Жун Чуньтянь молчал с опущенной головой. На лице Жун Сятяня читалось раздражение. Жун Цютянь стоял, прислонившись к двери своей комнаты, с чрезвычайно задумчивым видом, как будто обдумывал свое следующее письмо. Жун Дунтянь отлаживал велосипед. После его утраты и обретения ему постоянно казалось, что велосипед не такой, как прежде, но он не мог понять, в чем проблема. За спиной у него все еще висел тесак.
Чжао Чжунго выпрямился, внезапно поднял голову и громко рявкнул нам:
– Пришло время вам проявить сыновнее почтение! А ну все сюда, поклонитесь Жун Яо в землю!
Мы все посмотрели на Жун Чуньтяня. После недолгого колебания тот неохотно подошел поближе, пристально посмотрел на Чжао Чжунго, а затем преклонил колени перед Жун Яо. Жун Сятянь и Жун Цютянь тоже, помедлив, подошли, а затем и мне пришлось. Мы все опустились на колени перед Жун Яо и отбили ему земной поклон, пусть и слегка небрежно. Только Жун Дунтянь притворился, что не замечает наших действий, и все еще склонялся, починяя велосипед.
– Жун Дунтянь, подойди и поклонись своему приемному отцу, – сказал Сморчок Хэ.
– Мне надо выйти, – медленно сказал Жун Дунтянь. – Хочу позвать музыкантов – не знаю, может, они побоятся, что мы им не заплатим, и тогда их не уломать.
Договорив, Жун Дунтянь хотел было укатить велосипед. Чжао Чжунго внезапно сорвался из инвалидного кресла и упал на землю, затем стремительно поднял кресло обеими руками и изо всех сил швырну его в сторону Жун Дунтяня. Кресло прилетело меньше чем в метре от Жун Дунтяня. Тот инстинктивно увернулся, кресло проехалось у него под ногами и врезалось в велосипед. Жун Дунтянь был ошеломлен, спесь с него как рукой сняло, она уступило место страху и панике, его тело сотрясала дрожь.
Сморчок Хэ тоже был шокирован поступком Чжао Чжунго. Конечно, он не мог понять, почему Чжао Чжунго так разозлился. Чжао Чжунго лежал на земле, тяжело дыша, и буравил Жун Дунтяня взглядом, досадуя, что не может подбежать и отметелить его. Сморчок Хэ хотел помочь Чжао Чжунго подняться, но не мог сделать это в одиночку, а сам Чжао Чжунго вовсе не собирался садиться.
Видя, что дело принимает скверный оборот, Жун Дунтянь рванул за ворота вместе с велосипедом. В спешке он уронил из-за спины тесак, но даже этого не заметил.
Мы встали. Ветер раздувал москитную сетку. Окно хлопало. Деревья начали раскачиваться. Небо потемнело. Заходил дождь.
Сморчок Хэ достал из кармана пачку банкнот, которая выглядела по-настоящему здоровенной, и сказал:
– Это деньги, которые Хай Куй попросила меня передать вам. Она очень просит вас купить для Жун Яо гроб получше.
Жун Чуньтянь не горел желанием принимать эту огромную сумму. Мне тоже показалось странным, что, когда речь шла о лечении, давно одинокая Хай Куй полагалась на помощь соседей, будучи сама бедной, как церковная мышь. Когда у человека, ожидающего смерти, внезапно появляется огромная сумма денег, это вызывает у людей подозрения.
– Так-то это были мои деньги, которые я копил всю жизнь, – сказал Сморчок Хэ. – Теперь они стали деньгами Хай Куй. Она выбила все золотые зубы у себя во рту и продала их мне, а еще отдала те два, что выбила раньше. После тайфуна я отдам их Ван Цин, пусть поменяет, это полностью вылечит зубную болезнь, которая мучила ее полжизни.
Жун Чуньтянь все еще не хотел брать деньги Сморчка Хэ.
