— Что случилось? — спросил отец, увидев забинтованный палец.
— Да так.
— Может, тебя из боцманской команды перевести в рубку, рулевым?
Славка впервые поднял глаза на отца и покачал головой:
— Нет, не хочу.
— Работать на палубе в шторм нужна сноровка, — пояснил Алексей Петрович. — Да и боцман у нас с характером.
— Нет, не надо, — повторил Славка.
— Ну не надо так не надо.
Втайне Алексей Петрович был доволен, что сын не ищет места полегче.
— Пей чай. Конфеты твои любимые.
По губам Славки скользнула усмешка.
— Не мои — Юркины.
Алексей Петрович порозовел. Как это он забыл, кто из них любит карамельки! Конечно же, Юркины, он — сластена.
— Как он там? — спросил Алексей Петрович. — Балуется, нет? Учителя жалуются?
— Балуется. — Славка потеплел. Но он тут же спохватился и холодно добавил: — Но учителя не жалуются.
— Держишь в руках?
— Мама держит, — сказал Славка.
Наступило молчание. От вибрации корпуса звякала ложечка в стакане.
— Как она? — тихо спросил Алексей Петрович.
— Она работает в порту, — с вызовом ответил Славка, давая понять, что отец мог бы позвонить в диспетчерскую и справиться обо всем сам.
Без стука вошла Анна Сергеевна. Увидев Славку, остановилась в дверях.
Наступила неловкая заминка.
— Я пойду. — Славка встал с дивана. Лицо его побледнело.
— Попей чаю.
— Что вы, товарищ капитан! К вам пришли...
— Иди, — процедил Алексей Петрович.
Отвернувшись к иллюминатору, он принялся нервно разминать сигарету. Анна Сергеевна подошла к нему и положила руку на плечо.
— Не расстраивайся.
— Разговор не получился. — Алексей Петрович щелкнул зажигалкой и прикурил. — Хамит.
— Ты много куришь.
— Я говорю, разговор не состоялся, — раздраженно повторил Алексей Петрович.
Анна Сергеевна медленно убрала руку с его плеча.
— Я говорила тебе — ты всегда будешь мучиться, — тихо сказала она.
В дверь постучали, вошел старший механик. Это был угрюмый человек средних лет, в засаленной спецовке. Чигринов терпеть не мог людей в неопрятной одежде. Стармех вытирал ветошью руки и отводил глаза в сторону (эту привычку отводить глаза Чигринов тоже не переносил в людях).
— Алексей Петрович, надо сбросить обороты. Машина задыхается.
Чигринов был удивлен просьбой.
— Юрий Михайлович, нас ждут.
— Они не дождутся, если мы запорем машину.
Чигринов с неприязнью посмотрел на старшего механика. Надо бы списать его с судна, вечно он просит пощадить машину. Ему машина дороже людей. Чигринов вспомнил, что в прошлом рейсе давал себе зарок списать стармеха, но тут настал ремонт, а уж лучше, чем Юрий Михайлович, никто не знает двигатели и никто так не отремонтирует машину, как он. Да и положено: сначала отремонтируй, а потом уходи. В отделе кадров руками замахали, когда он заикнулся, что надо бы сменить ему стармеха, — все механики в море или в отпуске, острая нехватка их, и пусть говорит спасибо, что у него на судне прекрасный механик. Знающий-то знающий, это верно, но вечная с ним морока, появляется в самый напряженный момент и просит пощадить машину.
Раздался звонок, Чигринов подпял трубку. Радист тревожно сообщил:
— Просят поторопиться! У них заливает жилые помещения!
— Их заливает! — сдерживая раздражение, будто в этом виноват стармех, сказал Чигринов. — Прибавьте обороты!
— Мы идем на пределе, — упрямо повторил старший механик. — Больше нельзя. Я не могу поручиться за машину.
— Грош вам цена, если вы не можете поручиться за машину! Вы только что отремонтировали ее.
— Вы же знаете, у нас не было ходовых испытаний. И прошу не повышать на меня голос. — Старший механик побледнел и еще судорожнее стал вытирать ветошью руки. — А цену нам определяют на берегу.
— Цену определяет море! — отчеканил Чигринов. — На берегу вы больше увлекаетесь питейными заведениями, чем машиной.
— Кто чем увлекается... — тихо сказал старший механик.
Анна Сергеевна покраснела.
Чигринов приказал:
— Переходите на аварийный ход!
— Под вашу ответственность, — заявил старший механик.
— Под мою, — резко бросил Чигринов. — А вас прошу принять к сведению, что вы исполняете обязанности старшего механика только до конца рейса.
— Я давно мечтал списаться, — с вызовом ответил старший механик.
Когда он вышел, в каюте наступило тягостное молчание. Еще слышнее стали ухающие удары в борт. Корпус буксира содрогался.
— Ты слишком строг, — нарушила молчание Анна Сергеевна. — Несправедливо строг.
— Мепя меньше всего волнует, строг я или не строг. Сейчас мне надо успеть прийти на помощь. И прошу тебя, Анна... — Он досадливо поморщился.
— Хорошо, — кивнула она.
Алексей Петрович вдруг с сожалеющей усмешкой произнес:
— А ведь я позвал его, чтобы поздравить с днем рождения. Ему сегодня шестнадцать.
— Да-а? — удивленно произнесла Анна Сергеевна.
