— Отдай её мне…и я позволю тебе…победить, — и снова скользнуть в неё пальцами…и рассвирепеть от похоти. От лютой похоти, в которой меня заколотило. И не успев подумать о том, что делаю, поддастся инстинкту. Странному. Непривычному и необъяснимому. Впиться клыками в её плечо, чтобы унять ту боль, что охватила всё тело. И зарычать, потому что я угадал. Эта сучка оказалась адски вкусной.
Ненависть вплетается в похоть кровавыми нитками, соединяется с ней, скрещивается в невыносимо едкий концентрат, от которого трясет все тело, и я чувствую его пальцы, наглые, умелые, настолько подло умелые, что от каждого касания клитор словно колет тонкими иглами наслаждения, и мне хочется, чтобы сжал сильнее, хочется до боли втираться горящей промежностью в эти пальцы под жесткой кожей перчаток. Это колдовство, это ведь не настоящие эмоции…он что-то делает со мной. Мерзавец, до боли красивый мерзавец с глазами-пропастями и сочными губами заставляет меня изнемогать от вожделения, сравнимого по своей силе со штормовыми волнами, с цунами адских размеров.
И этот вкрадчивый голос. Нет, он не требует, он этим голосом словно делает первый толчок внутрь моего сознания… и до меня пока не доходит смысл сказанного. Я бешено трусь о его член, инстинктивно, с жалобными стонами в жажде получить разрядку, пытаясь усилить давление на пульсирующую плоть.
— Отдай ее мне.
И я, не выныривая из дурмана, все же понимаю, что ублюдок играет мои телом, манипулирует им, дёргает за ниточки, как игрушку, но мозг выдает сильнейший протест, при этом совершенно не притупляя похоть и не сбавляя силу возбуждения. Вошел в меня пальцами и в ту же секунду вонзился клыками в плечо, яд вампира потек по венам, вспенивая кровь и срывая меня за точку невозврата.
И я ощутила, как мощная судорога пошла от сильно сократившихся мышц лона к клитору, и все вспыхнуло даже от простого касания к перчатке напряженной изнемогающей вершинкой. Легчайшее прикосновение, разодравшее все тело наслаждением. Меня выгнуло и затрясло в чудовищно сильном оргазме с громким: «нет флешкиии…» прямо ему в губы, почти притрагиваясь к ним своими и выдыхая в них яростный крик наслаждения, который не смогла сдержать.
Дряяянь…не позволить ей насладиться в полной мере своей победой…победой, которую упустил по своей же вине, заглядевшись эмоциями, со скоростью ветра сменявшимися на её разрумяненном страстью лице. Упустил, едва не отравившись вкусом её кожи с капельками пота, пропитавшейся диким возбуждением. Заставить себя вынуть из неё клыки одновременно с пальцами, чертыхнувшись мысленно…потому что хотелось наоборот. Мне впервые захотелось войти в женщину всеми возможными способами. И эта мысль тоже не была моей. Я уверен в этом. Чужая. Её. Но меня впервые, мать её, трясет крупной дрожью от желания сожрать, а не просто трахнуть и забыть. Отстранил её от себя. Отдёрнул на расстояние вытянутой руки. Резко. Так, что едва не упала в воду лицом вниз, громко вскрикнув и запуская ногти в мое запястье. Удерживая одной рукой поперек живота, смотреть, как всё ещё подрагивает стройное тело, и озлобленно наматывать длинные пряди волос на кулак. Озлобленно, потому что эта шлюха снова получила оргазм…вырвала его у меня, нарушив мои планы…и в то же время ошарашенно понимать, что меня это заводит. Что меня это цепляет — осознание того, что Ами только что кончила для меня. И со мной. Потому что до неё удовольствие женщины не имело значения. Никогда и никакого. А зачем? Ведь всегда были только профессионалки, в обязанности которых входило моё и только моё наслаждение. Но это оказалось непередаваемо сладко — смотреть, как заходится в оргазме моя фарфоровая кукла, ощущать его каждой мышцей словно свой собственный. И тут же самое настоящее раздражение на себя. А чем она отличалась от тех шлюх? Такая же агара. Так же обученная доставлять удовольствие клиенту тысячами способов? И это бесит. Бесит понимание того, что к ней…к такой же, как сотни до неё, совершенно другие эмоции. Совершенно неправильные…омерзительно-грязные желания.
Дёрнул на себя её голову за волосы и прошипел:
— Ты знаешь, что за твари обитают в этом пруду, агара? Знаешь?
Секунда молчания, в которую наливаются напряжением её спина и плечи, и девчонка ожесточённее царапает мою руку.
— Посмотри на них…они не оставят даже кусочка твоего идеального тела…ни лоскутка этой нежной, словно тончайшая ткань, кожи.
И резко склониться с ней к воде под её тихий вскрик…но если вглядеться в её глаза, там, в отражении воды, то в них нечто большее, чем испуг, чем ужас перед зашевелившимся на дне песком и появившимися длинными скользкими телами минавр. Там готовность сражаться. Нет. Там цель сражаться.
