— Бассет ничего мне не предложил.
— Между вами существуют какие-то разногласия?
— Сэр Кристофер, в этом графстве мало что можно сохранить в тайне. Для человека вроде вас, вращающегося в обществе и имеющего многочисленные источники информации, вряд ли секрет, что лорд Данстанвилль не предложил мне свое покровительство. Мы по-прежнему поддерживаем знакомство, но сотрудничество, по крайней мере в том, что касается парламента, прекратилось.
— Могу я спросить почему?
— У нас были... как бы сказать... разногласия в определенных сферах. Позвольте спросить, вы всегда во всем согласны с Фрэнсисом Бассетом?
Хокинс слегка улыбнулся.
— Едва ли... Но если вы потеряли покровительство Данстанвилля и нажили врага, хотя бы на некоторое время, в лице лорда Фалмута, то ваши возможности весьма ограничены.
— Только не в графстве, где избирают сорок четыре члена парламента.
Сэр Кристофер вытянул ноги. Они обедали на втором этаже, но скрип телег на улице иногда прерывал разговор.
— Как вы знаете, мистер Уорлегган, у меня три места, но они уже заняты.
— Но всё же мне хотелось бы получить ваш совет.
— Сделаю всё, что смогу.
— Как вы знаете, сэр Кристофер, я состоятельный человек и наслаждаюсь своим богатством. Вы знаете, что лорд Данстанвилль сказал на последнем приеме в своем доме?
— Это достоверно?
— Мне передал один из присутствующих там гостей. Он сказал: «Дед мистера Джорджа Уорлеггана был кузнецом, работал в Хейле и не имел гроша за душой. Но мистер Джордж Уорлегган своим усердием и с помощью везения нажил двести тысяч фунтов».
Хокинс бросил на хозяина дома пронизывающий взгляд, но промолчал. Джордж встретился с ним взглядом.
— Единственная неправда в этой ремарке, сэр Кристофер, в том, что кузница моего деда была не в Хейле.
Хокинс кивнул.
— Что ж, могу только поздравить вас с таким состоянием. Фрэнсис Бассет наверняка думает так же. Даже такой богач как он не может себе позволить презирать других богачей.
— Возможно, — Джордж снова потянулся за бокалом. — Но раз уж у меня есть деньги и я готов их тратить, то буду весьма вам признателен за совет, как мне лучше всего избраться в парламент. — Он помолчал. — Естественно, готов оказать вам любую услугу взамен...
Наверху заплакал ребенок. Валентину с раннего детства часто снились кошмары.
— Если бы вы обратились ко мне до сентябрьских выборов, мистер Уорлегган, я бы с легкостью решил эту проблему. Обычно правительство продает места по три или четыре тысячи фунтов.
— Но тогда я был членом парламента от Труро.
— Да-да, я понимаю. Но сейчас...
— Я мог бы купить и место от округа. Не хочу находиться у кого-то под патронажем. Я хочу быть сам себе хозяином.
— Это обойдется гораздо дороже. И конечно, придется действовать не столь открыто. Нужно учитывать мнение выборщиков.
— Ах, выборщиков... Но только не в определенных округах. Какие округа вы контролируете, сэр Кристофер?
— У меня есть интересы в Грампаунде и Сент-Майкле. Голоса там принадлежат местным налогоплательщикам.
— Что это значит?
— Грубо говоря, тем, кто платит на нужды прихода.
— И сколько таких людей в каждом округе?
— Официально считается, что пятьдесят в каждом, но на самом деле меньше.
— И как патрон может повлиять на выборщиков, если это не слишком резкое выражение?
— Он владеет домами, в которых они живут, — сухо ответил сэр Кристофер.
— Ах вот как...
— Но нужно действовать аккуратно, мистер Уорлегган. Если обнаружится, что выборщиков подкупили, то по требованию парламента выборы могут объявить недействительными, а избранного таким образом человека или его покровителя могут отправить в тюрьму.
Джордж поиграл гинеями в кармашке для часов.
— Не сомневаюсь, что вы дадите мне указания, как лучше себя вести в таких делах. Взамен я сделаю для вас, что потребуется, как банкир или посодействую, если у вас есть интерес в плавильном деле, горной добыче или судоходстве. Прошу, дайте мне знать. Я с радостью вам помогу.
Хокинс уставился темными, налитыми кровью глазами на свой бокал.
— Я наведу для вас справки, мистер Уорлегган. Обстоятельства постоянно меняются, вполне вероятно выпадет шанс купить подобную собственность, а может, и нет. Это дело случая. Но больше всего — денег. Они открывают многие двери.
— Деньги у меня есть, — сказал Джордж, — и я вложу их по вашему совету.
Глава третья
Первый усталый путешественник наконец-то прибыл домой. Он спешился и вошел в дом вместе с женой, пока над ними сгущались сумерки, накатывая, как прилив. Детей только что уложили, и Росс решил их не будить, пусть это станет для них сюрпризом утром. Он взглянул на них, а жена заверила его, что с ними всё в порядке. Внизу снова поднялась суматоха, раздались шаги и звон посуды — подали ужин, и они вместе поели.
