Образовался хороший излишек и спиртного, и «закуски»! И решил ротный устроить поминки погибшим, заодно и обмыть награды. Рота армейского подчинения, на «поминки-обмывку» заглянуло начальство из разведотдела штаба армии, даже некоторые офицеры армейского трибунала и прокуратуры, с кем комроты контактировал по службе. А вскоре «за злостный обман, повлекший за собой умышленный перерасход продовольствия», приговорил трибунал его к 10 годам лишения ИТЛ или 3 месяцам штрафбата. Не помешали этому его ордена Красного Знамени, Красной Звезды, медаль «За отвагу». Правда, вскоре пришло другое постановление того же трибунала, об отмене приговора, и майор убыл в свою часть.
Есть примеры и другого порядка, о тех, кто по суду военного трибунала заслуженно оказался в нашем штрафбате (данные из копий приговоров по архивным документам ЦАМО РФ):
— Инженер-майор Гефт Семен Давидович, нач. автобронетанковой службы 3-й гв. кавалерийской дивизии — 10 лет ИТЛ или 3 месяца ШБ за злоупотребление служебным положением (принуждение к половым связям подчиненных женщин- военнослужащих).
— Командир танка мл. лейтенант Пушкарев Владимир Никифорович из 73-й танковой бригады — 4 года ИТЛ или 1 месяц штрафбата за утерю оружия.
— Лейтенант адм. службы Морозов Иван Кузьмич, 44-летний начальник продслужбы полка — 5 лет ИТЛ или 2 месяца ШБ за расхищение, нанесшее ущерб государству в сумме 31.600 руб.
— Хохлов Михаил Сергеевич, капитан, командир пулеметной роты 4-го стр. полка 10-й зап. стр. бригады — 8 лет ИТЛ или 2 месяца ШБ за самовольное оставление поля сражения во время боя.
— Кожемякин Александр Иванович, капитан, нач. связи 139-го минометного полка — 5 лет (1 мес. ШБ) за избиение подчиненного.
— Разумов Илья Никитич, лейтенант ветслужбы погранотряда — 3 года (1 мес. ШБ) за хулиганство.
— Петров Семен Иванович, ст. лейтенант, командир отд. учебной роты 356 сд 61 А. 5 лет ИТЛ, 2 мес. ШБ за вшей и тиф в роте. — Павлов Федор Александрович, мл. лейтенант, ком. взвода связи 61 А. 10 лет ИТЛ (3 мес. ШБ. за опоздание и пьянку.
Можно приводить сотни других примеров из нашего ШБ, но для широты охвата приведем некоторые данные из других источников. Например, в книге доктора юридических наук Юрия Рубцова «Штрафники не кричали: „За Сталина!”» рассказывает И. Тарасенко, подполковник в отставке: «В штрафной батальон я был направлен военным трибуналом за утрату секретных документов. Среди моих собратьев по беде был капитан, командир парашютно-десантной роты, за сгоревшие при пожаре парашюты. Другой, тоже капитан, командир стрелковой роты, застрелил паникера».
Пример из 2-го Украинского фронта. Лейтенант Петр Амосов, командир саперного взвода: «Ставил немецкие противотанковые мины. На них погиб начальник политотдела 37-й армии полковник Емельянов. Не зная расположения переднего края, он на машине проскочил в сторону противника, мина сработала». Амосов приказом комфронта Конева разжалован в рядовые, направлен в 15-й ОШБ.
Несколько примеров с 3-го Белорусского фронта[7]:
— Идельсон Яков Маркович, лейтенант адм. службы, завделопроизводством-казначей 45-й штрафной роты 39-й армии. 10 лет ИТЛ с заменой направлением в Ш Б. Мародерствоу отобрание у гражданского населения принадлежащего последнему имущества.
— Авоян Агаси Сакоевич, майор, командир батальона связи Упр. погранвойск НКВД — 5 лет ИТЛ с заменой ШБ. Неисполнение законного приказания по службе в боевой обстановке.
— Баландин Евгений Федорович, лейтенант-артиллерист. Получив отпуск после тяжелого ранения, «задержался» сверх отпуска, предъявил по возвращению в часть фиктивную справку о болезни. Погиб, провоевав в 10-м ОШБ всего 11 дней.
С Южного фронта свидетельствует майор юстиции Иоффе Зяма Яковлевич, бывший военный следователь военной прокуратуры 58-й армии, помощник прокурора 52-й армии:
— За пять дней был наголову разбит стрелковый корпус. Начштаба корпуса полковник Айвазов, командир стрелкового полка майор Волков и один командир батальона приказом комфронта Масленникова отданы под трибунал, эти три офицера отправлены в штрафбат.
— Весной 1943 года на охрану побережья Азовского моря была поставлена рота старшего лейтенанта Канищева. Рядом стояли на переформировке остатки Азовской военной флотилии. Их катер шел вдоль берега, мимо позиций роты, и ротный отдал приказ: «Стрелять по катеру!» Бойцы отказались, сказав, что это свои, но Канищев сам огнем из пулемета по катеру убил стоящего на палубе главстаршину, одного из лучших моряков флотилии. Приговор трибунала — штрафбат.
