Помимо смерти больной бешенством я еще увидела три последние минуты жизни владельца масляной мастерской на его кровати. Третья встреча со смертью случилась, когда Лао Сун с городской чайной фабрики, проезжая на тракторе по улице Мангодацзе, по какой-то неизвестной причине врезался в каменного льва у входа в здание правительства. Заводная рукоятка трактора застряла у него в груди, и меня забрызгало его кровью. Лао Сун испустил дух до приезда скорой помощи меньше чем в двух метрах от меня. По сравнению с собаками люди умирают богаче и разнообразнее, более странно и невероятно.
В течение долгого времени после этого разные люди утверждали, что по ночам видели собаку, упущенную Хай Куй, все еще с веревкой на шее, бродившую по мясным рядам, как волк. Хай Куй не поверила, поэтому несколько раз сама ночью пряталась в углу мясной лавки и караулила собаку, но так и не увидела ее. Другие рассказали, что, проходя ночью ночи мимо ветеринарной станции, видели крестьянку с растрепанными волосами, которая сидела на корточках под манговым деревом у ветеринарной станции и лаяла по-собачьи. В то время всякий раз, когда ночью в городе лаяла собака, у людей волосы вставали дыбом и по коже маршировали мурашки.
Ветеринар Инь изо всех сил пытался опровергнуть слухи, говорил, что живет на ветстанции и по ночам рядом даже кошки не мяукают. Никто не верил его словам, и его репутация в Даньчжэне – если она вообще была – резко упала, вплоть до того, что некоторые публично насылали на него проклятье, желая, чтобы как-нибудь его случайно укусила собака и он умер такой же ужасной смертью, как та крестьянка.
Однажды ветеринар Инь рассказал всем, что прошлой ночью во сне его за левую пятку укусила собака, и, когда он проснулся, то почувствовал тупую боль в укушенном месте, хотя никаких следов не увидел. Когда он рассказывал это, на его лице был страх, это не было похоже на притворство. Кто-то заверил его, что это всего лишь сон, и после того, как он проснулся, ничего не случится. Некоторые советовали ему сделать прививку от бешенства. Ветеринар Инь решил провести социологический опрос, чтобы узнать, сколько людей посоветуют ему не обращать на это внимания, а сколько – сделать прививку. Те, кто уговаривал его сделать прививку, – это те, кто не хотел, чтобы он умер, хорошие люди, а те, кто хотел, чтобы он умер, гавкая, – наоборот, плохие. В итоге большинство соседей говорили, что он беспокоится понапрасну, и высмеивали его, утверждая, что рано или поздно он умрет от страха перед своим кошмаром. Хотя ветеринар Инь знал, как справляться с миром сновидений, в тот момент он понял настроения людей в Даньчжэне. Он пытался спасти свою репутацию и доброе имя, оправдываясь перед каждым встречным, но это делу никак не помогало – временами жители Даньчжэня ничего не желали слушать.
Однажды кто-то хотел познакомить его с женщиной, которая похоронила уже трех мужей, но женщина наотрез отказалась:
– Какая баба пойдет за обреченного мужика?
Один такой аргумент стоил десяти тысяч.
Однако всякий раз, когда приходит тайфун, жители Даньчжэня испытывали необъяснимый страх перед собаками. В период штормового предупреждения рядом с собаками все находились в состоянии повышенной готовности и, заслышав лай, дрожали от страха. В сельской местности некоторые брали собак в поход за покупками, и другие держались от них подальше, опасаясь, что те набросятся на них и покусают. Почти все считали, что даже нормальные собаки могут заболеть бешенством в период штормового предупреждения. Верили даже в то, что кошки, куры, утки, рыбы, коровы, а то и люди из-за тайфуна становятся раздражительными и беспокойными, могут сходить с ума и делать немыслимые и неразумные вещи.
Беременная кошка
Вчера моя кошка Цици внезапно пропала. Я обыскала весь двор, но не нашла ее и следа. За последние несколько лет она ни разу не уходила с этого двора. Мы с ней были опорой друг для друга, она каждый день проводила со мной, не отлучаясь даже во сне. Каждый раз, когда я просыпалась, она неизменно поднимала голову и сочувственно смотрела на меня. В темную ночь ее черные глаза сверкали особенно ярко, она могла с одного взгляда увидеть меня насквозь, умела даже читать и понимать мои сны. Осмелюсь утверждать, что она вечно будет при мне, если только я не умру. Каждый раз, когда надвигался шторм, она всегда предсказывала его раньше других, становилась беспокойной и металась передо мной, словно призывая бежать, спасая свою жизнь. Я действительно собиралась сбежать. Я не то чтобы бросала ее, я просто не могла ее забрать. Цици знала обо мне все и теперь где-то сердито от меня пряталась.
Прячущуюся кошку поймать труднее, чем рыбу в течении паводка.
Я отчаянно звала Цици во дворе, всполошила Жун Чуньтяня, Жун Сятяня и Жун Цютяня, и в придачу Жун Дунтяня, который как раз занимался забоем лягушек. Они бесились от каждого моего крика и предупреждали, что лучше бы мне заткнуться. Даже Чжао Чжунго по прозвищу Китай, сидевший в инвалидном кресле, расстроился из-за меня и изо всех сил пытался выбраться из кресла – он всегда думал, что стоит только с него встать, как он тут же и побежит.
Они выгнали меня вон.