Во время еды они разговаривали о будничных вещах. Джинни Скобл родила еще одну дочь, ее назвали Бетти. Джек Кобблдик поранил ногу во время вспашки и слег. Два поросенка, Прилив и Отлив, подросли, и как водится, их зарезали, но их место заняла новая парочка, из первого помета Отлива, они получили те же имена, и дети утешились. На прошлой неделе Джуд Пэйнтер напился и свалился в могилу, которую только что выкопал, пришлось его оттуда вытаскивать. Изекииль Скауэн отпраздновал восемьдесят четвертый день рождения и заявил, что вот уже шестьдесят лет у него нет ни единого зуба. Дэниэлы сделали ему пирог. Толли Трегирлс наткнулся на таможенников, но сумел удрать неузнанным. На прошлой неделе Верити написала, что в Фалмуте эпидемия кори.
— Ребенок Дуайта, — сказал Росс, который больше ел, чем говорил, — и Кэролайн. Что с ним не так?
— Сара? О чем ты?
— Так ее зовут? Разумеется, я помню, ты писала мне. Она неполноценна? Я имею в виду умственно.
— Нет, Росс, нет. Нет никаких причин предполагать такое! Однако Кэролайн тяжело перенесла беременность, и ребенок родился маленьким. Она до сих пор маленькая и довольно слабая. Но почему ты подумал?..
— Этот опасный осел в одежде церковника, Осборн Уитворт, сказал это сегодня в карете из Сент-Остелла. Он предположил, что ребенок слабоумный и целый день пускает слюни.
— Все дети пускают слюни, Росс. Как старики. Но не думаю, что Сара хуже других. Должно быть, он сказал это от злости.
— Слава Богу. А они счастливы в браке?
Демельза подняла брови.
— Разве нет?
— Иногда у меня появляются опасения. Они такие разные, и в мыслях, и в поступках.
— Росс, они любят друг друга.
— Да. Все надеются, что этого достаточно.
Тут вошла Джейн Гимлетт, чтобы убрать со стола, и они перешли в старую гостиную, которая выглядела точь-в-точь, как Росс помнил с детства, даже пахло там также. Однако он отметил починенное кресло и две новых вазы с цветами — колокольчиками, тюльпанами и лакфиолями. В те годы, когда Демельза превращалась из прислуги в его друга, а потом и жену, первым признаком совершающейся перемены стали цветы в его комнате. Росс со всеми подробностями помнил тот день, когда он впервые переспал с Демельзой, а наутро заехала Элизабет, и во время разговора зашла Демельза — босая, кое-как одетая, растрепанная и с букетом колокольчиков в руках. Она протянула цветы Элизабет, а та, вероятно что-то почувствовав, отказалась. Сказала, что они завянут по дороге домой. А после ее ухода Демельза села ему на колени — словно инстинктивно предъявив свои права.
Что ж... С тех пор кое-что изменилось. Демельза изменилась.
Росс с трудом раскурил трубку от затухающего огня, выпустил дым и снова сел.
— Ты похудела, — сказал он.
— Правда? Может, чуть-чуть.
— До сих пор переживаешь из-за Хью?
Она уставилась в огонь.
— Нет, Росс. Но может быть, немножко за мужа.
— Прости. Мне не следовало этого говорить.
— Следовало, если ты так думаешь.
— Тогда мне не следовало об этом думать.
— Наверное, иногда мы просто не можем сдержать порывы. Но надеюсь, всё это время в Лондоне ты не думал, что я переживаю из-за кого-то другого.
— Нет... Нет.
— Говоришь не очень уверенно.
— Нет. Но с сентября я думаю о том, как сложно бороться с тенью.
Свечи моргнули от ветерка из открытого окна.
— Тебе нет нужды с кем-то бороться, Росс.
Он скосил глаза на трубку.
— Конкурировать.
— Или конкурировать. На некоторое время... Хью пришел в мою жизнь... Не могу сказать почему... И в мое сердце тоже, хотя раньше там был только ты. Но всё кончено. Вот и всё, что я могу сказать.
— Потому что он умер?
— Всё кончено, Росс. — Она моргнула, словно пыталась избавиться от несуществующих слез. — Кончено.
— Да.
— И вообще... — она встала, сверкнув темными глазами, и поворошила угли.
— Что?
— Об этом нет смысла думать.
— Но я думал.
— Наверное, этим и отличаются мужчины от женщин, да, Росс? Потому что всю жизнь с тобой мне пришлось бороться не с тенью, а с идеалом — с Элизабет. Мне... мне всегда приходилось конкурировать.
— Но это давно в прошлом. Но пожалуй, ты права. Что годится для одного...
— Нет, нет, нет и нет! Ты считаешь, что я позволила себе заинтересоваться Хью в отместку? Неужели ты так думаешь? Я сказала это только потому, что ты упомянул конкуренцию с памятью о ком-то. Этим я занималась всю свою замужнюю жизнь. Но это не может разрушить всё, что у нас есть.
Трубка так толком и не разгорелась. Росс положил ее на каминную полку и встал. За время своего отсутствия он как будто стал выше.
— Может ли это разрушить всё, что у нас есть? Нет. Мы приняли решение еще в сентябре. Но эта парламентская мишура подвернулась как раз вовремя. Мы расстались, у нас было время подумать, и я верю, что за это время мы смогли привести мысли в порядок.
Она вздохнула.
— И к какому же выводу ты пришел?
— А ты?
— Я всё решила еще в сентябре. Ничего не изменилось. Для меня и не могло ничего измениться.