Такого командира следует не только уважать, но еще и беречь! Причем если по вине кого-либо из хорнов такой герой погибнет – позор, причем несмываемый, ляжет на весь отряд. И никакими силами его уже не смыть…
– Так что ты для них теперь – нечто вроде знамени. Они костьми лягут, но к тебе никого не допустят. И ничего тут не поделаешь – это у них в крови. То, что ты требуешь оставить тебе возможность лично вступить в бой, вполне соответствует их пониманию храброго офицера. Ничем иным они не могут оправдать приказа не применять взрывчатки – ибо тогда ты не сможешь сойтись с врагом врукопашную, – поясняет командир.
Вот так обрадовал! Заработать славу полного отморозка, который только и жаждет перерезать собственноручно вражескую глотку!
– Привыкай… тебе теперь с этим жить!
Да уж нечего сказать!
А конвой шел…
И закономерно наступил момент, когда автобусы и грузовики вкатились на причал. А около него уже покачивался на воде заранее зафрахтованный корабль – обычный «трамп»[13]. Не сильно большой, но места для всех там хватало. На его борту уже пару дней хлопотали медики, оборудовавшие места для перевозки раненых. Надо полагать, что и всякой спецэлектроники туда уже запихали в нехилом количестве – дабы проследить конечный пункт следования. Насколько я понял, по условиям сделки, американские офицеры сопровождают нас до какой-то конкретной точки. Не совсем, правда, ясно – до какой именно? Но думаю, что у нашего командования и на этот счет есть туз в рукаве.
Часть грузовиков, которые перевозили уже наши законные трофеи, отделилась от колонны и укатила на соседний причал. Вот там уже стояли совсем другие корабли… насквозь родные и понятные. На них спешно начали грузить захваченное оборудование. Ох, представляю себе, как сейчас кое у кого кулаки зачесались… Отпустить такие ништяки? Но надо думать, что и на эту тему у нас уже озаботились. Зуб даю – под водой уже наверняка шныряют всякие интересные аппаратики. Мало ли… бывали случаи, когда даже в нейтральном порту что-то такое неприятное к днищу вдруг прилипало. Рассказывали нам про такие вещи – и даже показывали. Надеюсь, нет у нас настолько простодушных лопухов, чтобы внезапно поверили американцам. Дружба дружбой, а табачок врозь! Да и нет тут никакой дружбы – есть вынужденный союз. А это уже совсем другие коврижки.
Поднимаемся на корабль и мы – хорны плотным кольцом окружают меня на причале и даже по трапу стараются идти так, чтобы «случайный» выстрел со стороны не смог бы достичь своей цели. Не препятствую – парни по-своему преданы и берегут своего командира.
Некоторая суматоха, сопровождающая спешную погрузку, впрочем, скоро прекратилась – и причальная команда приняла швартовы.
– Ма Той – пусть парни Га Шана проверят корабль. Нет ли тут спрятавшихся солдат противника? С ними пойдет еще один человек – он осмотрит трюмы. Нет ли здесь установленной взрывчатки?
Га Шан – это еще один из десятников, я уже помню наизусть их имена и различаю в лицо.
А насчет солдат и мин… думаю, что такую работу здесь уже провели и до нашего появления. Но солдат должен быть озадачен! Никакого праздного сидения на пятой точке!
Тем более что хорны, взойдя на палубу корабля, как-то воспряли духом – это уже не суша!
Надо сказать, что парни добросовестно осмотрели все, куда только смогли засунуть нос. Притащили даже несколько стволов, наверняка запрятанных командой корабля на всякий случай. Парочка китайских автоматов, пяток винтовок… – вполне себе джентльменский набор. Но хорны отнеслись к этому вполне серьезно, без колебаний изъяв найденное и свалив это добро у моих ног.
Одобрительно киваю десятнику и поощрительно хлопаю его по плечу.
Восприняв это как руководство к действию, хорны тотчас же выставили посты в машинном отделении и на мостике. А в радиорубке обосновался Ма Той, который мог контролировать переговоры здешнего радиста.
Никто никому не мешал, но команда начала нервничать. Еще бы… стоит тут парочка отморозков, увешанных гранатами, как новогодняя елка игрушками! Молчат, ничего не говорят… но десяток гранат на поясе – это весьма красноречивый аргумент! Не знаю, как смог это объяснить Хасан, но как-то, по-видимому, сумел. Успокаивать команду отправился лично адмирал Вайсмюллер!
И своей цели он достиг достаточно быстро. Тем более что, увидев столь внушительно выглядевшего офицера, хорны вытягивались в струнку и отступали в сторону, освобождая ему проход. На этот счет я их особо проинструктировал.
– Нас сопровождает самый известный капитан противника! Объясни всем, что это сделано из уважения к нам! Ему надлежит оказывать должное почтение – это заслуженный моряк! – перевел личному составу мои слова Павловский.
Хорны автоматически вытянулись – это они поняли.