– Это Жун Яо на гроб, – Сморчок Хэ сунул деньги в руку Жун Чуньтяню.
Тот увернулся и спросил:
– Вот возьму я ее деньги, а если она умрет? Кто купит ей хороший гроб?
Вопрос поставил Сморчка Хэ в тупик.
– Я не думал об этом. Я только за нее отдал деньги вам.
– Она не заслуживает хорошего гроба! – воскликнул Чжао Чжунго. Он опять нес свою чушь. Он даже не знал, кто такая Хай Куй. – Только Жун Яо, он достоин десяти хороших гробов!
Сморчок Хэ хотел сунуть деньги мне, но Жун Цютянь их нагло перехватил.
– Что ж, я прямо сейчас пойду к Кривому Ли, пусть он за ночь сделает хороший гроб, – сказал он.
Я достала из кармана два золотых зуба, которые Хай Куй подарила мне вчера, и протянула их Сморчку Хэ.
– Как раз хватит, чтобы поставить набор хороших зубов, – сказал он.
Я не знала, во что превратится Хай Куй после того, как выбьет все золотые зубы. Станет ли похожа на старую ведьму? Сморчок Хэ жестом велел мне прибрать инвалидное кресло Чжао Чжунго. К счастью, оно не развалилось. Жун Сятянь и Сморчок Хэ совместными усилиями водрузили Чжао Чжунго обратно.
– Надвигается тайфун, и я тоже должен идти, – сказал Чжао Чжунго.
– Надвигается тайфун, и кроме ада больше идти некуда, – ответил Сморчок Хэ.
– Ты совершили доброе дело, храни тебя Жун Яо, – сказал Чжао Чжунго Сморчку Хэ.
Сморчок Хэ вздохнул и сказал нам:
– И еще, вы должны запомнить, этот тайфун называется «Жун Яо». Я уже вписал это в метеорологический журнал Даньчжэня, никто не должен менять название.
Ночью дул свирепый ветер, сокрушительный, как будто наступил конец света. За ним пришел и дождь, похожий на плотное скопление стрел. Ветер снова и снова задувал негасимую лампу у изголовья Жун Яо. Я отвечала за то, чтобы снова и снова ее зажигать. Позже огонь даже не разгорался, ветер опрокинул свечу, и она неизвестно куда укатилась. Москитную сетку отнесло в угол. Ветер хотел сдуть все вещи с тела Жун Яо, поэтому Жун Чуньтяню пришлось привязать простыню, прикрывающую Жун Яо, к его телу, чтобы Жун Яо мог спать спокойно. Слабые стеклянные окна не выдержали тирании тайфуна, кухонное окно разбилось первым, и ветер сорвал все крышки со сковород. Дождь врывался в щели, намочил сухие дрова. Потом пришел черед окна в моей комнате, оно и без того уже почти рассыпалось, а после нескольких ударов тайфуна осталась только пара деревянных рам. Дождь мгновенно залил мою кровать и одеяло. Я умоляла Жун Сятяня закрепить на окнах дверные створки, чтобы защититься от ветра и дождя. Жун Сятянь снял двери моей комнаты и с трудом перекрыл щель в окне, это не позволило ветру проникнуть внутрь, но дождь все равно пользовался зазором. Не так много времени потребовалось, чтобы моя комната превратилась в маленький пруд. Это не то, что о чем я беспокоилась больше всего. Что меня больше всего беспокоило, так это то, что в парадном зале не было двери, а ветер и дождь проникали туда беспрепятственно. Пройдет совсем немного времени, и Жун Яо поплывет по воде. Кроме того, все эти ненадежные крышки канализационных люков на улицах, забитые канализационные трубы, плавающие туши животных, вонючий мусор… что с ними делать без Жун Яо? Отдел закупок снабженческо-сбытового кооператива за последние дни приобрел целую гору бананов, болгарского перца, помидоров и зеленой фасоли, их уже не успевали увезти. Все они были посажены по призыву правительства, и теперь, когда был собран хороший урожай, крестьяне были вынуждены пытаться успеть до тайфуна обменять их на деньги. Торговца из Гаочжоу, который сперва клятвенно заверял, что купит все, что продается, до сих пор не было ни слуху ни духу. Перегруженный отдел закупок отказался покупать больше, и разгневанные крестьяне высыпали бананы, болгарский перец и помидоры прямо у дверей здания правительства. После тайфуна они со скандалом явились требовать наличные. Неужели наводнение дочиста разграбит и правительство?
