оно думало, будто каждая клеточка вашего тела, данная вам от природы, – это чужеродная, токсичная ткань, подлежащая уничтожению. Вас съедят изнутри ваши же наноботы… а может, я просто вас придушу вашими собственными руками.
Кэмерон прищуривается, и все краски сбегают с лица Оливии, потому что ее пальцы-протезы впиваются ей в горло и сжимаются. Женщина безуспешно пытается разжать искусственную руку второй, настоящей, и из ее горла вырывается жалобный хрип.
Жако хватает Кэмерона за плечо и кричит:
– Что ты делаешь?! Прекрати! Ты же ее убьешь!
При виде ужаса на лице Жако Кэмерон отвлекается и теряет концентрацию. Он чувствует, как его контроль ослабевает, и из опухшего горла Оливии вырывается отрывистый, каркающий звук. Сначала Кэмерон думает, что это предсмертный хрип, но выражение ее лица совершенно не похоже на лик умирающей. Она не умирает, еще нет.
Она смеется.
Все трое, открыв рты, глядят, как Оливия с трудом поднимается на ноги.
– Если ты. Убьешь меня, – каркает она, пытаясь отдышаться. – То никогда. Не узнаешь правду.
– Какую правду? – рычит Кэмерон.
Оливия хватает ртом воздух.
– Про твоего отца. Про то, что он искал. – Она переводит взгляд на Изобретателя, и тот снова вздрагивает. – И о том, что он, возможно, нашел.
– Пожалуйста, – говорит старик. – Сейчас неподходящий момент…
– О нет. Думаю, сейчас самое время! – рявкает Оливия. Ей удалось восстановить дыхание. – Мне интересно, знает ли Кэмерон, почему полиция допрашивала вас после исчезновения Уильяма Акерсона? Держу пари, он этого не знает. Когда все это случилось, он был совсем еще маленьким, и, судя по вашему потрясенному лицу, вы умолчали об этой части истории. Возможно, вы даже думали, что больше никто не знает правду. Однако за вами наблюдали, Барри, – или как там вас на самом деле зовут. Мой отец постоянно следил за своим бывшим партнером, а Уильям, разумеется, следил за вами. Я видела записи. Бедный папа думал, что его старый друг теряет связь с реальностью, так же как потерял контроль над своей компанией, что он превратился в законченного неудачника, гоняющегося за миражем. Однако Уильям Акерсон ловил совсем не мираж, правда? Он нащупал нечто очень важное. Может быть, он подобрался слишком близко, потому и исчез?
Изобретатель не отвечает, и вперед выступает Кэмерон.
– Объясните, о чем вы говорите, Оливия, – требует он. – Если хотите помочь или если просто хотите, чтобы я ушел отсюда, предварительно не погрузив вас в кому, перестаньте ходить вокруг да около и расскажите, что случилось с моим отцом.
Оливия отмахивается:
– Образ крутого парня тебе не идет, Кэмерон. Я расскажу тебе все, что знаю… и тогда твой друг, возможно, дополнит мой рассказ.
До того как я начала руководить корпорацией КТРИПО – еще до того, как она стала так называться, – это была компания моего отца. Обеспечение безопасности связи, лучшее в мире. Отец создал ее вскоре после ухода из «Чуда» и, что называется, попал в струю: в то время все организации в мире стремились выйти в Интернет, а Уэсли Парк обладал продвинутыми технологиями шифрования, превосходившими свое время. – Оливия умолкает, смотрит на Кэмерона. – Однако технологии разработал не он, их создал Уильям Акерсон – получил, обнаружив какую-то нестандартную программную строку, вшитую в сеть «Чуда». Он ее записал, разработал и на ее основе создал нечто удивительное. Однако по большому счету Уильям Акерсон остался недоволен. Ему было мало найденного сообщения, он хотел отыскать отправителя, источник того кода. Он был одержим желанием выяснить, откуда взялось это чудо, а моего отца больше интересовало возможное применение этого чуда. В итоге они разругались, в дело вступили адвокаты и прочее, и прочее.
