Глава 17 Мерседес.
Мерседес, стояла, прижавшись спиной к стене. Комната находилась в самой высокой башне замка, название которого пленница не знала. Мерседес было страшно, её плечи тряслись, как в лихорадке. Она смотрела перед собой и молчала.
— Ну что, дикая кошечка, давай по-хорошему с тобой всё решим. Ты соглашаешься стать моей наложницей, а я позволяю тебе жить. Жизнь — это ведь так много, и в тоже время, так мало. Жить хотят все, может, ты когда-нибудь и дождёшься своего пирата.
— Он не пират, — еле слышно произнесла девушка.
— Не пират? Удивлён! А я слышал, что его боятся не только пираты, но и добропорядочные английские и французские торговцы. Его уже ищут, и ищут не только они, но и турки. Он, признаться, им уже и так очень сильно насолил. Но мы им поможем. Маркиз де Тораль рассказал в своём послании к нам, что твой пират уже выехал на твои поиски.
Мерседес судорожно вздохнула.
— О! Я смотрю, ты заволновалась, хочешь его, да? Ждёшь его, да? А тут я, граф фон Крацлау, стою и мешаю тебе помечтать о нём. Как это неожиданно, о-ей.
— Тварь, ты не стоишь даже его пальца.
— О! Какой пафос! Нет, дорогая Мерседес, это он не стоит даже одного кирпича нашего фамильного замка. Жалкий моряк-самоучка, ничтожество без роду и племени. Зачем он тебе нужен? Ведь это твой отец отказался с ним породниться.
— Нет, это неправда!
— С чего бы мне тебе врать, вот его письмо к моему отцу, тут всё написано, как есть, — и Себастьян швырнул в лицо Мерседес листок.
Мерседес поймала на лету бумагу и, раскрыв её, начала быстро читать. Руки её дрожали, а сердце билось, словно в лихорадке. Это действительно был почерк её отца, его обороты речи, его стиль письма. Да, обмана в этом письме никакого не было, да и предательства перед ней тоже. Отец просто хотел повыгоднее выдать свою дочь замуж, вот, собственно, и всё. Ничего удивительного.
— Тут сказано, что мой отец хочет выдать меня замуж за тебя, и ни слова нет о том, чтобы ты взял меня в наложницы.
— Планы изменились, красотка. Теперь твой папашка никто, ты мне не нужна, Испания проиграла генеральное сражение Франции, а король Испании просто су-ма-сшед-ший. Так что, родишь мне парочку детей, а там посмотрим, что с тобой делать. И радуйся, что тебя не изнасиловали раньше. Будешь хорошо себя вести, уйдёшь в монастырь и будешь дальше тихо жить, Богу молиться, да детей вспоминать. А будешь плохо себя вести — отдам своим солдатам.
— Ты не посмеешь, — прошипела Мерседес.
— Почему? — Себастьян расхохотался и стал приближаться к Мерседес.
— Не подходи! Ааааа!
У Мерседес перед глазами все резко поплыло, и она упала в обморок. Себастьян нагнулся над ней и грязно выругался, и продолжал ругаться до тех пор, пока не вышел из башни. Спустившись вниз, он со злостью пнул дверь в общий зал. В помещении было тихо. Потрескивал дровами в углу камин, изредка, плюясь угольками, чадили факелы по стенам, бегали мыши по углам.
Лицом к камину, в глубоком кресле сидел старик-герцог и грел старые кости у огня.
— Что, опять, сынок, кхе-хе-хе, не получилось?
— Не получилось, — зло ответил Себастьян. — Это сучка наложила на себя заклинание любви и смерти, и как только я к ней подхожу ближе, чем на один шаг, она теряет сознание. Если я дотронусь до неё, то её сердце сразу останавливается.
— Так может заклинание направлено только на тебя, а любой наш солдат сможет до неё дотронуться?
— Нет, мы проверяли. Это сложное и редкое заклинание, оно не действует избирательно: либо один, либо никто. Страшное заклинание, его, мало того, что нужно знать, так ещё и решиться применить. Антизаклинания нет, насколько я знаю, отец. И то, об этом мы узнали совершенно случайно. В замке По нашлась старая ведьма, которая почувствовала его, она-то и не дала нам сразу убить девчонку по незнанию.
— Да, ты прав, его нет. Это абсолютно точно, старая ведьма права. Это магия жизни, она односторонняя. Или белое, или чёрное, серого не бывает. Что же ты так ошибся? И когда она успела? На это ведь ещё решиться надо, да и подготовиться.
— Время у неё было. Я привёз её в замок По, бросил там в башне и, признаться, столько произошедших событий не дали мне возможности ей заняться. Решил оставить пленницу под присмотром местного рыцаря.
— И что?
— Пока я решал наши дела, тот не выдержал и, напившись, решил изнасиловать её, надеясь это сделать так, чтобы я не смог потом заметить. И доказать. Он думал, что Мерседес будет молчать, да и ей всё равно никто не поверит.
— Так…
— И вот он, напившись, решился на этот поступок, не убоясь даже меня. Больно понравилась ему сеньорита. Он ворвался к ней, надеясь на успех, а в итоге сгорел. У де Сильва от отчаянья прорезались магические способности, даже несмотря на отвар, ослабляющий магию, и она спалила его заживо. Он, ещё живой и уже протрезвевший, бросился из башни по ступеням вниз, громко зовя на помощь, — младший фон Крацлау прервался.
