В эту минуту он с удивительной ясностью осознал, как жесток мир Орокоса, какая бездна пролегает между благополучными горожанами и изгоями, вынужденными жить в гетто. Для таких, как Креч, вода, пища и тепло были чем-то привычным и обыденным, старик и его внучка представить себе не могли жизни без них. А обитателям Килатаса, равно как и многочисленных гетто, таким как Турпан и Моа, приходилось каждый день бороться за выживание, в поте лица добывая самое необходимое. И Протекторат делал все, чтобы бедняки оставались бедняками: он клеймил их татуировками и тщательно охранял границы гетто.
– Здесь не так опасно, – прогудел Ваго. – Но ничем не лучше.
Креч тяжело поднялся с кресла. Эфемера кинулась к деду и спряталась за него, неотрывно глядя на голема широко распахнутыми от страха глазами.
– Ты пришел, чтобы нас убить? – спросил Креч. – Я стар, мне и так недолго осталось. Я не боюсь умирать. Но я не позволю тебе тронуть Эфемеру. – Он положил худую, покрытую вздувшимися старческими венами руку на голову внучки.
– Я не причиню вам вреда. Я пришел не за этим, – сказал Ваго.
– Значит, ты ищешь своего создателя?
– Да.
– Тогда пойдем со мной, – вздохнул Креч.
Комната на верхнем этаже башни оказалась почти в точности такой же, какой Ваго ее помнил. У окна оставался небольшой уголок, свободный от медных труб и тикающих шестеренок. Там у стены стояла картина, с которой голем привык беседовать, оставаясь один. Теперь она снова была завешена тканью, как и в тот день, когда он ее нашел. Кто-то укрыл картину.
– Знаешь, мне жаль, что я тебя избил тогда, – продолжал Креч. – Прости меня. Просто… Просто ты напомнил мне о ней. Я ведь из-за нее и взял тебя к себе. Вероятностный шторм украл ее и дал мне тебя. Так вот глупо Шторм-вор подшутил надо мной: унес мою красавицу-внучку и подсунул вместо нее другого ребенка, ребенка из металла и сухой плоти. И иногда я срывался и бил тебя, потому что… ты напоминал мне о моей потере. О моей внучке.
– О внучке? Ты говоришь об Эфемере? Креч печально покачал головой.
– Ее звали Эванеска. Но до меня доходили слухи. Даже до такого старика, как я, доходят слухи. – Он смотрел на Ваго, но черные линзы очков надежно скрывали выражение старческих глаз. – Теперь ее называют Лелек.
Ваго подошел к картине и протянул руку, чтобы сбросить ткань.
– Не надо. Пожалуйста, – попросил Креч. – Через много дней после того, как Эванеска пропала, я увидел ее на этой картине. Когда случился шторм, она просто взяла и исчезла. Шторм-вор похитил ее. А потом я увидел ее на этой картине. Это было ужасно. Все равно что встретить ее привидение или увидеть ее в ночном кошмаре… – Он потер переносицу под очками в нелепой попытке отогнать боль, которую причиняли ему воспоминания. – Мне пришлось прятать картину от Эфемеры. Она тогда была еще слишком маленькой, чтобы понять. Эванеска исчезла вскоре после смерти ее родителей. Эфемера даже не помнит, что у нее была сестра… – Старик попытался сглотнуть, но в горле у него пересохло. – Я выбросил все картины из башни, но на эту рука у меня не поднялась. А вдруг… вдруг там есть частица моей внучки? Поэтому я поставил картину здесь. Спрятал ото всех.
Теперь Ваго понял, почему видел девочку чаще, чем все остальные, и почему она последовала за ним в Килатас. Здесь был ее дом. А за те тоскливые дни и ночи, когда он разговаривал с ней, они стали друзьями.
Ваго откинул покрывало. Креч отвел глаза.
– Ты ее дед, – сказал голем. – Посмотри на нее.
Эванеска стояла, облокотясь на парапет канала, ветер играл ее светлыми волосами – он дул ей в спину, и казалось, будто белые локоны отделились от полотна картины, обрели объем и реют в воздухе.
Словно помимо своей воли, Креч медленно повернулся к картине. Его лицо окаменело, но вскоре он немного расслабился.
– Кажется, ей там хорошо, – робко сказал он. – Ведь правда же, похоже, будто ей хорошо? Она выглядит веселой…
– Иногда она веселая, – ответил Ваго. – Иногда грустная. Но главное – она здесь.
Креч не мог отвести глаз от своей внучки.
– Ты повзрослел, Ваго. Ты уже не тот ребенок, каким был, когда жил с нами, – рассеянно произнес старик.
– Трудно оставаться ребенком, когда увидишь, что стало с миром, – ответил Ваго.
– Вот почему мы оберегаем от него наших детей, как можем, – отозвался Креч. – Однако как бы мы ни старались, безмятежная пора детства проходит слишком быстро. – Старик по-прежнему неотрывно глядел на картину, но вдруг его лицо сморщилось, и из-под очков потекли слезы. – О, моя Эванеска… – прошептал он. – Прости меня…
Но девочка на картине не шелохнулась.
Через некоторое время Ваго неловко пошевелил крыльями.
– Когда-то ты сказал, что у тебя есть кое-какие догадки насчет моего создателя, – напомнил он.
– Ах да. – Креч словно очнулся. – Ну, это очень просто. Видишь ли, механизмы, встроенные в твое тело, когда-то привели меня в восторг, и я посветил немало времени их изучению. Многие из них принадлежат к науке Угасших, но кое-что сделано после Угасания, и если присмотреться, то можно увидеть клеймо изготовителя на отдельных компонентах.