Кстати, мои нынешние подчиненные – не матросы в прямом значении этого слова. Скорее морская пехота. Они обучены воевать и на суше, но, как и моряки, считают более почетной смерть на море. А вот их бывший командир – тот был настоящим флотским офицером. Боевым и очень уважаемым. Так что присутствие тут самого серьезного капитана противника мои подчиненные восприняли еще и как знак его уважения уже и ко мне – как к честному победителю столь заслуженного моряка. Вот ведь как бывает… А я ведь не флотский! И даже не морпех! И как теперь выходить из столь щекотливой ситуации? Ведь явно же какой-нибудь ляп допущу! И тем самым неминуемо уроню свой авторитет. Эх, если бы мы сейчас прыгали с парашютом – вот тут бы я им показал!
Пользуясь случаем, отлавливаю Слона и кратко высказываю ему некоторые свои соображения.
– Хм… – чешет в затылке подполковник. – А тут кое-что есть! Соображаешь!
Ну, насколько я знаю подполковника, он теперь кое-кому всю плешь проест – но итог от моих мыслей будет!
День прошел в хлопотах… Я так и задремал, уткнувшись носом в раскрытую коробку офицерского продпайка. Что-что – а вот за этим мои подчиненные следят бдительно. Офицер должен принимать пищу трижды в день. Уж и не знаю, с чем это связано, но хорны это отслеживают очень внимательно, и в определенное время около меня появляется боец с черной коробкой продпайка. Есть я должен в отдельном помещении – и он, вручив мне коробку, занимает место с той стороны двери, никого не допуская в комнату, пока я не закончу прием пищи.
Не сказать чтобы их рационы питания были какими-то офигенно вкусными. Питательными – да, тут спорить не приходится. А вот относительно вкуса… впрочем, они у всех свои. Им, наверное, нравится, а вот я должен привыкать!
Второй день.
На корабле все более-менее устаканилось. Уже не так нервничают рулевые и дежурные машинисты. Появились на палубе и американские офицеры, так что я проявляю осторожность, чтобы не попасть им на глаза. А вот Хасана не видно совсем – надо думать, его сейчас в три глотки обрабатывают соответствующие «товарищи». Сочувствую мужику… Впрочем, свою главную задачу он исполняет с блеском – рядовые хорны для американцев интереса не представляют. Хотя и их отсняли, наверное, уже со всех сторон – и в любых ракурсах.
Сопровождающий нас американский фрегат – тот вообще не сводит оптики с палубы «трампа».
А вот на третий день что-то вдруг изменилось…
Появившийся около меня Слон коротко информирует:
– Рандеву ближе к пятнадцати часам. Предупреди своих – пусть ничему не удивляются. И не спешат стрелять!
Хм… а что, есть в кого?
Он не мог бы поконкретнее высказаться? Сиди тут и гадай…
Но все произошло как-то буднично, хотя и очень, надо сказать, эффектно!
– Лечь в дрейф! – приходит команда из радиорубки.
Останавливается и сопровождающий нас корабль.
И?
Дальше-то что?
Тут пусто… вокруг, сколько видит глаз, нет вообще ничего и никого, кроме американского эсминца. Только в небе чертит круги какой-то самолет. Впрочем, они там над нами постоянно висят… Но не авиацией же нас собираются забирать?
– Слева! – вытягивает вдруг руку матрос на палубе.
И тут…
Словно отдергивают в сторону незаметное до сей поры покрывало – совсем неподалеку от нас появляется громадный корабль! Угловатые обводы, длинные стволы орудий…
«Наковальня»?!
Ну, если и не она – то очень похоже! Я эти фото тоже видел.
А что происходит среди хорнов…
Нет, никто не скачет от восторга, нет и приветственных криков – но надо видеть их лица!
Шарахнулся в сторону американский эсминец – там едва хватило ума, чтобы не сыграть боевую тревогу. На такой дистанции тяжелые снаряды крупнокалиберных пушек попросту разорвут его в клочья.
А с борта подошедшего корабля уже спускают шлюпки и моторные катера.
Топот ног – рядом возникает Ма Той.
– Готовить к погрузке раненых!
Он вытягивается и коротко кивает.
Впрочем, в этом нам активно помогает и вся команда «трампа». Они, как никто другой, заинтересованы, чтобы мрачные гости поскорее бы покинули палубу их судна.
Отдельно ото всех, столпившись на мостике, наблюдают за нашими действиями американцы. Ничуть не скрываясь, они ощетинились объективами фото-видеокамер. Бог с ними… тут и смотреть-то особо не на что – пусть себе снимают. А вот морду я все же в сторону отверну… да и кепи пониже надвину.
– Раненые отправлены!
– Распорядись, чтобы погрузили и всех погибших.
И про это тоже нельзя забывать – Слон специально прибежал, чтобы мне напомнить. Да я и сам как бы не лопух…
Отдельный катер принимает на борт и тело бывшего командира хорнов. Так это или нет – но пусть его везут подобным образом. Если у вайнов похожий обычай есть – я его соблюдаю. Если нет, то выкажу погибшему особое уважение. Хуже уж точно не станет.
Все, раненые на борту.
Вижу, как спускается в шлюпку и Хасан. Пора уже и нам.
Команда – и, прикрываемый со всех сторон своими бойцами, я спускаюсь по трапу на катер.
– Сэр, – тронул за рукав Вайсмюллера один из прикомандированных офицеров, – вам не кажется, что наши гости все это время добросовестно играли комедию?