Но девчонка вдруг заговорила. Заговорила дерзко, так, как никто и никогда не позволяет себе разговаривать ни в этих стенах, ни где-либо ещё со мной. Что это? Смелость или наглость? В какой-то момент остолбенел от неожиданности. А в следующий ощутил, как к недоумению примешались интерес и веселье.
— Разве маленькой агаре не рассказывали о том, для чего на самом деле предназначен её рот?
Подойдя ближе, дёрнул её к себе за рукав туники, смотря на пухлые чувственные губы. Настолько чувственные, что начинает колоть собственные от потребности…но чёрт! Это бред. Так не бывает. Только не со мной.
— Не нарушай правила, куколка, и используй свой острый язычок строго по назначению, иначе он может оказаться за пределами этого ротика, — обвести в воздухе контур её губ, ухмыльнувшись краем рта, когда сапфировое небо вспыхнуло раздражением
Он все же терял контроль. Ненадолго упускал его из рук, и в этот момент его глаза становились дикими от возбуждения…меня колотило от его взгляда, словно он использовал против меня тот же самый яд соблазна, что и я против него. Неужели это то, о чем предупреждал Ибрагим? Моя реакция на сущность высшего чанкра в жуткой мутации с ДНК нейтрала. Непредсказуемо пугающая.
Потянул меня к себе, ухмыляясь уголком чувственного рта. И от грязных намеков все очарование испарилось. Я здесь не за тем, чтобы млеть от чар чанкра и бояться силы нейтрала. Я здесь, чтобы он забыл, как его зовут, и сделать то, зачем меня сюда послали. Я ведь его изучила. Я смогу.
Высунув язык прошлась кончиком по подушке пальца Шторма.
— Когда я касаюсь тебя языком вот так, — обвивая его палец и опускаясь к ладони, чтобы потом обхватить губами сразу всю фалангу и тут же выпустить, подразнив языком, — он находится за пределами моего рта.
И я застыл, охреневший, не в силах поверить этой дерзости и своей реакции на её прикосновение. Дьявол! На прикосновение ее языка. Мгновение на то, чтобы найти привычное омерзение, отвращение…и застрять на полдороге в этом поиске, потому что шибануло. Потому что тряхнуло таким сильным разрядом похоти в этот момент, что захотелось схватить её за затылок и, резко опустив на колени, заставить так же облизывать мой член. Дикая похоть, беспощадная, когда тёплый влажный кончик языка прошёлся по моим пальцам…и почти физическая боль от желания немедленной разрядки.
Ни одной женщине не позволял касаться себя где-то, кроме паха…но я почти сделал это. Зарылся пальцами в белый шёлк её волос, сцепив зубы от того, какими мягкими они оказались на ощупь…и тут же ещё одним острым разрядом понимание — власть. Эта сучка зачем-то оттягивает время, пробует границы своей власти, наивно полагая, что я уступлю её ей. Сжал пальцами второй руки её язык, сильно сдавливая и, дёрнув его на себя, произнёс, склоняясь к её лицу так, что нас разделяли сантиметры:
— Но пока ещё он не отделён от твоей головы.
Молнии в её глазах такие яркие, почти осязаемые, кажется, стоит только позволить, стоит дать возможность, и они вырвутся наружу.
— И нет, я никогда не тороплюсь с женщинами, но ты ведь всего-навсего агара, а не женщина. Обыкновенная элитная шалава, которая прямо сейчас займется тем единственным, для чего я ее сегодня купил. Только сначала, — не удержавшись и подавшись бёдрами вперёд, зашипеть, коснувшись упругого живота членом. И чертово ощущение, что ни хрена штаны не уменьшали чувствительность, лишь усугубляя её, — назови мне свою истинную расу.
Потому что не смог определить сразу. Был уверен, что демон…но в какой-то момент закралось сомнение. А я любил контролировать всё. Тем более — тех, кого трахаю. Отпустил её резко, разрывая контакт и отворачиваясь, продолжая раздеваться.
Он был слишком осторожен, настолько осторожен, что я тут же поняла свою ошибку. Здесь не сработает как с другими. И это ощущение общего марева возбуждения, когда я делю с ним его напополам. Проклятое воздействие чанкра на хамелеона. Предупреждение Ибрагима, которое показалось мне, самоуверенной дурочке, пустяком. Но едва он прижал меня к себе, толкаясь эрекцией мне в живот, снова стало тяжело дышать.
Его злят мои чары, раздражает соблазн моего голоса. Здесь нужен гораздо больший раздражитель… и в то же время именно с ним мне казалось безумно трудным сделать то, чему меня так долго учили и то, что я считала таким обычным — раздеться перед самоуверенным, наглым и циничным внуком Аша Руаха.
Но он начал задавать слишком много вопросов, на которые я не собиралась давать ответов. И словно ударом в солнечное сплетение был вопрос о расе.
— Та раса, которая создана, чтобы ублажать моего господина.
Дернула шнурки туники, и она сползла к ногам, затем — завязки на штанах, и осталась только в трусиках, босоножках и браслетах на руках и ногах. Подошла к нему сзади и прошептала:
— Всего лишь женщина, которая хочет доставить тебе наслаждение.
Прохлада комнаты дотронулась до кожи, заставляя соски сжаться в тугие комочки, и я с паническим ужасом затаилась, ожидая, когда он обернется.