Дойдя до стола, он взял кувшин и щедро плеснул себе в кружку вина. С жадностью выпил и продолжил. Герцог равнодушно ждал.
— Она успела убить ещё с десяток воинов, а когда поняла, что на большее не способна, тогда бросилась обратно в башню, где и закрылась. Солдаты не смогли сразу открыть дверь и послали за мной. Когда я приехал и разобрался, было уже поздно. Вскрыв дверь в башню, я хотел её схватить, но она уже вызвала призрак матери жизни и матери смерти. Одна даёт жизнь, другая забирает её. Всё было напрасно. Это впечатлило всех, я позже попробовал ещё раз её схватить, но ничего не получилось. Мёртвая она нам не нужна.
— И что надо сделать, чтобы снять это заклинание, ведьма сказала тебе?
— Да, её должен обнять и поцеловать тот, кто любит её всем сердцем, иначе не получится.
— Это кто же, её пират?
— Возможно, но правила заклинания, если их не соблюсти в полной мере, не допустят нарушения. И если он её не любит, или любит недостаточно крепко, то она умрёт.
— Да, Мерседес де Сильва — смелая и решительная сеньорита, и она нам нужна живой. Это в наших интересах, мы будем и дальше вести переговоры о её выкупе, но раз так получилось, то требовать не пять миллионов реалов, а десять. Это решит многие наши вопросы, если уж она смогла нас перехитрить.
— Нет! — с яростью заорал Себастьян.
— Успокойся. Она нам больше не нужна. Найдёшь себе другую красивую игрушку, подешевле.
— У них нет такой суммы, отец.
— У них нет, а у пирата есть.
— Пират уехал на её поиски.
— Ну, так найди его и предложи ему полюбовно решить вопрос.
— А если у него нет таких денег или он не захочет платить?
— Тогда убей его, зачем он тебе нужен? А девку продадим через год за пару миллионов, уж эти деньги де Сильва найдёт или скинем на потеху публике с башни или ещё что-то придумаем. Продадим туркам или кому-нибудь другим, пусть они её расколдовывают. Выбрось это из головы. Наши люди знают об этом пирате?
— Да, все границы перекрыты, по всей Германии, Франции и Швейцарии разосланы магические портреты во все таверны. Его узнают.
— Да, не завидую я ему. Он же моряк, а не сухопутная крыса. Тут тебе не на абордаж корабли брать, тут замок, да вассалы кругом. Придёт со своей командой и что. А? А-ха-ха.
— Да, у них на корабле разве что сотню бойцов можно перевезти. Твоя правда, отец.
— Отец всегда прав! Запомни это, Себастьян, — и герцог поднял вверх указательный палец.
— Я знаю, отец, — уважительно поклонился младший фон Крацлау.
— Хорошо, а теперь оставь меня, я хочу спокойно посмотреть на огонь, он напоминает мне былые сражения и кровь, что я в них пролил. Старость любит тишину, а не суету.
— Да, отец, конечно, отец, — Себастьян поклонился и вышел из зала.
Мерседес же всё это время плакала горючими слезами, не в силах совладать с собой. Она и сама не поняла, как попала в хитрую ловушку. Очнувшись, с ужасом обнаружила себя лежащей на жалкой постели, заточённой в башне, как какая-нибудь принцесса из грустной сказки. Действительность оказалась намного злее, чем она вообще её могла представить.
Прекрасный принц вдруг оказался мерзким животным, что оставил синяки на всём её теле. С ужасом она ощупала себя, боясь узнать самое страшное. Но нет, видимо, до этого дело не дошло, но лучше не стало. Ведь она быстро поняла, что находится на положении бесправной пленницы. А последующие события только убедили её в этом.
И Мерседес решилась на отчаянный шаг, когда поняла, что ей грозит. Уж лучше сражаться до конца, чем стать невинной жертвой уродов. Вот только то заклинание, которое она на себя наложила, не оставило бы потом камня на камне от того места, где её бы убили. Это была месть, а Мерседес умела мстить. Эрнандо мстил пиратам, а она мстила тем, кто сломал ей жизнь, и пусть они об этом ещё не знают, тем слаще будет месть. Здесь хоть условия ещё сносные, а не скотские, в которые её бы сразу поместили, узнав об особенностях её тайны.
Она вздохнула и, сжавшись в мягкий клубочек, прикорнула на тонкой постели. В башне было холодно. Страшно завывал ветер за единственным окном. Было жутко и страшно одиноко.
— Где ты, Эрнандо, где же ты? — бессвязно шептали её губы. В ответ только ещё сильнее звучал ветер, и всё же она смогла разобрать в его завывании слабый отзвук своей молитвы.
— Я иду, Мерседес, я иду.
Она прикрыла глаза длинными ресницами и погрузилась в сон. Только в нём она была свободна и счастлива. Только в нём она жила и существовала. В снах она снова была с Эрнандо на палубе корабля. Она рыдала, и слёзы, спускаясь из-под ресниц, орошали её нежные щёчки, грязные и осунувшиеся, но всё равно такие милые для него, для него…
Я поднял голову, за окном таверны бесновался ветер, гнусно завывая, он хотел оторвать прикрытые ставни. Те, в ответ, возмущённо хлопали деревянными створками. В этом вое мне вдруг послышался голос Мерседес, такой родной и такой тоскливый.
Невольно вскочив на ноги, я снова прислушался к ветру, уловив в нём то, что уже давно чувствовал.