Чжао Чжунго сидел в инвалидной коляске, охраняя Жун Яо. Он заснул прямо посреди ненастья, склонив голову набок, и ветер заглушал его громоподобный храп.
Жун Цютянь, который пошел заказывать гроб, вернулся рано. Он сказал, что Кривой Ли взвесил пачку денег и пообещал изготовить лучший гроб из лаврового дерева. Кривой Ли был хозяином своего слова, но его гробы лежали в лавке в переулке Чжима на южной оконечности Чжэньчжудацзе. Когда придет наводнение, первыми оно затопит их. Это немного тревожило Жун Цютяня, и он сказал, завтра не спущу с Кривого Ли глаз.
Почти пробило полночь, а Жун Дунтянь, который отправился за музыкантами и известить о похоронах, до сих пор не вернулся. Во время траура в гостях оставаться нельзя, так что он должен был вернуться до темноты. Жун Чуньтянь несколько встревожился. Жун Сятянь вызвался добровольцем, надел плащ и собирался отправиться на поиски. Жун Чуньтянь остановил его:
– Где ты собираешься его искать? На улице ветер и дождь, а вдруг и ты не вернешься? Дома уже один лежит!
Жун Сятянь и правда сам не знал, где искать Жун Дунтяня.
– Этого малого не могло ветром вместе с великом в реку сдуть? – спросил Жун Сятянь.
Его опасения были оправданны. Река, вероятно, уже начала подниматься. Ван Мушэн, сотрудник книжного магазина «Синьхуа», был в расцвете лет и сил, в прошлом году он, несмотря на тайфун и дождь, отправился в деревню проведать мать. В результате его унес тайфун, да еще и воткнул головой в рисовое поле, нашли его только когда стих ветер и прекратился дождь. Нашедшие утверждали, что из его тела проклевались росточки.
Жун Цютянь обнаружил, что в его комнату проникла вода, а готовые письма и чистые листы пропитались водой и превратились в мокрые бесформенные бумажные комки. Он был очень зол и, естественно, расстроен до крайности. Он уселся на пороге своей комнаты, отдавшись в распоряжение ветру и дождю.
Без электричества и возможности зажечь лампу все в доме погрузилось во мрак. Дома был единственный фонарик с почти разряженной батареей, света он давал как малахольный. Жун Чуньтяню такое жалко было зажигать. Жун Чуньтянь и Жун Сятянь, постоянно издавая какие-то звуки, чтобы не налететь друг на друга в темноте, перенесли кирпичи и дверные панели, чтобы построить стену перед Жун Яо, преграждая путь самым резвым потокам ветра и дождя. При этом сами вымокли до нитки и выглядели измученными.
– Да что же Жун Дунтянь все не идет! – Жун Чуньтянь зажег фонарик и посветил на ворота.
Жун Сятянь ответил, пойду-ка поищу.
Жун Сятянь забрал фонарик из рук Жун Чуньтяня и только собрался выйти на улицу, как налетевший порыв ветра сбил его с ног и опрокинул лицом в небо. Фонарик откатился в сторону. Жун Чуньтянь хотел было помочь Жун Сятяню, но его протез соскользнул, он потерял равновесие и упал наземь. Они вдвоем помогли друг другу встать и в один голос пожелали плохой погоде провалиться.