Он помогал мне одеться, как заправская служанка, стягивал вверх корсаж платья, поправлял подол, ласкал, ведя пальцем по коже и не отводя взгляда от моих глаз.
— Шелковая…
— Ткань? — не могу оторваться. От него невозможно. Словно взглядами можно целоваться, сплетаться в единое целое. Как это называется…вот это невыносимо болезненное ощущение в груди, когда хочется плакать и одновременно кричать? Как оно называется у смертных…ведь этому есть название.
— Твоя кожа…Ами.
Провел костяшками пальцев по ключице и поднялся вверх по шее к подбородку, провел по щеке, и я невольно закрыла глаза, наслаждаясь лаской.
— Как я…первый? Ты же агара.
Прислоняясь лбом к моему лбу и перебирая длинными пальцами мои локоны, пропуская их между фалангами, и рыжий цвет уже не кажется мне настолько отвратительным.
— Наверное, я была сделана только для тебя. И ждала, пока ты появишься в моей жизни.
Подняла взгляд и вздрогнула от того, насколько ярче засияла синева, пробиваясь через мрак, поедая его сочным оттенком. В моих словах была доля правды. Циничная. Та правда, которую мне внушал Ибрагим. Я, действительно, ждала его, и моя девственность предназначалась для сына Главы Нейтралитета, чтобы потом умело использовать его в своих целях. Но чем больше времени я проводила со Штормом, тем сильнее убеждалась в том, что я не хочу наказывать тех, кто не виновен в смерти моей матери.
Я вообще уже не хочу никого наказывать… с ним хочу быть. Рядом. Видеть, как меняется его взгляд, видеть, как смотрит на меня, и улыбка касается уголков его губ. Моя улыбка. Для меня. Мне никто и никогда вот так не улыбался, никто не трогал мои волосы и не прислонялся лбом к моему лбу.
— Говорить у Морта я буду, а ты молчи, поняла?
Кивнула и неожиданно для себя попросила.
— Поцелуй меня еще раз, пожалуйста.
От неожиданности его глаза расширились и вспыхнули. Обожгли мне вены возвращающимся невыносимым голодом. Привлек к себе за затылок, так близко, что теперь наши губы почти соприкоснулись.
— Зачем? Что для тебя значит поцелуй, Ами?
Перевела взгляд на его губы и невольно провела по ним пальцами, трогая их шелковистую мягкость.
— Когда ты меня поцеловал, мне показалось, что наши души сплелись в одно целое, так же, как и тела. — очертила его верхнюю губу и снова провела по нижней, — Поцелуй — это слияние душ, — вдохнула, когда почувствовала его выдох, — твое дыхание в моем.
— Маленькая Ами верит, что у таких, как мы, есть душа?
— Ами знает, что она есть. Прикоснись к моей душе, и ты тоже узнаешь.
Жадно прижался губами к моему рту, и я задрожала, зарываясь пальцами ему в волосы. В такие непослушные, буйные, всегда растрепанные, словно их исковеркало ураганом. В мои мысли ворвался его голос.
«Я бы прямо сейчас жадно трахнул твое тело еще раз, но я это сделаю потом. Морт ждет отчета».
Пока он говорил и рассказывал, как прошла операция, я с любопытством наблюдала за ними обоими. Этот жуткий треск электричества раскаляющий воздух, исходящий от Шторма, и спокойная защитная аура Морта. Она отражает каждый удар, вибрирует, как мембрана.
— Почему демона убили, а не усыпили, как было задумано изначально?
Морт резко повернулся ко мне, и белесые глаза вонзились мне прямо в мозг, в ту же секунду Шторм стал между нами и отсек ледяные щупальца, впившиеся в сознание.
— Я уже все сказал. Медузе больше нечего добавить. Она выполнила мое указание на месте.
— Неужели?
Обошел Шторма и остановился напротив меня. Никогда и никого я не боялась так, как Главу Нейтралитета. И самое жуткое — это он управлял моими эмоциями. Заставлял бояться или, наоборот, расслабиться.
— Она не выполнила твое указание. Она нарушила приказ и сделала так, как захотела, да, Ами Шай? Ты ведь знала, что может произойти после убийства и какому риску ты подвергнешь весь отряд?
Я напряглась всем телом и выпрямила спину, чувствуя, как теперь мембрана образовалась вокруг меня. Меня накрыло непроницаемым куполом, и взгляд Морта словно был направлен из-за плотного стекла. Физически я его больше не ощущала. Его блокировали…Шторм. Защищает. От отца.
— Она разве не показала тебе, почему убила демона, и нарушила твой приказ, а Шторм?
— Я сказал, что убить его — это и был мой приказ.
Морт рассмеялся и подмигнул мне.
— А маленькая агара оказалась еще талантливей, чем я думал. Правильно. Покровительство сына еще круче, чем покровительство отца. Способности хамелеона поистине потрясающие.
Вся кровь прилила к моим щекам, и я замерла, понимая, что имеет ввиду Глава Нейтралитета. Что я соблазнила сына, чтоб иметь влияние на его отца. Иметь власть над обоими…Как подлая и хитрая тварь. Такой он меня считает…и правильно. Я действительно была такой. Но все изменилось…
— У тебя все? Отчет принят? Мы можем быть свободны?
Морт резко повернулся к сыну, и его глаза стали молочно-белыми, а веки сощурились.
