– Ты когда-нибудь видел Мао Вэньли голой? – спросил его ветеринар Инь. – Если не видел, то как можешь говорить, что она на покойницу похожа?
Чтобы доказать свою правду, Жун Чуньтяню пришлось придумать кое-какие детали:
– Я видел, как Мао Вэньли переодевалась и купалась за кулисами кинотеатра, – летом было очень жарко, и я видел, как вспотели ее соски.
Это вызвало у людей бесконечную цепочку мыслей: неужели покойница воскресла? Или труп – это вовсе не труп, а живой человек, который забавлялся с ними? Звучало также предположение, что погибшая могла быть матерью или сестрой Мао Вэньли. Воображение жителей Даньчжэна снова разыгралось на полную катушку. Кто-то благословлял Жун Чуньтяня на поездку в уездный центр, чтобы выяснить правду. Жун Чуньтянь действительно съездил туда, но по возвращении не сообщил никаких новостей тем, кто так отчаянно нуждался в правде. Они заподозрили, что Жун Чуньтянь не видел Мао Вэньли в уездном центре и не ходил в художественную труппу, потому что в то время она определенно колесила бы по уезду с агитацией поступления на военную службу. Жун Чуньтянь записался служить. Вскоре он покинул Даньчжэнь и отправился на поле боя. Поэтому в том, что он ушел в солдаты и вернулся искалеченным, Жун Чуньтянь впоследствии полностью обвинил Жун Яо. Но было неправильно считать врагом только его, Мао Вэньли также несла за это ответственность.
Выйдя в отставку, Жун Чуньтянь пережил дни сродни студеной зиме. Он полгода ругался с людьми из уездного бюро по гражданским делам и военным комиссариатом. Еще полгода ушло на то, чтобы повозиться с протезом ноги. Он был убежден, что сделанный им протез будет более научным, надежным, простым в использовании и дешевым, чем те, что делали другие. Во время возни с фальшивой ногой он успел сделать две вещи. Во-первых, побить явившуюся на порог сваху за то, что она пыталась свести его с психически больной женщиной. Во-вторых, открыть продуктовый магазин.
Давайте сначала поговорим о сумасшедшей. Этой девушке было всего семнадцать лет, внешности она была совершенно обычной и, как говорят, была чрезвычайно умна. Раньше она была лучшей ученицей в уездной средней школе. Из-за того, что ей не хватило трех баллов для поступления в университет, у нее внезапно случился нервный срыв, и она больше никогда не смогла стать нормальной. Вроде бы ничего особенного, все как у обычного человека, но она неизменно в урочное время – посреди ночи, примерно во время первого крика вороны, – вставала, чтобы продекламировать «Ромео и Джульетту» на английском. Растрепанная, размахивающая руками и ногами, как будто вокруг никого нет, в процессе она смеялась, плакала, бранилась, желала расправить крылья и улететь. Как ее ни бранили, как ни били, она не унималась. Но когда петухи умолкали, она внезапно прекращала буйство и засыпала как убитая, не беспокоя других людей. Сваха сказала, что эта девочка родит ляльку умнее себя. Жун Чуньтянь не мог понять, как сваха могла оценить его так низко и дешево? Внезапно дошло до того, что решила женить его на сумасшедшей? Он вежливо отказался, но сваха каждый день приводила эту девушку к нам домой. Девушка была немного застенчивой, не отвечала на приветствия и не принимала участия в разговоре. Она сидела на скамейке в коридоре, иногда доставала газеты из мусорки и читала их. Она делала это очень сосредоточенно и, казалось, была полностью поглощена написанным в газете, могла прочитать половину газеты в течение дня. А сваха, не затыкаясь, щебетала возле Жун Чуньтяня, который как раз возился с протезом, распинаясь о достоинствах девушки, а иногда со слабым знанием дела комментировала пока еще бесформенный протез, как будто была экспертом и мастерицей в этой области. На самом деле она так напоминала Жун Чуньтяню, что он-то человек, у которого не хватает ноги. Мне нравилась эта девушка, ее тихий, добрый и равнодушный к мужчинам вид. Но Жун Чуньтянь снова и снова отказывался на ней жениться, и его позиция оставалась непреклонна. Сваха не унималась, пристала к нему, как банный лист. Когда приходило время есть, они без колебаний садились вместе с нами. Хотя девушка и была застенчивой, зато трескала с душой и нисколько не церемонилась. Каждый раз, уходя, сваха забирала из нашего дома какую-нибудь вещь – разделочную доску, железную сковороду, серп, зонтик… даже фляжку и пояс Жун Чуньтяня. Он больше не мог этого выносить и прогнал ее, но не подумал, что она начнет высмеивать его высокомерие и невежество, не стесняясь в выражениях, и, наконец, ударит его в самое слабое место – правую ногу. Когда от ноги один огрызок остался, какое право имеешь носом вертеть? Жун Чуньтянь схватил только что приобретший форму протез и ударил им сваху. Части протеза разлетелись по земле, а сваха задала стрекача. Сумасшедшая девушка сидела в углу и сосредоточенно читала газету, в которую была завернута соленая рыба, совсем не реагируя на поднятый ими гвалт. Соленая рыба тоже разлетелась по земле. Жун Чуньтянь выхватил газету у нее из рук и сказал:
– Хочешь газеты читать, вали читать в Пекинский университет!