– Клеймо изготовителя?
– Мелкая гравировка, которая говорит о том, кто сделал ту или иную деталь. Как подпись художника на картине.
– Креч… Откуда я взялся? – спросил Ваго.
– Из Нулевого шпиля, – ответил ему незнакомый голос.
Это был Лизандр Бейн. Теперь он вышел из-за рядов труб и сразу же взял голема на мушку.
– Тебя создал Протекторат, – сказал Бейн. – Тебя создали мы.
Ваго инстинктивно напрягся и присел, готовый прыгнуть. Но бежать было некуда. Слишком тесно. Разве что выскочить в окно, да и то Бейн может успеть выстрелить… Ваго все равно бы попытался использовать этот шанс, но в незнакомце было что-то такое, что-то…
Ваго знал его. Он чувствовал, что видел этого человека раньше. Только не мог вспомнить, откуда. Лицо в окошке бака, самое раннее его воспоминание?.. Нет, это не он. То был Тукор Кеп. Тогда кто это?
– Побегал и хватит, – сказал Бейн. – На лестнице наши люди. От тайной полиции не скроешься. Возвращайся к нам. Возвращайся домой.
Ваго злобно посмотрел на Креча, и тот попятился.
– Прости, – пробормотал он. – Прости.
– Что вам от меня нужно? – оскалился Ваго. – Я только хочу найти своего создателя. Я ищу Тукора Кепа.
Бейн сперва удивился, а потом расхохотался.
– Ой, не могу!.. Похоже, ты совсем запутался! – Он недобро ухмыльнулся. – Ты и есть Тукор Кеп.
4. 3
Турпана и Моа снова попросили прийти в дом Чайки. Точнее говоря, это была не столько просьба, сколько приказ. Турпан заподозрил, что предводительница Килатаса встретит их не в лучшем расположении духа. И оказался прав.
На верфи кипела лихорадочная деятельность. Жители Килатаса спешили закончить строительство последних судов к началу великого исхода. Каждый спущенный на воду корабль означал, что шансов выжить при нападении водорезов станет чуть больше. Теперь, когда был точно известен заветный день отплытия, у усталых, голодных кораблестроителей открылось второе дыхание. Скоро они наконец-то осуществят свою мечту, то, ради чего много лет назад основали этот подземный город.
Другое дело, получится ли у них и в самом деле достичь иной земли? Ну, как верно сказала когда-то Чайка, это вопрос веры. И люди верили.
Турпан и Моа в сопровождении охраны прошли в дом главы общины под оглушительньш грохот и стук молотков. Солнце уже село, но в гигантской пещере повсюду горели факелы. Бреши в западной стене прикрыли щитами, чтобы свет не был виден с моря. Кораблестроителям предстояло трудиться всю ночь. Шум стоял такой, что Турпан и не надеялся уснуть.
Чайка даже не сочла нужным поздороваться, когда они вошли. Ее взгляд был прикован к картине на стене. Не обернувшись на вошедших, женщина поманила их рукой.
– Знаете, что вы наделали? – ледяным тоном спросила она.
Моа съежилась, услышав в тихом голосе Чайки гнев, готовый вот-вот обрушиться на них.
– Знаете, сколько жизней вы подвергли опасности, когда притащили сюда этого голема?
Комнату освещал только призрачный свет свечей, в углах комнаты и на истощенных лицах людей лежали густые тени. Когда Ваго исчез, люди Чайки обыскали Килатас вдоль и поперек, однако так его и не нашли. Голем каким-то образом умудрился сбежать.
– Он нам не враг! – воскликнула Моа. – Он не сделает ничего такого, что могло бы…
– Откуда ты знаешь? – резко перебила ее Чайка. Ее гнев наконец вырвался наружу, и мишенью оказалась Моа. – Что тебе вообще известно о нем? Об этой твари, которую ты привела в мой город? Ты хоть понимаешь, что мы тщательно проверяем каждого человека, прежде чем позволить ему узнать о нашем убежище? Да если бы не ты, мы бы вообще не впустили сюда этого голема! В следующий раз, когда увижу Кроншнепа, я с ним поговорю. Идиот покрюченный, впустить сюда подобную тварь!
– Не надо вымещать на ней свою досаду! – вмешался Турпан. – Мы не виноваты, что вы его плохо охраняли. А когда мы принесли птицу, ты ведь обрадовалась! И не постеснялась использовать ее, чтобы поднять боевой дух своих людей! А как мы могли принести птицу, не взяв с собой голема? Откуда нам было знать, что он сбежит?
Упрек достиг цели. Накануне Чайка действительно произнесла речь, поведав всему Килатасу о том, что они нашли еще одну птицу с чужой земли, а это, дескать, добрый знак, предвещающий удачу в их далеком странствии.
Моа чуть не плакала от незаслуженной обиды, но Турпан невозмутимо выдержал суровый взгляд Чайки.
– Можете валить вину на кого угодно, – холодно сказал он. – Это ничего не меняет. Зачем ты нас позвала? Чтобы накричать на нас?
Его слова немного остудили гнев предводительницы. Она отошла в глубину комнаты, распустила свой «конский хвост» и снова завязала волосы, еще туже.
– Картина. Посмотрите на картину.
Они перевели взгляд на городской пейзаж, где несколько дней назад видели таинственную девочку по имени Лелек. Она и теперь была там, только стояла вдалеке, на заднем плане, и настойчиво указывала пальцем туда, где за рядами домов, на самом краю картины, возвышалась зловещая черная башня. Нулевой шпиль.