Мирослава хотела спросить, почему же как на грех но воздержалась. И Караваева продолжила свой рассказ:
– Живота у Адочки заметно не было, и Руднев, не догадываясь о том, что она беременна, сделал ей предложение. Я посоветовала моей девочке во всём признаться жениху, но Ада ни в какую. Владлен Егорович тогда уже был очень богат, и она побоялась, что он не захочет воспитывать чужого ребёнка. Тогда я, недолго думая, решила убить сразу двух зайцев. У меня была вторая племянница – Лидочка. Они с мужем очень хотели ребёночка, но так получилось, что бог им его не давал. Вот мы и решили, что Лида с мужем удочерят родившуюся девочку. УЗИ уже показало, что у Ады родится дочка. Лида с мужем в то время жили в другом городе. И тут нам снова подфартило, Владлен Егорович по делам вынужден был отсутствовать в течение четырёх месяцев. Ада сказала, что пока поживёт у меня. На самом же деле мы поехали с ней к Лиде, там Ада и родила. Для того чтобы никто ни о чём не догадался, сёстры решили больше не видеться.
– Круто! – не удержалась Мирослава.
– Я тоже этого решения своих девочек не одобряла, – тяжело вздохнула Караваева, отвечая не на слова, а на выражение лица детектива, – но примирилась с ним. Когда Ксении было лет десять, Лида с мужем переехали в наш город, а вскоре Лида и Ксюша остались вдвоём. Я жила в своём доме, но часто их навещала, а они меня. Уже не было в живых ни мужа Лиды, ни Владлена Егоровича, и я говорила племяннице, что надо бы опять начать родниться с сестрой. Но теперь уже Лида не хотела признавать Аду своей сестрой.
– Почему?
– Боялась она, сердечная, что Ксения узнает, что родная её мама не она, Лида, а её сестра Ада.
– Понятно, – проговорила Мирослава, ничуть не убеждённая в правильности решений и поступков двух сестёр.
– А тут, надо беде случиться, – снова заговорила Фаина Никаноровна, – Лидия тяжело заболела. Ей потребовалось лечение за границей. А оно таких денег стоит! – Караваева схватилась за голову и, тяжело вздохнув, продолжила: – Но когда вопрос встал о жизни и смерти Лидочки, я наплевала на все их запреты и, позвонив Аде, рассказала ей всё, как есть. А она хоть и не отличалась человеколюбием, не смогла отказать в помощи родной сестре и дала денег. Ксении мы с Лидой рассказали об Аде как о её родной тётке. Она долго не могла взять в голову, почему это она столько лет ничего о ней не знала. Мы твердили как заведённые, что так сложились жизненные обстоятельства. Ксения и верила нам, и не верила. Но в то время для неё главное было спасти мать, и она приняла помощь тётки. А тут Аде шлея под хвост попала, она решила во что бы то ни стало познакомиться с Ксенией поближе и настояла, чтобы на время пребывания Лидии за границей Ксения пожила у неё.
– Зачем ей это было надо? – спросила Мирослава.
– Я подозревала, что Ада хочет Ксении признаться, что она и есть её родная мать. Я заклинала Аду не делать этого. И она мне пообещала. Но я так и не поверила ей до конца.
– Вы, конечно, не знали, что Ада Константиновна составила завещание в пользу своей вновь обретённой дочери?
– Откуда?! – отмахнулась Караваева.
– Однако основной инстинкт победил в Аде Константиновне материнский, – тихо проговорила Мирослава.
Но все трое услышали её. Парни сразу поняли, что она имела в виду, а Фаина Никаноровна покачала головой, и по всему было видно, хотела задать детективу вопрос, но по причине, известной только ей, так и не озвучила его.
Вместо этого свой вопрос Караваевой задала Мирослава, хотя и не слишком-то надеялась на ответ.
– Фаина Никаноровна, вы помните, как звали парня, с которым встречалась Ада Константиновна и от которого родила свою дочь?
– Отца Ксении, – к её удивлению, отчеканила старушка, – звали Кирилл Несторович Пинчуков.
– Откуда вам это известно?
– Я выпытала его имя у Ады. И наводила о нём тогда справки. Даже думала заставить его жениться на Аде. Но то, что я узнала о нём, мне не понравилось, и я оставила свою затею.
– И почему же он был недостоен вашей племянницы?
– Во-первых, с тех пор как его выперли из армии, он нигде постоянно не работал. Перебивался случайными заработками. Но жил на широкую ногу. Я заподозрила его в том, что он связан с ворами или чего ещё похуже. А во-вторых, добрые люди сказали мне, что он обхаживает вдову торговца рыбой.
– Какой рыбой? – удивились все трое её слушателей.
– Обыкновенной. Мороженой. У неё было два магазина на разных рынках.
– И что же, женился он на ней?
– Чего не знаю, того не знаю, – развела руками Караваева, – я больше не интересовалась его судьбой.
Из чистого любопытства Мирослава спросила:
– А где же ваша племянница познакомилась с таким сокровищем?
– Известно где, – сердито фыркнула Караваева, – на танцульках!
– На танцульках?
– Они в ту пору дискотекой назывались.
– Да, было такое явление.
«Что ж, где теперь Пинчуков и чем он занимается, будет нетрудно выяснить», – подумала Мирослава и спросила:
– А у Ксении, кроме вас, ещё есть родственники, может быть, дальние?
