– Он один тебя на ноги поставил, и все еще не родной тебе отец? Тогда кто тебе родной отец? – спросил как-то Жун Яо Сунь Ну.
– Это мать мою спрашивать надо, – отвечал Сунь Ну.
Жун Яо разозлился, схватил лопату и пошел вверх по хребту Уялин, чтобы разрыть могилу матери Сунь Ну: пусть-ка тайфун разбудит то, что от нее осталось, и она сама скажет Сунь Ну, кто же был его родным отцом. Глядя на кости своей матери, Сунь Ну не издал ни звука. Жун Яо поднял было лопату, чтобы одним ударом ухлопать Сунь Ну и там же и прикопать. Но Сунь Ну сказал, что нужно подождать, ведь тайфун еще не пришел. Жун Яо положил лопату и ответил:
– Что ж, подождем.
Все в городе понимали, что Сунь Ну ждал тайфуна, чтобы тот снес дом, который похоронил бы его отца. В прошлом году тайфун пришел, посреди ночи вынес прочную дверь комнаты Сунь Ну, разнося по комнате смрад. Вонь била прямо ему в лицо, волна за волной, не давая спасу. Сунь Ну принюхался и понял, что это был запах его отца, запах мертвеца. Несмотря на дождь и ветер, он бросился домой и обнаружил, что отец наконец умер в своей постели, залитый фекалиями и мочой, а дом ходит ходуном и вот-вот рухнет. Не слушая уговоров соседей, Сунь Ну вошел в комнату, опустился на колени и тщательно выбрил голову отца, пока она не заблестела. Обрив ему голову, он пошел закрыть дверь, а затем вернулся к отцу. Соседи говорили, что налетел порыв ветра… Они увидели бесчисленное количество черных рук, спрятанных внутри ветра, которые рушили дом и хоронили отца и сына вместе. Спасать их было поздно, да и некому было спасать. Сейчас дом превратился в заросшую травой могилу.
Когда Чжао Чжунго заорал, Жун Чуньтянь и остальные застыли как вкопанные. Они растерянно переглядывались, не зная, что делать.
Чжао Чжунго откинулся назад, развернулся и, с бешенством колотя по колесу коляски, выругался:
– Все вы тут выблядки!
От гнева лицо Чжао Чжунго исказилось, как у разъяренной дикой собаки, готовой наброситься на них в любой момент.
Жун Чуньтянь отступил назад, махнул нам рукой и громко сказал:
– Пошли!
Я последовала за Жун Чуньтянем и остальными в переулок Гуаньиньган. Крики Хай Куй были слышны издалека. Мы друг за дружкой вошли внутрь. На творившееся там невозможно было смотреть без ужаса. На повороте лестницы жирное тело Хай Куй намертво придавило Жун Яо, верхняя часть ее одежды свалилась, и два гигантских шара из плоти на ее груди выпали наружу. Очевидно, Жун Яо тащил Хай Куй на спине вверх по лестнице, но его раздавило ее весом. Каждый год во время тайфуна первый этаж ее дома заливало водой, и, если ее не поднять на второй этаж, то она может утонуть. Хай Куй навернулась тоже неслабо, ударившись лбом до крови. Жун Чуньтяню было неудобно ступать, он не мог подняться по лестнице, так что, стоя внизу, командовал Жун Сятянем и Жун Цютянем, чтобы они передвинули Хай Куй. Стоило Жун Сятяню коснуться ее руки, как она пронзительно заверещала, напугав его. Правая рука Хай Куй была вывихнута, а левая – зажата под телом Жун Яо, так что пошевелиться было невозможно. Жун Цютянь, сложив руки на груди, рассматривал эту картину и размышлял, как убрать Хай Куй. Сморчок Хэ все поторапливал нас сделать что-нибудь, а не то Жун Яо скоро конец настанет. Жун Яо еще дышал, бессильно стонал и беспомощно трепыхался. Жун Дунтянь схватил Хай Куй за ступню и попытался оттащить. Но она не сдвинулась ни на волосок. Жун Дунтянь не сдавался, обхватил лодыжку Хай Куй и изо всех сил потянул. Его руки, измазанные в лягушачьей крови, были слишком скользкими, чтобы ухватиться достаточно крепко, да и сил он приложил чрезмерно, в результате чего с воплем скатился вниз по лестнице. К счастью, он не ушибся, быстро встал на ноги, обругал Хай Куй, увидел, что я безучастна, и попенял, что я не помогла ему. Вслед за этим мы с ним обхватили каждый по ноге Хай Куй и попытались оттащить ее. Но наших сил было далеко не достаточно, чтобы сдвинуть с места этого бегемота, и, поднатужившись пару раз, мы совсем выдохлись. Жун Чуньтянь взобрался наверх, прижавшись к стене, отругал меня и Жун Дунтяня за глупость и бестолковость и велел Жун Сятяню и Жун Цютяню перекатить Хай Куй с правого бока на левый. Уверенности в тех двоих не было, и они попросили нас с Жун Дунтянем помочь. Они переворачивали верхнюю часть ее тела, а мы с Жун Дунтянем нижнюю. Игнорируя ее вопли и мольбы о пощаде, мы вчетвером промучились и наконец сдвинули ее с Жун Яо. Хай Куй, перекатившись, лежала на земле лицом к небу. Взглянув на ее обнажившееся туловище, Жун Дунтянь молниеносно повернулся к ней спиной, выражая тем самым свое отвращение.
Жун Яо был раздавлен, его худое тело теперь и вовсе было похоже на блин, и из мотни его штанов разносился запах фекалий. Он открыл рот и втянул в себя воздух, отчего его тело стало медленно возвращаться к первоначальной форме, но дышал он с большим трудом, он действительно был не жилец. Бесполезный, но расторопный Сморчок Хэ велел нам снять дверную панель и быстренько отправить Жун Яо в здравпункт.
