Жун Чуньтянь первым заметил, что что-то не так, и почуял запах смерти. Лица новобранцев были полны страха и напряжения, а некоторые даже описались. В глубине души Жун Чуньтянь знал, что война – это не драка, не гонка, не состязание с тайфуном, это настоящее оружие и боевые патроны, это поле, усеянное трупами. Он начал дрожать и даже подумывал, не сбежать ли. Ночью военные машины остановились недалеко от границы, пришли офицеры разбирать новобранцев. Жун Чуньтяня пересадили в другую военную машину и двинулись дальше. В кузове были еда, водка и сигареты, можно было есть, пить и курить сколько душе угодно. Жун Чуньтянь наелся до отвала. Но как только машина выехала на ухабистую горную дорогу, его вырвало всем, что было в животе, кроме разве что кишок. Во второй половине ночи, как в тумане, Жун Чуньтянь отчетливо услышал выстрелы и взрывы. Он внезапно проснулся. Кто-то сказал ему, чтобы он готовился идти на поле боя.
А только позавчера в полдень они собрались в уездном управлении вооруженных сил, чтобы принять участие в обучении роты новобранцев. Стоя в строю, Жун Чуньтянь увидел светящихся от гордости родителей, стоявших за забором, и в их толпе узнал Жун Яо – того, кто настойчиво убеждал его вступить в армию. Он был взволнован и взбудоражен больше, чем кто-либо другой. Жун Чуньтянь не посрамил его перед публикой. Каждое движение юноши соответствовало требованиям, и инструктор трижды велел ему показать остальным, как нужно делать. В то время Жун Чуньтянь был самым послушным и честным из нас.
Жун Яо вернулся в Даньчжэнь и объявил, что Жун Чуньтяня назначили командиром отделения, как только тот заступил на службу. На самом же деле его назначили только полмесяца спустя. Всего за пятнадцать дней в его отделении погибло три командира подряд. После того как его назначили на эту должность, в отделении остались только он и еще один солдат по имени Сяо У. Им было приказано дислоцироваться на безымянной высоте и держать ее два дня до прибытия подкрепления. Сяо У был родом из Лючжоу, он был очень храбр в бою, как и Жун Чуньтянь. Они побратались на линии огня, поклявшись жить и умереть вместе. Жун Чуньтянь и Сяо У продержались полтора дня, снова и снова отражая атаки вьетнамцев, но никаких признаков подкрепления не было видно. Жун Чуньтянь знал, что иногда, когда сверху обещают подкрепление, его может и не быть, и если обещают его в течение дня, оно может прибыть только через три. Они оба были ранены, но, к счастью, легко. Когда наступили сумерки, противник прекратил наступление. Жун Чуньтянь недоумевал, почему они больше не атакуют? Если вьетнамцы снова нападут, то им с Сяо У не выстоять, и ладно бы они просто обессилели, главная причина состояла в том, что пулемет заклинило намертво, так что ремонту он уже не подлежал. А как оборонять позицию с одними винтовками без пулемета? Кроме того, у пулемета закончились патроны. Винтовочных патронов тоже почти не осталось. К счастью, вьетнамцы не знали о таком положении дел. Жун Чуньтянь и Сяо У вздохнули с облегчением. А как только выдохнули, как только напряженные нервы расслабились, тут же поняли, что устали и хотят спать. Они прислонились спиной друг к другу, договорились, что никто не должен засыпать, и уснули, не успев договорить. Даже не то чтобы заснули – Сяо У просто вздремнул и из этой дремы вдруг подскочил и принялся яростно будить Жун Чуньтяня:
– Бежим, вьетнамцы скоро обстреляют нас из пушек!
– Как это возможно? – кувырком подскочил Жун Чуньтянь. – Если бы они хотели, уже давно бы обстреляли! У них снаряды кончились.
– Мне только что приснился сон, – ответил Сяо У, – я услышал, как мой отец громко кричал, что вьетнамцы собираются меня обстрелять, поэтому нужно скорее спасаться.
Сяо У был единственным сыном в семье, и его отец скончался за год до того, как Сяо У пошел в армию. Жун Чуньтянь не поверил его словам. Сяо У сказал, что только что его отец кричал и тащил его, призывая бежать, спасать свою жизнь! Жун Чуньтянь ответил, что ему все привиделось. Сяо У настаивал, что это был вещий сон, разговор между мертвыми и живыми. Жун Чуньтянь не поверил, сказав, что это феодальное суеверие и предлог дезертировать.
– Хочешь бежать – беги, а я не могу уйти без приказа, я не могу стать дезертиром.
Сяо У убеждал его, что лучше спрятаться на какое-то время, потому что в его родных краях случаи «общения с духами» были нередки, хотите верьте, хотите нет. Жун Чуньтянь ответил:
– Мы сохранили свои позиции, и нас вот-вот представят к награде за подвиг, а если мы самовольно отступим, то получится, что мы сбежали накануне боя, и тогда все прошлые усилия окажутся напрасны.
– Смерть идет, а ты о подвигах думаешь! – вскричал Сяо У.
Он хотел потащить Жун Чуньтяня за собой и сбежать вместе, но тот уперся и не шел. Сяо У пришел в ярость и поволок Жун Чуньтяня прочь. Жун Чуньтянь ударил его прикладом винтовки по лбу:
– Хочешь стать дезертиром, не буду тебя останавливать, но если я хочу совершить подвиг, то и ты не остановишь меня!