— Я не просто кину тебя в эту проклятую воду. Я буду держать твою очаровательную головку под ней так долго, пока минавры не оставят от твоего лица жалкие микроскопические молекулы мяса. Если оставят, конечно. Они жадные ублюдки. А после я всё равно отыщу эту грёбаную шкатулку с изумрудными камнями. Я могу увидеть твои воспоминания вплоть до тех времён, с которых ты помнишь себя сама…так что не серди меня, Ами.
А ещё я могу просто прочесть её. Вывернуть наизнанку её сознание, причинив такую боль, что ей не оправится после этого. И она либо сойдёт с ума, либо же сдохнет, не выдержав агонии. Но это самый нежелательный для меня вариант. Я все еще планировал поиграть в агару. Победить её по-настоящему.
Меня все еще трясет от оргазма. Ненавистного, неправильного, проклятого оргазма с моим врагом, который уже сейчас манипулирует моим телом и сознанием. Вхолостую содрогаться сладко-горькими конвульсиями без его пальцев и прикосновений… но моей похотливой хамелеонской натуре этого было достаточно. Его голоса и взгляда достаточно, чтобы продолжать оргазмировать. И смотреть расширенными глазами на воду, в которой мечутся черные тени и скользкие тела каких-то тварей, от вида которых наслаждение притупляется, трансформируясь обратно в дикий страх, и опаляет внутренности инстинктом самосохранения, развитым настолько сильно в хамелеоне, как и умение вызывать похоть. Впилась ногтями в его запястье, силясь удержаться и не коснуться воды.
Если отдам флешку, он может убить меня… либо вышвырнуть, и тогда меня убьют свои же. Таким, как я, проигрышей не прощают. И я уже давно не верила в то, что Ибрагим меня защитит. Скорее, расплатится мною или убьет собственными руками, если что-то будет угрожать его шкуре.
— Швыряй… какая разница, как сдохнуть, если мне это грозит в любом случае?
— Огромная. Смерть со мной будет не менее болезненной, но заставит тебя кричать не только от боли, Ами.
Она слегка поворачивает голову вбок, чтобы не смотреть в воду…и в этот момент тварь выпрыгивает из пруда, а я успеваю притянуть девушку к себе так, что она впечатывается в мою грудь, зажмурившись и судорожно вздохнув. Минавра падает к её ногам и начинает извиваться, лязгая отвратительными зубами в попытке достать жертву. Завёл агару к себе за спину, опустившись на корточки перед минаврой.
— Она прекрасна, не так ли?
— Омерзительна.
Агара склонилась над нами, глядя широко открытыми глазами, словно заворожённая, на то, как минавру неестественно выгибает и начинает скручивать узлом.
— Ты можешь связаться с её разумом.
— С разумом любого живого существа.
— Потрясающе, — выдохнула еле слышно, а мне…мне впервые приятно слышать подобное о своих способностях, которые со временем начинаешь воспринимать как само собой разумеющееся, — но ты всё же глуп, нейтрал.
Тон её голоса меняется. Она думает, я не заметил, как маленькая ручка стянула с пояса моих штанов один из ножей. Встал на ноги, как только змеевидное тело в последний раз дёрнулось на траве, чтобы навечно застыть.
— Что мешает мне воткнуть его тебе прямо в сердце?
Её растрёпанные волосы лезут на глаза, падая на лоб, но агара не собирается рисковать и отвлекаться на то, чтобы убрать их.
— Ничего, — перехватив сапфировый взгляд. Ошибка. Она сама не поняла, ошиблась, хотя должна была знать, что нельзя смотреть нейтралам в глаза, — абсолютно ничего, — улыбнувшись, когда она растерянно вскрикнула, потому что её левая рука помимо её воли поднялась вверх, чтобы откинуть назад прядь волос, заправить её за ухо и щёлкнуть её же по аккуратному носику.
— Какого чёрта?
А уже в следующее мгновение забрать из тонких дрожащих пальцев нож, который она упорно не хочет отдавать…и с таким же упорством протягивает его мне.
Притянул к себе девчонку, и тут же в голове раздался громогласный и крайне недовольный голос Главы Нейтралитета, объявивший срочный общий сбор. Случилось что-то крайне серьёзное, потому что сразу после этого призыва я услышал недовольное, обращённое лично к себе:
«— Введи свою девку в сон и немедленно ко мне в кабинет!»
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. СЭМ
Я не мог не отозваться на его сигнал. При всём своём желании послать его как можно громче и куда подальше всё же не мог. Глава никогда не призывал своих солдат просто так. Тем более учитывая, какие у нас были отношения. А сейчас я слышал в его голосе ярость и одновременно беспокойство, не позволившие проигнорировать этот вызов.
Когда оказался в широком коридоре дворца перед кабинетом Главы, мысленно чертыхнулся, явственно ощутив запах Марианны, след которого медленно таял под мрачными сводами замка.
«Мам, где ты?», — коротко кивнув смотревшему прямо мне в глаза Лизарду.
«Дома…уже дома, милый. Что-то произошло?», — не скрывая волнения, проскользнувшего в мыслях.
«Нет, всё хорошо. Я на работе».
Чтобы отсечь дальнейшие разговоры, потому что основное я для себя выяснил. Беспокойство Морта не было связано с матерью, а всё остальное меня волновало постольку поскольку. Скорее всего, они оба были в его кабинете, когда Главе пришло срочное сообщение, после чего