Сумасшедшая девушка уставилась ему прямо в глаза. Жун Чуньтянь вздрогнул от неожиданности и поспешно вернул ей газету. Она взяла ее, медленно встала, похлопала себя по заднице и ушла.
Продуктовым магазином он тоже занялся под влиянием внезапного порыва. Но, в конце концов, это было несложно – арендовал магазин, собрал с миру по нитке и вскоре открылся. Но люди все-таки больше доверяли государственным магазинам, и деньги из его детища поступали слишком медленно и слишком мало. Тогда он передал магазин в другие руки и помчался в Шэньчжэнь, чтобы купить оптом партию расклешенных брюк и привезти в Даньчжэнь, но на подъезде к границе провинции обнаружил, что все товары с крыши рейсового автобуса пропали, включая его брюки-клеш. Вероятно, их тихонько стащили дорожные воры, когда автобус ночью проезжал по горной дороге в западном Гуандуне. Такого рода вещи случались частенько, и владелец автобуса за них не отвечал. Жун Чуньтянь соскочил с автобуса и побежал обратно один, чтобы вернуть товар. Он смутно припомнил, что слышал странный шум на крыше автобуса, когда тот прошлой ночью проезжал через город Малуаньчжэнь. В тот момент он подремывал и утратил бдительность. Он отправился в Малуаньчжэнь в поиске подозрительных элементов. Он прошел долгий путь и только в полдень дошел до Малуаньчжэня. Его внимание привлекли трое мужчин с длинными волосами до плеч. Они ждали чего-то на обочине дороги. Жун Чуньтяня терзали смутные сомнения по поводу двух больших матерчатых сумок, стоящих рядом с ними. Он подошел и спросил:
– У вас в сумках не брюки ли клеш?
Они ответили, что нет. Тогда Жун Чуньтянь сказал:
– Я же чую их запах, а вы говорите, что нет? Уж я-то всегда учую добро, за которое деньги отстегнул.
Жун Чуньтянь собирался открыть матерчатую сумку, чтобы лично взглянуть и убедиться, но трое патлатых помешали ему, и завязалась жестокая драка. Патлатые окружили его. Однако Жун Чуньтянь их не боялся. Не будь у него недостатка в ноге, им бы с ним не тягаться. Жун Чуньтянь погнул одному из них переносицу, но получил по голове деревянным дрыном и свалился в канаву на обочине дороги. Когда он выкарабкался оттуда, трое патлатых уже убежали, матерчатые сумки тоже исчезли, а его протез закинули на рисовое поле через дорогу. Уборка риса только-только закончилась, и аромат срезанных рисовых стеблей пропитал всю бесконечную улицу. Блуждая по ней туда-сюда и перепрыгивая через дорогу на одной ноге, Жун Чуньтянь был похож на лягушку. Протез воткнулся прямо в грязь и торчал рядом с рисовой стерней, возвышаясь над ней, что позволяло Жун Чуньтяню издали узнать часть своего тела.
– Не грусти, за то, что они так поиздевались над инвалидом, рано или поздно в них ударит молния! – утешали Жун Чуньтяня.
Хотя этих слов оказалось слишком мало, чтобы успокоить печаль и гнев в его душе, но, услышав в совершенно незнакомом месте слова утешения, он все же был тронут. Он начисто вытер протез, приладил его к телу и заковылял обратно в сторону Даньчжэня. Потребовалось два полных дня и две ночи, чтобы вернуться домой. Жун Чуньтянь не смог проглотить такого оскорбления, поэтому сердито провозился три дня, мастеря длинноствольное ружье, чтобы с ним вернуться в Малуаньчжэнь. Но когда он прибыл на станцию, Сун Чанцзян преградил ему путь и конфисковал ружье. Сун Чанцзян пообещал ему, что рано или поздно поймает дорожных бандитов и отомстит за него. Жун Чуньтянь поинтересовался, каким же это образом.
– В любом случае они за тебя ответят, – сказал Сун Чанцзян.
Однако три дня спустя Сун Чанцзян все еще сидел в Даньчжэне, словно и не брал на себя никаких обязательств. За это время он один раз пригласил Жун Чуньтяня отполировать шахматное мастерство, но никакого разъяснения ему не дал. Жун Чуньтянь попросил Сун Чанцзяна вернуть дробовик, Сун наотрез отказался. Раздувшись от злости, они поссорились прямо в полицейском участке. У Жун Чуньтяня ушло еще три дня, чтобы сделать второе ружье, более длинное и дальнобойное, после чего он запрыгнул в рейсовый автобус, проходящий через Малуаньчжэнь. Два дня спустя он вернулся в Даньчжэнь и, в отличие от прошлого раза, не с пустыми руками, а с двумя сумками расклешенных брюк.
Жун Чуньтянь был очень горд и ликующе описывал народу захватывающий процесс избиения трех патлатых в Малуаньчжэне, поведал он о том, как повалил их на землю и как они умоляли о пощаде. Только один человек из слушателей не был покорен, а именно Красотка Юй.
– Какая жалость! Если бы твои брюки прибыли на десять дней раньше, то были бы золотыми, а теперь они просто куча мусора. Потому что расклешенные брюки больше не в моде, – насмешливо сказала она.
Красотка Юй была самой модной девушкой в Даньчжэне. Химическая завивка, суперкороткие шорты, джинсы, высокие каблуки, большие серьги кольцами, черные кружевные лифчики… все это красовалось на ней одновременно или по очереди, порождая шлейф последователей, с одной стороны, и волну оскорблений – с другой. После тог