Зазвонил телефон. Радист, задыхаясь от волнения, прокричал:
— Они покидают судно!
Чигринов положил трубку и подумал, что радисту надо сделать выговор за панику.
— Они покидают судно, — повторил он.
Анна Сергеевна побледнела и сжала на груди руки,
***
Шторм обрушился на них.
Черные водяные холмы с гладкими спинами и острыми вспененными гребнями возникали из тьмы и обрушивали свирепые удары на «Кайру». Судно все больше и больше кренилось на правый борт.
Матросы в спасательных жилетах толпились на покатой палубе, прячась от волн за надстройкой.
Капитан Щербань медлил, хотя давно было ясно — «Кайру» не спасти. Но он никак не мог побороть себя и приказать экипажу покинуть судно, понимая, что эта команда станет гибелью, крахом капитана Щербаня!
Козобродов с искаженным лицом отталкивал матросов и рвался первым сесть в шлюпку.
— Назад! — приказал в мегафон Щербань.
Он стоял на мостике. Ему было плохо видно в темноте, но по движению на палубе он понял: еще немного, и начнется самое страшное на море — паника.
— Без команды не садиться! — перекрывая вой и свист ветра, гремел над палубой усиленный мегафоном голос Щербаня.
Раздался выстрел, мерцающий красный свет ракеты осветил палубу.
— Без паники! Спокойно!
Петеньков почувствовал, что голос капитана отрезвил матросов, они стали приходить в себя.
Старпом, схватив Козобродова за плечи, потряс его:
— Опомнись! Не поднимай панику, мерзавец!
Казалось — двое мальчишек сцепились в драке.
В мегафон раздался спокойный и твердый голос капитана:
— Занять места в шлюпках!
Посадка прошла организованно. Шлюпка под командованием старпома была спущена на воду и сразу же исчезла в водяном мраке. В другую вскакивали последние матросы.
— Игорь Сергеевич! — кричал боцман. — Быстрей!
Капитан Щербань молча отдавал шлюпочный тормоз.
— Что вы делаете? — закричал боцман, поняв, на что решился капитан.
— Я с вами! — Тамара успела выскочить из шлюпки на палубу.
— Всем покинуть судно! — в бешенстве заорал Щербань.
Но было уже поздно.
Спущенная с тормоза шлюпка быстро опустилась на талях за борт, ее подхватила волна, высоко вскинула и швырнула в ночную мглу.
Щербань и Тамара, уцепившись за шлюпбалку, напряженно смотрели в ревущее ночное море, поглотившее шлюпки.
Волны обрушивались на беспомощную «Кайру», у борта вспенивались белые злые буруны, по лицу хлестали холодные и тяжелые, как дробь, брызги.
Шторм набирал силу.
***
Ночной горизонт был забит водяной пылыо и низкими плотными облаками. Изредка сквозь разрывы туч пробивался холодный блеск луны, на миг освещал идущие встречным курсом черные водяные холмы.
«Посейдон» бешено качало.
В тесной рулевой рубке, заполненной аппаратурой и приборами, нельзя было шагу ступить, чтобы не удариться о железо. И все, кто нес вахту, стояли, ухватившись за что-нибудь. Рулевой вцепился в штурвал, еле удерживая судно на заданном курсе. У лобового окна, держась за поручни, стоял вахтенный штурман Шинкарев и не спускал глаз с моря.
За окнами была непроглядная мгла, иногда свет лупы слабо освещал вздыбленный нос «Посейдона» и серые, косо летящие над судном брызги.
В рубке, как и положено ночью, было темно. Только слабо подсвечивался компас и тахометр да на панелях пожарной сигнализации и ходовых огней тускло горели маленькие разноцветные лампочки. Все, кто стоял на вахте, хранили напряженное молчание.
Капитан Чигринов, широко расставив ноги, припал к тубусу локатора и прощупывал радаром ночное море. Крепко прижимая лоб к холодной резине, он думал: «Они должны быть где-то здесь». Тоненький лучик-радиус, обегая окружность темного экрана, как бы в подтверждение его мысли, вырвал из тьмы зернышко, вспыхнувшее фосфоресцирующим зеленоватым светом. Это была «Кайра».
Чигринов засек деление шкалы и громко объявил:
— До них две мили! Гудок!
Вахтенный штурман Шинкарев нажал кнопку тифона, и мощный рев буксира вырвался на простор.
— Ракеты! — приказал Чигрипов. — Прожектора!
С мостика одну за другой посылали ракеты. Вспыхивая, они озаряли волны красными тревожными всполохами и тут же гасли, смятые ветром. Обшаривая черные водяные бугры, грозно набегающие из тьмы, рубили ночное пространство лучи прожекторов.
— Шлюпка! — завопил Шинкарев. — С левого борта!
Чигринов выскочил на левое крыло мостика. Холодные брызги хлестнули по лицу. Он не успел схватиться за поручни, ветер сбил его с пог. Задыхаясь, Чигринов поднялся на ноги и увидел, как огромный черный вал подбросил шлюпку на гребень. Освещенная прожектором «Посейдона», она ярким оранжевым пятном выделялась среди мрачных водяных холмов.
Удерживая открытую дверь в рубку, Чигринов приказал:
— Объявить тревогу «Человек за бортом»!
Дверь вырвало из рук, захлопнуло с яростной силой так, что от удара застонало железо, но Шинкарев уже прокричал по радиотрансляции: