На груди четыре слова.
Имя – род – место проживания – номер. Ибо капитан – должность, как правило, наследственная. Одним и тем же кораблем могут командовать разные представители рода. Имена же у капитанов часто бывали одни и те же. Даже существовали какие-то там традиции и поверья на этот счет. Мол, чем больше капитанов носит одно и то же имя – тем страшнее будет их противникам. Типа – их нельзя убить, раз на капитанском мостике все время один и тот же человек. Или что-то в этом роде…
Личность эта была почти мифической.
Питался и квартировал он всегда отдельно от всех прочих. Появляться в обществе офицеров тоже почему-то мог далеко не всегда. Существовали какие-то особые правила на этот счет. Его обслуживала специальная команда хорнов, которые тоже жили обособленно от всех прочих. Отличительным знаком этой команды являлась маленькая вертикальная красная полоска на левой стороне груди. И ни один офицер ничего не мог им приказать – попросту не имел на это права. Но это не означало того, что данные хорны были на каком-то привилегированном положении. Скорее – на особом. Ибо карой за любое нарушение ими дисциплины было отнюдь не разжалование. Провинившегося просто выбрасывали за борт в открытом море. Точнее – он прыгал сам при большом стечении народа.
Капитан не был «первым после Бога», как это часто пишут в книгах.
Для своей команды он таковым, по сути, и являлся. Его приказы никем и никогда не могли быть обжалованы.
Любые – и ни при каких обстоятельствах.
Исключением мог быть единственный случай – приказ о сдаче корабля. Вот тут его имел право – и даже обязанность – убить любой офицер. Становившийся в этом случае капитаном. И неважно, что он мог им стать лишь на то короткое время, которое требовалось кораблю для гибели. Имя этого офицера сообщалось его роду, причем это являлось обязанностью победителя. Поэтому тщательно опрашивались все спасенные с борта вражеского корабля люди. Любой из них считал своим долгом рассказать все подробности боя, для того чтобы максимально точно упомянуть о поведении его команды в сражении. Ибо и эти сведения отсылались по месту базирования корабля, становясь частью истории многих родов.
А потом… потом море ждало всех проигравших. И это считалось почетом! Позором был бы тот факт, если бы их отпустили по домам. Мол, они настолько беспомощны, что уже не могут быть достойными противниками! Худшего оскорбления роду трудно было и вообразить…
А сейчас я рассматриваю лежащие перед нами тела. И что их только сюда занесло? Здесь до моря – как до Пекина ползком!
Тщательная проверка дома принесла некоторые интересные результаты. И, в частности, обнаружился подключенный к Интернету компьютер. Вот те раз – тут же никакой связи нет! Ан, выходит, что есть… Прошедший по проводу Торшин сообщил еще одну интересную новость: Интернет оказался кабельным. Линия подключалась к роутеру в подвале, а вот куда она шла дальше…
Слон только в затылке почесал.
Запасы продовольствия тоже оказались непропорциональными – для десятка человек их было многовато. Причем пищевые рационы хорнов вообще складировались в отдельном помещении. И вот тут меня торкнуло в первый раз!
– Олег, – вертя в руках коробку с рационом, спрашиваю я у Павловского, – это ведь на один день, да?
– На день, – кивает капитан. – А что?
– Сколько их лежит на холме? Пятеро? А когда должна рвануть бомба?
Капитан вопросительно смотрит на меня.
– Пять человек попросту не успеют все это съесть! Взрыв произойдет раньше!
Надо отдать должное командиру. Услышав эти слова, он не особо долго размышлял.
– Ларин, Овчинников – повторно обыскать дом! Весь – от подвала до чердака! На все – десять минут! Торшин – на тебе техническая сторона! У них должна быть какая-то связь!
Все верно.
День, на который назначен подрыв атомной мины, известен. И если она заложена где-то здесь, то полным бредом будет затаскивание сюда такого количества продовольствия, которое попросту не сможет сожрать за это время группа прикрытия.
Второе – перед нами только половина штурмовой десятки, во главе с командиром. Где еще пять человек? Если разделить количество пищевых рационов на десять, получается уже несколько ближе к истине…
Коридор!
Скрипят под подошвами ботинок рассохшиеся доски.
Дверь.
Заперто? А нам как-то по фиг… Один хрен, она тут старая, как и весь дом.
Хрясь!
И, жалобно скрипнув, она повисает на одной петле – не рассчитал малость…
Так, тут ничего интересного нет. Здесь, судя по личным вещам, обитал кто-то из «местных жителей». Тех, что с винтовками в руках на улице тусовались. Какие-то тряпки, старые ботинки – на фиг!
Следующая дверь повторила судьбу соседки.
Опять «местные». Разве что малость поопрятнее тут. Фотоаппарат на тумбочке, а что в нем? Мигнул экран.
Вот они, та самая команда, что лежит во дворе, – здесь они еще живые. Улыбаются, машут рукой фотографу. Еще снимок, еще… стоп! В карман его!
Выбегая в коридор, слышу, как трещат двери с противоположной его стороны – там орудует Павел. Да… после нас тут чинить все придется долго. Если, конечно, будет кому…
Снова одна дверь – на этот раз не заперто вообще.