С середины 1943 года ход войны существенно изменился. Разгром немцев под Сталинградом, прорыв блокады Ленинграда, Курская битва и другие успехи подняли боевой дух армии, редки стали паника и отступления в бою, случаи самострелов, уклонения от боя. Зато в связи с освобождением многих областей возрос контингент штрафников из числа бежавших из плена, вышедших из окружения, а также и тех из наших военнослужащих, кто на территории, ранее оккупированной врагом, оставался там, не принимал активного участия в борьбе с оккупантами.
В период от подготовки Курской битвы до завершения операции «Багратион» переменный состав (штрафники) представлял собой примерно половину из числа осужденных военными трибуналами и направленных приказами командиров. Вторую, иногда большую часть составляли вышедшие из окружения, бежавшие из плена, проведшие долгое время вне воинских партизанских формирований на оккупированной территории. Они, как правило проходившие проверку в фильтрационных лагерях НКВД и органами «Смерш», направлялись фронтовыми (армейскими) комиссиями.
Понятно, что в окружение попадают не по своей воле, из немецкого плена бегут чаще всего, чтобы отомстить за унижения в плену боевыми действиями в составе своей армии. Бежавшие из плена иногда говорили: «Английская королева своих офицеров в подобных случаях орденом награждала, а нас — в штрафбат!» Конечно, неправомерно было всех, кто попал в немецкий плен, отождествлять с предателями, как упорно некоторые трактовали приказ Ставки № 270 от 16.08.1941, главный пункт которого гласил: «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров».
В этом приказе главное внимание обращено на командиров и политработников, что я специально выделил в приведенной выше цитате, но стараниями «ретивых исполнителей» типа Мехлиса это положение стали распространять на всех, кто бывал во вражеском плену. У Константина Симонова в книге «Глазами человека моего поколения» (М.: АПН, 1988) есть запись мнения маршала Жукова: «У нас Мехлис додумался до того, что выдумал формулу: „Каждый, кто попал в плен — предатель Родины”… По теории Мехлиса выходило, что даже вернувшиеся, пройдя через этот ад, должны были дома встретить такое отношение к себе, чтобы они раскаялись в том, что тогда, в 41-м или 42-м, не лишили себя жизни… Как можно требовать огульного презрения ко всем, кто попал в плен в результате постигших нас в начале войны катастроф!»
Известно, что были многочисленные случаи заброшенных к нам групп диверсантов из числа военнопленных, завербованных фашистами и подготовленных в спецшколах абвера, предателей, согласившихся на сотрудничество с врагом. Издержки проверок того времени не давали гарантии на абсолютную достоверность их результатов. Действительно, не мог же наш «смершевец» позвонить какому-нибудь штандартенфюреру, чтобы навести справки о таком-то бывшем пленном. Поэтому единственно правильным решением было направлять в штрафные части для «проверки боем» тех, чью благонадежность не удавалось установить достоверно. Вот и направляли соответствующие комиссии подряд многих бывших пленных или находившихся в окружении в штрафные формирования, где сама боевая обстановка определит ту самую благонадежность
Но, как и в действиях некоторых комдивов в определении в штрафники без суда, и здесь бывали случаи торопливости и безосновательности решений таких комиссий. На 1-м Белорусском фронтовая комиссия состояла из председательствующего — представителя политуправления фронта и двух членов — старшего оперуполномоченного контрразведки «Смерш» при 29-м ОПРОСе и заместителя командира этого полка резерва офицерского состава по политчасти. Выводы комиссия излагала в протоколе. После утверждения протокола на титульном листе командующим фронтом и членом военного совета, он обретал силу приказа. Так, например, по протоколу № 61 от 16 мая 1944 г. в 8-й ОШБ были направлены 52 человека. Вот выписка из этого протокола:
Жданов Петр Григорьевич — воентехник, начальник оружейной мастерской 77-го стрелкового полка 10-й дивизии НКВД, 1911 года рождения, уроженец города Быхов Могилевской области. Попал в окружение с группой из 30 человек 3.08.1941 года, был ранен. Дойдя до Первомайска, затем до Николаева, повернул назад в свой город Быхов и жил, занимаясь сельским хозяйством. 4.10.43 года вступил в партизанский отряд № 152 11-й бригады, где был командиром взвода до соединения с частями Красной Армии 24.02.44 г., после чего направлен в 58-й армейский запасный стрелковый полк. Никаких документов, подтверждающих правдивость изложенного, нет. Жданова П. Г. направить в штрафной батальон сроком на 1 месяц.
Чем закончилось его пребывание в штрафбате, мне установить не удалось, но надо иметь в виду, что, во-первых, более двух лет 30-летний Жданов в Быховском районе Белоруссии не нашел возможностей стать партизаном, когда там, как известно, уже действовала та самая 11-я Быховская партизанская бригада Ф. П. Подоляна. Как свидетельствуют документы, в партизанском соединении на Быховщине сражались 4326 партизан. На их боевом счету 110 пущенных под откос эшелонов, 97 разбитых и поврежденных паровозов, 1088 сожженных вагонов, платформ и цистерн, 59 подбитых и сожженных танков и бронемашин, свыше 7 тысяч уничтоженных вражеских солдат и офицеров.