– Но, уходя, Парк прихватил с собой разработки моего отца, – говорит Кэмерон. – Выходит, это правда. Все-таки ваш отец оказался вором.
– А твой – идиотом, – фыркает Оливия. – Он провел бы остаток жизни, играя с тем кодом, пытаясь отследить его источник, копаясь в цифровых кроличьих норах, в то время как здравомыслящие люди, обладающие практической сметкой, создавали огромные города. Я читала протоколы судебных заседаний, Кэмерон. У твоего отца были все возможности, чтобы присоединиться к моему, создать нечто значимое. Вместо этого он уперся рогом. Все случившееся с ним – его собственная вина.
– И что же с ним случилось? – спрашивает Кэмерон.
Оливия пожимает плечами:
– Я знаю только то, что было в файле. Как я уже сказала, мой отец постоянно следил за твоим. Несмотря ни на что, ему была небезразлична судьба Уильяма Акерсона. Ему было больно видеть, что тот общается со всякими жуликами и аферистами. Но твой отец стал одержимым. Думаю, он верил, что, отыскав источник кода, сумеет восстановить свою маленькую империю, снова станет успешным – возможно, даже изменит мир. Уверена, именно так он оправдывал все, что натворил потом, все свои плохие поступки ради высокой цели. Я знаю, ты в курсе слухов.
На этот раз Кэмерон не отвечает, и тогда Оливия опять пожимает плечами и продолжает:
– Самое печальное в том, что Уильям Акерсон не ошибся. Он действительно приближался к цели. Полагаю, он даже вплотную подошел к чему-то необычному и в какой-то момент очень заинтересовался твоим новым другом, который стоит сейчас здесь, – вероятно, именно тогда мой отец решил, что Уильям окончательно свихнулся и прошел точку невозврата, потому что стал наблюдать за ним еще пристальнее. Всего пару недель спустя Уильям пропал, и все, казалось бы, закончилось… однако недавно фрагменты очень необычного кода начали всплывать то тут, то там в связи с некими загадочными происшествиями. А сегодня вечером, незадолго до того как ты заявился сюда в компании этого человека, в Интернет, подобно цунами, ворвалась крупная программа, написанная на неизвестном языке, и принялась буйствовать в различных сетях, вызывая такую нестабильность, что может, буквально выражаясь, уничтожить тот мир, который мы знаем. Проще говоря, мы в глубокой заднице. Теперь у меня есть теория, объясняющая все происходящее, и я уверена в ней примерно на семьдесят пять процентов. Так что, если Барри будет так добр, что перестанет темнить и прояснит остальное, я буду ему очень признательна.
Изобретатель мрачнеет, тяжело опускается на край стола и смотрит на Кэмерона огромными, умоляющими глазами:
– Мальчик мой, ты должен мне верить. Я не знаю, что случилось с твоим отцом.
Кэмерон скрещивает руки на груди:
– Но это случилось с ним из-за вас. Источник кода, который он искал, ради которого пожертвовал всем…
Старик кивает:
– Это был мой код, да. В этом я виновен. Когда я только прибыл на Землю, сеть твоего отца, названная «Чудом», стала для меня бесценным ресурсом. Двоичный код ваших компьютеров был единственным языком этой планеты, на котором я мог говорить, рудиментарной формой языка, который я использовал в своей работе дома, и моим единственным средством познания этого мира. Я был в отчаянии и потому стал беспечен. Я оставлял следы. Я знал, что твой отец поймал фрагмент моего языка программирования, но я не осознавал всей опасности, не понимал, что это может означать для человеческого существа, особенно такого одаренного и любопытного. К тому времени как он меня нашел, я уже осознал свою ошибку, но было слишком поздно. Я уже сделал это место домом для себя и Ниа, уже начал ее обучение и стер все ее воспоминания о нашем старом мире, о том, чем она была, и о том, что она сдел