У Сяо У был разбит лоб, он затопал ногами, проклял сукиного сына и убежал, рыдая. Стоило ему добежать до задней части позиции, прилетел снаряд, Жун Чуньтяня взрывом подбросило вверх, и прошло некоторое время, прежде чем он приземлился из воздуха обратно. Сяо У переждал в укрытии и помчался обратно, чтобы оттащить потерявшего сознание Жун Чуньтяня в безопасное место, и в это время прилетел еще один снаряд, сровняв с землей их блиндаж. Затем, один за другим, снаряды начали взрываться с оглушительным грохотом. Сяо У и Жун Чуньтянь спрятались неподалеку, засыпанные поднятой снарядами землей.
Сяо У с трудом удалось выбраться из грязи, а затем вытащить и Жун Чуньтяня. Только тогда он понял, что у того не хватает ноги, правой ноги. После того, как обстрел прекратился, он хотел отыскать ногу, но вдалеке смутно послышались крики наступающих вьетнамцев, поэтому он поспешно бежал с поля боя с Жун Чуньтянем на спине.
Вьетнамские пушки установили на высоте, которую они потеряли, и снаряды дождем полились в тыл нашей армии…
Потерявший ногу Жун Чуньтянь вернулся домой. Когда рану залечили, практически подошел и срок демобилизации. Поскольку они оставили позицию, да еще и подозревались в дезертирстве, ни он, ни Сяо У наград за безупречную службу не получили, только памятный значок за участие в войне. Возвратившись в Даньчжэнь, Жун Чуньтянь по-прежнему оставался безработным юношей, и, за исключением отсутствия ноги, ничего в нем не изменилось. На следующий день после приезда он собственноручно намутил себе костыли. Его правая штанина была пуста, и при ходьбе он шатался из стороны в сторону.
Сяо У вышел в отставку и вернулся в Лючжоу. Сперва он привел в порядок могилу отца, потом женился и завел детей. Каждый год 19 сентября была годовщина спасения Сяо У и Жун Чуньтяня. В течение нескольких лет Сяо У неизменно приезжал в Даньчжэнь из Лючжоу, чтобы в этот день пропустить с Жун Чуньтянем пару чарок, вспомнить прошлое и порадоваться, что еще жив. На самом деле у них было не так много общих воспоминаний о прошлом, потому что изначально они служили в разных ротах. В обеих очень быстро практически полностью перебили всех людей, доукомплектовать было некем, и роты временно объединили, а два или три отделения переформировали в одно. Жун Чуньтянь и Сяо У познакомились, лишь когда защищали безымянную высоту, до и после обстрела вьетнамцев общались всего пару дней. И пусть они рисковали жизнью и вместе прошли через жестокие испытания кровью и огнем, они не перемолвились и парой слов.
В прошлом году Сяо У привез в Даньчжэнь свою красавицу жену и троих непослушных и милых детишек. Жун Чуньтянь пригласил их поужинать в ресторане гостиницы «Манго». Сяо У каждый раз жестко, но с добрыми намерениями убеждал Жун Чуньтяня поехать в больницу Лючжоу, чтобы поставить нормальный протез, изготовленный на заказ по его индивидуальным меркам, ведь с таким куда удобнее передвигаться. Жун Чуньтянь всегда отвечал, что подумает об этом в следующем году. «А тогда тебе и жениться будет пора», – говорил Сяо У. Жун Чуньтянь отвечал, что подумает об этом в следующем году.
Жун Чуньтянь рассказывал о прошлом. Рассказывал, что до того, как лишился ноги, был самым быстрым человеком в Даньчжэне. Однажды он помчался на юг и на одном дыхании добежал до берега моря, и на пляже увидел иностранок в бикини. Чистенькие, беленькие, с грудью, обнаженной больше чем наполовину… Он также своими глазами видел, как тайфун пришел с моря и ступил на берег. Он развернулся и побежал, а тайфун гнался за ним по пятам в сторону Даньчжэня. Жун Чуньтянь мчался до тех пор, пока не оказался впереди ветра, и вернулся в Даньчжэнь, чтобы сообщить людям о приближении тайфуна. И тот обрушился на них прежде, чем он договорил. В то время тайфун был для него нипочем. Он мог бежать против ветра, полный презрения к тайфуну. Но после того, как он потерял ногу, порыв ветра теперь мог сбить его наземь, да и собака в борьбе за кость тоже могла опрокинуть.
Он рассказал мэру о преимуществах, которые есть у двуногих людей.
– Если у меня две ноги, мир плоский. А теперь, куда бы я ни пошел, все неровное, в ямах и колдобинах, – сказал Жун Чуньтянь. – Если бы я тогда действительно хотел дезертировать, никто не смог бы меня обогнать. Но похож ли я на кого-то, кто мог бы дезертировать?
Он также рассказал, что в то время грузовики, пропагандирующие призыв на военную службу, курсировали взад и вперед по улицам и переулкам Даньчжэня, и гомон громкоговорителей был по-настоящему невыносимым, он раздражал даже больше, чем оружейный грохот. Жун Чуньтянь неплохо писал кистью, и руководство попросило их с Ли Цяньцзинем скопировать лозунги призыва на военную службу. За каждый переписанный лозунг он мог заработать пять фэней. Свои лозунги он расклеивал в заметных местах вроде станции, кинотеатра, универмага, школьных ворот, а лозунги, написанные Ли Цяньцзинем, расклеивал на стенах свинарников, мясной лавки и общественных туалетов. Жун Чуньтянь никогда не думал о том, чтобы стать солдатом.