– Ни дальних, ни близких нет, – отрезала Караваева, – только я и Лида.
«Родственники могут быть со стороны биологического отца Ксении, но Караваева о них, естественно, не знает», – решила Мирослава. Она вспомнила слова Ксении, что капля крови с её юбки может принадлежать помощнику нотариуса, подарившему ей розы. Как там бишь его? А! Андриан Окаров. Не Пинчуков…
Но поговорить с помощником нотариуса всё равно стоит, так как именно он в ночь убийства Рудневой по просьбе своего шефа выходил из дома за оставленными в машине документами. Но из протоколов, которые майор всё-таки показал Мирославе, было видно, что сам Окаров не обмолвился даже словом о том, что покидал дом.
Однако она решила отложить разговор с Окаровым на потом и побеседовать ещё раз с горничной Ганиной.
Глава 24
Мирослава подумала, что ей пока больше не следует светиться в доме Рудневых, и, позвонив Тамаре, попросила девушку прийти к дубу, к которому так любил прижиматься её отец Глеб Лазаревич. Тамара оценила шутку и, хмыкнув, пообещала явиться к восьми вечера.
Было ещё довольно светло, и Мирослава, подойдя к дереву без двух минут восемь, сразу заметила девушку. Тамара в своём пёстром платье на фоне тёмной коры была похожа на диковинную бабочку.
– Привет, – обронила детектив.
– Привет, – ответила девушка, – прижимайтесь тоже, если любопытные увидят нас, то решат, что доченька пошла по стопам отца, ещё и фанатку с собой к дубу прилепила.
– А что, о пристрастии вашего отца к дубам известно многим?
– Да практически всем аборигенам, – улыбнулась горничная.
– Что ж, отлично, – Мирослава прижалась к дубу и спросила: – Тамара, вы не помните, в тот вечер никто не проливал на себя сок, кофе, вино?
Девушка посмотрела на детектива с изумлением и спросила:
– А вы откуда знаете?
– Я не знаю, – тихо ответила Мирослава, – просто предполагаю.
Девушка вздохнула и призналась:
– Я пролила вино на Окарова, но, честное слово, я нечаянно, – тут же заверила она.
– И как же это случилось? – спросила Мирослава. – Вы несли поднос с бокалами?
– Угу.
– И он налетел на вас?
– Нет! В том-то и дело, что это я на него налетела! Я чуть не умерла от ужаса! – видимо припомнив пережитые ощущения, Тамара прижала руки к груди.
– И что было дальше? – спросила детектив.
– Я сдуру предложила ему папину одежду. Но он отказался!
– И что?
– Покинул гостиную и вернулся минут через двадцать в других брюках и рубашке.
– Что же стало с одеждой, залитой вином?
– Я хотела отдать её в химчистку, а потом вернуть ему. Но он отказался и попросил меня не беспокоиться и вообще забыть об этом инциденте.
– Но вы не забыли, – констатировала Мирослава.
– Да разве забудешь такое! – воскликнула девушка. – Ведь вещи у Окарова дорогие. Хорошо, что с ботинок вино можно стереть. Они у него вообще итальянские! И стоят уйму денег!
– А вы откуда знаете?
– Я хорошо разбираюсь в брендовых вещах, – гордо заявила девушка, она улыбнулась, – образовываюсь, я же не собираюсь весь век в этом болоте просидеть.
«Лихо, – подумала про себя Мирослава, поняв, что болотом Тамара назвала обитель богачей «Тихую гавань». – А может, и впрямь болото, – мысленно согласилась она, – если здесь затхлым пахнет».
Поблагодарив девушку, Мирослава отлепилась от ствола дуба и пошла по направлению к оставленной недалеко «Волге». Она позвонила Миндаугасу и сказала:
– Морис, постарайся как можно скорее раскопать всё, что можно, о помощнике нотариуса Ильи Артемьевича Белоногова Окарове Андриане Кирилловиче, а также о его родителях.
– Хорошо, – только и обронил Морис.
Застать в это время на рабочем месте Отбывайко Мирослава уже не надеялась, но на всякий случай позвонила ему на рабочий телефон.
– И кому черти покою не дают? – донёсся из трубки миролюбивый голос майора.
– Опанас Самойлович! – обрадовалась Мирослава. – Добрый вечер!
– Добрий вечир!
– Я так рада, что вы ещё на месте!
– Куды бидному селянинови дитися?
– Я сейчас к вам прибегу!
– Тока швыдче!
– Что?
– Не что, а шо! – передразнил её майор и снизошёл: – Быстрее, говорю.
– Ага. Одна нога здесь, другая там! – заверила Мирослава.
Примчалась она на самом деле быстро.
Майор встретил её причитанием:
– Ой, лишенько! Як я страждаю, як страждаю!
– И с чего это вы так исстрадались? – усмехнулась Мирослава.
– У меня это дело вот где! – без малейшего акцента произнёс майор и чиркнул себе ребром ладони по горлу.
– Ничего, Опанас Самойлович, потерпите ещё немного, – проговорила она голосом заботливой матери, которая уговаривает своё дитятко съесть ещё одну ложечку опротивевшей ему манной каши.
И майор с тяжким вздохом приготовился покориться.
– Опанас Самойлович, меня интересует одежда ещё одного человека.