— Можете быть свободны. Но если еще один раз твоя агара посмеет своевольничать, я казню ее без того, чтобы испросить у тебя разрешения. Научи ее дисциплине.
Когда мы вышли из кабинета Морта, я не успела сделать даже вздох, как меня вихрем вынесло в лестничный пролет и вверху и внизу с лязгом захлопнулись двери.
— Что ты должна была мне показать?
Вдавил силой взгляда в стену, и я от боли в ребрах чуть не задохнулась. Широко открыв рот, пыталась сделать хотя бы вдох и не могла. Черные глаза Шторма горели дикой яростью.
— Я взломаю твой мозг, как яичную скорлупу, если ты…
Я перехватила его руку и нежно провела пальцами по его ладони.
— Зачем ломать…ты можешь просто в меня войти.
Ребра сдавило с такой силой, что от боли слезы навернулись на глаза, и они закатились в предобморочном мареве.
— Мне не до твоих хамелеонских штучек…
Силой водрался мне в голову, но удара о защиту не последовало, я раскрылась для него вся…позволяя унестись вместе со мной вслед за жуткими воспоминаниями, в которых Рафаэль на наших глазах насиловал совсем юную агару с дикой жестокостью. Нет, не членом. Он насиловал ее …ножом, кромсал ей внутренности и дергал второй рукой свой член. Она дико кричала, истекая кровью, а я … я от ужаса рвала на пол содержимым своего желудка, а потом бросилась на него с диким рыком, чтобы убить ублюдка. Меня заперли в яме и не кормили за это несколько дней… а потом заставили смотреть снова и снова, кому продают других агар, как зверски калечат их тела и души, и чего стоит их жизнь. Чтоб я ценила свою и особое отношение Ибрагима к своей собственности.
Боль в ребрах стихла мгновенно, а меня все еще трясло от воспоминаний, и по щекам катились слезы. Почувствовала, как его пальцы вытирают их, гладят мои скулы, веки…как кончик языка касается мокрых дорожек, а губы накрывают мои, и соль во рту растворяется вместе с его горячим дыханием.
— Ели бы ты мне рассказала, я бы дал тебе убить его тысячу раз, маленькая. Сотни тысяч раз. Посмотри на меня.
Я приподняла веки и встретилась с ним взглядом, а потом сама набросилась на его губы, нагло прорываясь языком к его языку, чтобы сплести их вместе и жалобно выдохнуть, когда по телу прошла судорога возбуждения.
— Никогда ничего не скрывай от меня, Ами.
А меня уже трясет от его близости с такой силой, что, кажется, я с ума схожу. Снова приникая к его губам, сжимая его волосы обеими руками и выгибаясь всем телом.
— Ты что творишь?
— Трогаю твою душу… — выдохом ему в губы, кусая полную нижнюю до крови и слыша тихий рык. — я хочу…хочу трогать твое тело.
И перед глазами — мы в его спальне, и я снимаю с него всю одежду. Сначала кожаный плащ, затем жакет, и выдыхаю, увидев его голую грудь, отливающую бронзой, с выпуклыми грудными мышцами и выпирающими прямоугольниками железного пресса. Со стоном веду по его груди обеими ладонями, и в ту же секунду он перехватывает мои руки. Мы снова на узкой лестничной клетке.
— Правила. Никаких прикосновений.
— Не могу, — тяжело дыша и притягивая к себе за жесткий ворот жакета. — я хочу тебя чувствовать…Сэм. Целовать твое тело, касаться тебя по-разному. Хочу тебя. Я не знаю, как это называется я хочу тебя…больше, чем хочу.
— Что называется, Ами?
— То, что я чувствую…не знаю, как называется.
— Похоть? — оттягивает мою нижнюю губу и ведет большим пальцем по десне, вниз по подбородку и по моей шее, оставляя влажную дорожку.
— Нет…мягче, нежнее и в то же время острее, больнее. Похоть живет здесь…
Схватила его за руку и прижала к низу живота. Черные глаза вспыхнули и обожгли голодным взглядом.
— А то, что ты чувствуешь, где живет?
Дышит мне в губы так отрывисто и горячо.
— Здесь.
Положила ладонь к себе на грудь.
И сама не понимаю, как мы оказались в его комнате в полумраке. И я так же, как и в своих диких фантазиях, снимаю с него вещи, жадно пожирая взглядом великолепное мужское тело. Вся дрожу только от одного взгляда на него, только от одного присутствия рядом и запаха. Этого умопомрачительного запаха разврата и предвкушения. Каратель смотрит на меня из-под длинных, пушистых ресниц, едва-едва улыбаясь уголками чувственных губ.
Тяжело дыша, стараясь унять бешеное сердцебиение, подошла вплотную и резко рванула материю жакета на его груди, и сама же застонала, когда распахнула рубашку и обнажила тело. Никогда не видела такой красоты, никогда в своей жизни, повидавшая тысячи мужских тел агара не дрожала от вида голой мужской груди. Повела по ней ладонями, глядя ему в глаза и видя, как их подернуло дымкой, рот приоткрылся, обнажая кончики клыков по бокам, и это выглядело завораживающе до такой степени, что у меня на теле выступили капельки пота. Ногти зацепили соски и опустились вниз к животу. Стоит, расставив ноги опустив руки, сжатые в кулаки вдоль тела и только взглядом, обещает разодрать меня на куски. Иллюзия призрачной власти…и осознание, что до меня никто и никогда не трогал его тело.