И – разительный контраст с предыдущими комнатами.
Чисто – почти стерильно. Кровать около окна, тонкий матрац, аккуратно заправленное одеяло и небольшая подушка сверху. Серый квадратный мешок-контейнер около стены. Рядом, на столике возвышается небольшая стопка прямоугольных коробок. Пресловутые пищевые рационы – только цвет у них тут другой. Из чего, кстати, вайны эти коробки делают? На вид – картон, но не горит и весьма прочен механически. Разорвать такую коробку – это надо нехило руки напрячь.
Еще комната…
– Вот! – выкладываю перед подполковником коробку с рационом. – Черная – офицерский! И еще…
Торопливо перелистываю снимки в фотоаппарате.
– Во!
На экране – те самые «местные жители». Позируют перед неведомым фотографом. Рот до ушей, большие пальцы вверх – весело им.
А на заднем плане видна фигура в черной форме. Он стоит боком и, скорее всего, даже и не подозревает, что его фотографируют. Характерный черный комбинезон… и хорошо узнаваемый кинжал на правом боку.
То есть мои догадки верны – офицера не отправят командовать пятью подчиненными. Да и десяток – это тоже как-то мелковато для такой фигуры.
– Это не Ронни, – после некоторого молчания изрекает Слон. – Не тот, который с амерским президентом говорил[12], – я этот ролик видел. Другой кто-то…
Хм-м… так еще и видеоролик какой-то был? Сколь много нам открытий чудных…
Увы, никакой связи отыскать не удалось. Никаких проводов от полевых телефонов, непонятной аппаратуры – ничего.
Зато нашлась натоптанная тропка, уводившая куда-то в сторону. Хорошо натоптанная, по ней, видимо, не раз в день народ туда-сюда шастал. И еще одно открытие сделал уже Снежный. Осматривая тела хорнов, он обнаружил застрявшие в протекторе ботинок мелкие камешки.
– Тут вокруг земля повсюду. Прежний хозяин кукурузу сеял, так что все распахано давным-давно. Здесь почвы песчаные, суглинок… даже дороги грунтовые, без подсыпки песком и щебнем. Нет тут оживленного движения, так чего огород-то городить? Да и, судя по карте, никаких россыпей поблизости нет. А эти камешки – гранит. И где у нас здесь таковой имеется?
Ответ подсказывает все та же карта, точнее, информация из планшета Торшина. Холмы к северо-западу от дома – там, если верить пометке, как раз тот самый гранит и присутствует.
Да и аппаратура пеленгации сигнала недвусмысленно указывает в ту же сторону, куда уходит тропинка.
Но если там расслышали выстрелы… то встреча может быть очень даже горячей и не сказать чтобы дружеской.
По команде включаем тепловизоры, рассыпавшись в разные стороны, чтобы снизить вероятность одновременного поражения нескольких человек. Поднимаемся на холм, который расположен между нами и источником сигнала.
– Командир! Код «пять»!
Да здесь и без аппаратуры все видно неплохо… Народ здешний, разумеется, постарался, затягивая излучатель защитного поля маскировочной сеткой, но пожелтевшая растительность и пожухлая трава выдают его местоположение. Да и не бывает в природе правильных геометрических форм.
Вот он – почти в центре пятна пожухлой травы возвышается угловатое сооружение. И – никого рядом.
Странно. Очень и очень странно. Да, возможно, что находиться рядышком с этой штукенцией не так-то уж и безопасно – вянет же трава? Но какая-то охрана, один хрен, должна тут присутствовать! Пусть и не в непосредственной близи, но все же…
Радиостанции тут не работают – никакие вообще. Слишком близко к источнику помех. Так что визуальный контакт – наше все!
И краем глаза замечаю движение слева. Приподнявшись над землей, машет рукой Павловский. Он указывает на что-то.
И чего он имел в виду?
Яркое пятнышко среди пожухлой растительности. В тепловизионный прицел его можно хорошо рассмотреть. Ну… пятно и пятно… это может быть чем угодно. А если левее отползти?
С этого ракурса пятно приобрело более четкие очертания. Нет, это не человек – однозначно. Ибо человека со столь прямоугольными очертаниями и такими габаритами я себе представить как-то затрудняюсь… Прибор? С таким выделением тепла?
«…Демаскирующим признаком таковых установок могут являться работающие механизмы, кабели питания и сервоприводы. И в частности – радиаторы системы охлаждения управляющей аппаратуры…» – всплыли в памяти строчки наставления.
Автоматическая пулеметная турель – нечто вроде тех штукенций, которые стреляли по нас на полигоне. Судя по наличию тепла, пулемет периодически шарит стволом туда-сюда, вот привода и греются. Да и камера на прицеле тоже кое-что потребляет…
Радиосвязи тут нет, и управляется эта установка, скорее всего, по проводам. А почему же автоматическая?
Да потому, что стоит на самом удобном для наблюдения месте. Был бы там оператор – он как раз на этом месте обосновался бы. А установку разместили бы где-нибудь рядышком. Впрочем, наличия передающей телекамеры это не исключает. Тот самый оператор вполне может вообще в тылу заседать со всеми удобствами. Протяни провод – и любуйся картинкой.