Тихие шаги за спиной замолкают в нескольких сантиметрах. Так близко, что я чувствую её лёгкое дыхание, смешанное с ароматом восточных цветов. От него сводит скулы и перехватывает дух, а ещё от него начинает колотить. Колотить крупной дрожью, и мне приходится стискивать челюсти, когда она прижимается грудью к моей спине. Обнажённой мать её грудью! Острыми сосками трётся о ткань рубашки, и я сжимаю ладони в кулаки, когда начинает вести от этой близости. Так ведёт от наркотического дурмана. Когда весь мир искажается, пляшет перед глазами сизым дымом, меняя твои самые стойкие принципы.
Это чертовщина какая-то! Не могла Агриэль не предупредить девчонку о моих правилах. А значит, либо агара решила ослушаться хозяйки, либо, наоборот, выполняет её приказ. Нужно только узнать, с какой целью это самое наоборот. И я даже не рассматривал тот вариант, что агара вошла в залу случайно. Старая шлюшка явно решила сыграть в чью-то игру. Осталось выяснить у девки, в чью конкретно. Но только после того, как оттрахаю её. Все разговоры потом. После того, как маленькая куколка с порочным телом уймёт этот зуд под моей кожей, и в голове наконец прояснится от грёбаного наваждения.
Чёёёёрт…
Развернулся и с шумом втянул в себя воздух, не в силах оторвать взгляда от округлой небольшой груди с маленькими розовыми сосками. Выделявшимися яркими бутонами на молочной коже. Острыми возбуждёнными бутонами. И впервые ощущение чисто мужского триумфа от её реакции на себя. От этого подёрнутого влажным блеском потемневшего взгляда…Дьявол, в последний раз я ощущал нечто подобное еще подростком. А сейчас захотелось самодовольно улыбнуться до того, как распластать куколку на широкой кровати и иметь её маленькие дырочки до самого утра.
И под ошалевший взгляд агары достать из кармана брюк белые перчатки и натянуть на ладони, чтобы затем обхватить пальцами тонкое запястье и положить её руку на свою эрекцию, инстинктивно толкнувшись в неё бедрами.
— Тогда приступай, Ами.
Улыбнувшись, когда её глаза распахнулись ещё шире. Плевать на расу. Я выясню это всё равно. Возможно, даже вскрою ей мозг. Возможно, даже максимально аккуратно, если девочка постарается на славу. Но это всё потом. После того, как уйму эту гребаную похоть. А еще…еще решил про себя, что, если девочка окажется стоящей, то я заберу ее себе и буду звать именно так — Ами. Мне понравилось это имя на ней. На ней обнажённой, одетой лишь в голод и некий страх.
Как завороженная, смотрю на то, как он натягивает медицинские перчатки на руки. Я знала об этих его…особенностях. Изучала их, но увидеть вживую было жутко и неприятно. Словно я какая-то мерзость, к которой он вынужден прикасаться. Это унижало намного больше, чем то, что меня заставили сделать.
И тяжело дыша, смотреть ему в глаза ощущая, как уже не просто обволакивает мой мозг, а начинает пульсировать внизу между ног, несмотря на эти проклятые перчатки, вызывающие дрожь отторжения. Но на меня действует его похоть совершенно непредсказуемо, она, как смертельная инфекция, впитывается с молекулами воздуха, змеится под кожей и лижет ядовитыми языками мое тело. Когда меня учили ублажать мужчин, то прежде всего научили ублажать себя. Трогать. Доставлять себе удовольствие. Я почти никогда его не испытывала, кроме тех раз, что меня вынудили насильно, и я чувствовала себя грязной и изнасилованной, ненавидела свою плоть и само ощущение возбуждения… Моя власть над мужчинами была в том, что вожделение испытывали лишь они. Я — никогда.
И сейчас чувствовала именно ту самую пульсацию, которая предшествует взрыву…только от его горящих глаз, направленных на мою грудь. Никогда не думала, что смерть в мужских глазах сможет настолько свести с ума. Была в этом взгляде завораживающая глубокая тьма, она тянула в себя, как в черную беспроглядную адскую бездну. И там, на дне ее, бесновались рваные лезвия, раскаленные докрасна. Зрачки нейтрала вспыхивали красным фосфором, гипнотизировали, разрушали мои чары и силы, сплетались с ними в диковинные узоры…
И тут же как обдало холодом, когда холодная резина тронула мою руку, и он прижал ладонь к своему паху. Я подалась вперед, инстинктивно сжимая пальцами каменную эрекцию, бьющуюся под рукой, и прижалась к нему всем телом, касаясь щекой колючей щеки. Он инстинктивно подался назад, но я повела своей щекой вверх к его уху, поднимаясь на носочки.
— Прикосновения приятны не только там, мой господин…, - выпуская на волю все свои чары, обнажая всю свою сущность, яростно давая ей свободу и касаясь губами его скулы, поднимая его руку в перчатке к своей груди, — они приятны везде. Губами. Пальцами. Языком. Твоя кожа пахнет сумасшедше, Шторм…ураган, стихия. Твоя кожа пахнет самым настоящим безумием.
И меня словно оглушает ударом электрического тока…снова перед глазами картинки, как он на мне сверху, мои ноги закинуты ему на плечи, и он остервенело двигается во мне, запрокинув голову и оскалив острые клыки, а я кричу…я вою от бешеного оргазма, выгибаясь дугой и подставляя болезненно острые соски его губам.