Я уж и не помню, сколько раз они грубо выгоняли меня с этого паршивого двора. Мое положение здесь даже хуже, чем у Чжао Чжунго. Потому что они думают, что я дочь сумасшедшей, которая питалась отбросами.
Так сказал Жун Яо. Вот почему я ненавижу его.
Цицин живот раздулся, как у беременной. Если прогноз ветеринара Иня верен, через несколько дней она должна родить. Я приготовила гнездо для нее и ее будущих котят, на возвышении, где наводнение не сможет их достать. Приближалась буря, а она убежала из дома, как та сумасшедшая женщина, о которой врали, будто она моя мать, она тоже будет лежать в конце улицы, и котята в ее животе погибнут, не успев родиться.
Я обыскала все мясные ряды и не нашла Цици. Я ходила к кинотеатру, к закупочному пункту, к зернохранилищу, к универмагу, на сельхозрынок, на улицу Цилоу, к другому универмагу… Я громко выкрикивал ее имя, но кошки не было и следа.
Меня удручало, что я не справляюсь с таким количеством дел. Как досадно было, что я не могу уехать прямо сейчас. Только убравшись отсюда, я смогла бы разом решить все проблемы.
Но я все еще хотела отыскать свою Цици. Если бы она захотела, я взяла бы ее с собой. Она же не выживет без меня в Даньчжэне. Если она не уйдет со мной, то с момента моего бегства ей придется остаться в мясной лавке, там по ночам не иссякает поток мышей. Ей просто нужно будет открыть пасть и ждать – всегда найдется мышь, которая заблудится и сама нырнет прямо ей в рот. Я беспокоилась не о том, что она умрет с голоду, а о том, что она умрет от одиночества. Я искала весь день и перевернула вверх дном весь город. Но так и не нашла свою кошку. Я вернулась подавленной. Ну и ладно, она специально от меня пряталась. Я никогда ее не найду.
Цици была такая же замкнутая, равнодушная и косноязычная, как и я, и никогда не общалась с другими кошками. Даже во время течки она не уходила со двора. Укрывалась от моего взгляда, тайком забиралась на густые ветки мушмулы и пряталась там, а долгая череда котов вереницей осторожно прокрадывалась мимо под моим окном. Вскоре на дереве раздавались неразборчивые, непонятно кем издаваемые звуки. Эти коты были горазды поматросить и бросить, после случки они больше никогда не приходили к ней. А она хандрила, прямо как девушка, тихо лелея затаенную обиду, лежала возле моей подушки, ждала от меня утешения. Иногда я смотрела на нее со злорадством, осмеивала ее, презирала ее. Но чаще все же была полна сочувствия к ней. Она совсем как я, невесть какого роду-племени, над ней тоже издевались, ее тоже обманывали и презирали. Я стала относиться к ней по-доброму, давала ей лучшую еду, никогда не ругала ее. Даже если она тайно давала удовлетворение котам, игнорируя мой зов, я не сердилась на нее. Ко мне никто никогда не относился так же по-доброму. Но она ни разу не смогла забеременеть.
Женщинам, которые не могут забеременеть, больно и стыдно. С кошками так же. Когда стоматолог Цзинь был еще жив, он обошел семь-восемь народных лекарей в соседних городах и перепробовал всевозможные диковинные знахарские средства предков, лишь бы Хай Куй смогла забеременеть. Переулок Гуаньиньган, где она жила, целыми днями полнился запахом целебных трав. Поговаривали, что даже бесплодные мыши, комары, птицы и куры в этом переулке зачинали, а Хай Куй – нет. Проблема была не в стоматологе Цзине, а в ней. Стоматолог Цзинь обследовался в уездной народной больнице, и врачи сказали, что его сперма здоровее головастиков во время наводнения. Хай Куй, которая никак не могла понести, то и дело сходила с ума. Отказавшись от помощи стоматолога Цзиня, она сама изобретала множество способов, принимала кучу лекарств, даже испортила себе желудок, отчего у нее часто случался понос. И то, что вместе с ним выходило, источало насыщенный аромат лечебных трав. Когда люди еще издали улавливали запах трав, то знали, что это идет Хай Куй. Как только выдавалась свободная минутка, Хай Куй пыталась придумать способ и, не находя его, плакала. Плакала, лежа на мясном прилавке. Люди в мясных рядах смеялись над ней и даже говорили неприятные вещи. В конце концов даже у стоматолога Цзиня опустились руки. В это время на сцену выступил ветеринар Инь и вызвался помочь, заявив, что у него многолетний опыт лечения бесплодия у животных, пусть дадут ему попробовать.
Стоматолог Цзинь не выдержал такого оскорбления и накричал на ветеринара Иня, который пришел в мясную лавку уговаривать Хай Куй. Они оба вспомнили старые счеты, высмеяли внешность и обругали медицинскую этику друг друга. Дошло до того, что они стали отвешивать друг другу пинки и тумаки, сцепились так, что чуть было за мясницкие ножи с прилавка не хватились. Хай Куй сперва была не против попробовать, но увидев представление, устроенное стоматологом Цзинем в знак категорического несогласия, решила про это забыть. Забыть так забыть, и теперь Хай Куй, которая не могла зачать ребенка, решила его вырастить. Каждое утро она всегда вставала спозаранку и обходила двери станции планирования семьи, городской больницы, правительства и управления по гражданским делам, чтобы посмотреть, нет ли там маленькой корзинки со спящим ребенком, который улы