Четыре брата Жун подняли Жун Яо на дверной панели и бросились к двери. На повороте лестницы завыла Хай Куй. Она не могла встать, не могла даже повернуться. Оба ее колена были в крови. Я как раз собиралась пойти в здравпункт следом за Жун Яо и остальными, но она остановила меня.
– Найди мне, я выбила два золотых зуба, – умоляла Хай Куй.
Сморчок Хэ вышел за дверь и поторопил меня, чтобы я поскорее вернулась домой и достала денег на оплату медицинских расходов, иначе в здравпункте не примут Жун Яо.
Дав обещание, я торопливо принялась искать для Хай Куй ее золотые зубы. В проходе было очень темно, я опустилась на пол, осматриваясь и принюхиваясь, как собака, вокруг Хай Куй. Та со стоном указывала, где следует сосредоточить поиски. Согласно ее инструкциям, я ощупала все вокруг обеими руками, но там не оказалось ничего, кроме пыли, паутины и слюны. Хай Куй усомнилась в себе:
– Неужели я их проглотила?
Но тут же опровергла собственное же предположение и попросила расширить зону поиска.
Сморчок Хэ, который вроде уже ушел довольно далеко, вернулся и проорал мне:
– Ты почему еще за деньгами не пошла? Знаешь, где у Жун Яо деньги спрятаны?
Я ответила, что не знаю.
Жун Яо прятал деньги? Государственные бухгалтеры часто торопили его погасить долги, говоря, что он получил жалованье за три года вперед. Более того, за долгами к нему являлись не только государственные бухгалтеры: Ли Цяньцзинь, Тан Фан, Чжоу Гоцян, Лу Юйтан, Ту Синбан… даже Пи Лифэн, от кого меньше всех следовало ожидать, что он одолжит Жун Яо денег, при всем честном народе просил его вернуть долг. Жун Яо долго увиливал от ответа, в итоге так и не мог обещать, когда именно вернет деньги. Он был человеком глубоко пенсионного возраста, но вышел на прежнюю работу с пониженной зарплатой, из-за скудного дохода всю жизнь едва сводил концы с концами, застрял в трясине долгов, – брал, возвращал, не признавал – и уже не мог оттуда выбраться.
С глубоко величественным и принципиальным видом Сморчок Хэ сурово сказал из-за двери:
– Не вернешься ли поискать? Подушки, изножье кровати, плита, старые ботинки и трещины в стенах – переверни как следует несколько раз, не спрятал же он деньги в заднице у кошки.
– Сейчас пойду, – ответила я.
Но я все еще искала золотые зубы, ступенька за ступенькой по всему проходу.
– Я тоже хочу лежать в здравпункте и ждать смерти… – сказала Хай Куй, когда Сморчок Хэ ушел. – Но как подумаю о том, что нужно будет потратиться, так лучше уж здесь умереть – дома, чтоб душа не болела.
Я нашла золотой зуб на ступеньках третьего пролета и с радостью показала Хай Куй. Она сразу же стиснула его в ладони со словами:
– Был еще один.
Я вернулась туда, где нашла первый зуб, и продолжила поиски, ощупывая каждый уголок и перепроверяя каждый мелкий камешек. Старательно проверила все у входа на лестницу и вокруг нее. Если бы зуб отрастил крылья, как далеко он мог бы улететь? Прикинув это, я хорошенько обыскала все в пределах этих границ, но просто не смогла его найти. Я решила приостановить поиски, подошла к Хай Куй и помогла ей накрыться упавшими простынями. Она открыла рот, задыхаясь, и я отчетливо увидела, что у нее не хватает только одного зуба, а остальные четыре золотых все еще на месте. Я сказал ей правду, но она в это не поверила и полезла щупать. Неожиданно золотой зуб не выдержал легкого прикосновения и остался у нее в руке.
– Держи, – Хай Куй протянула мне два зуба. – Быстро отнеси в здравпункт и заплати за лечение, нужно срочно спасать Жун Яо.
Я немного поколебалась, взяла из ее рук зубы, одеждой стерла с них слюну и бегом помчалась в здравпункт.
Здравпункт находится на высоком-превысоком холме. Чтобы добраться до него, нужно было лезть по длинному-предлинному склону. В свое время я видела больного, который не дополз до здравпункта и умер от усталости на середине склона. Я взлетела на холм на одном дыхании. Жун Яо лежал в кабинете неотложной помощи, его как раз пытали два врача и несколько медсестер. Четверо братьев Жун сидели на скамейке у дверей отделения неотложной помощи, все измученные, со скорбными лицами, как на иголках, не разговаривая друг с другом. А вот Сморчок Хэ так переживал, что в отчаянии встал на цыпочки, вытянул шею и заглядывал в кабинет неотложной помощи через окно. Мое тяжелое дыхание напугало его. Он обернулся и спросил:
– Деньги принесла? Плату за лечение…
Я достала два золотых зуба и протянула ему.
– Это, видимо, зубы Хай Куй? – уточнил Сморчок Хэ.
– Да, – сказала я.
Жун Чуньтянь и остальные видели, как я позорюсь с этими зубами, но поделать с этим ничего не могли, и вместе с тем им было смешно.
– В больнице принимают только наличные, – сказал Сморчок Хэ. – Хоть золотые слитки принеси им – все без толку. Два зуба, воняют что убиться – если золото слишком долго было у бабы во рту, оно начинает вонять.
Сморчок Хэ нахмурился и с отвращением посоветовал мне убрать зубы.