А сейчас мои впечатления о некоторых странностях, несуразицах в деле хранения памяти о героях, которые в годы Великой Отечественной десантниками не были.
Закончил я военную службу еще в Советской Украине, но к 60-летию Победы мне удалось перебраться в любимый Ленинград и не без сложностей восстановиться в российском гражданстве. Когда я уже поменял паспорт «громадянина самостийной Украины» на российский, теснее прикоснулся к истории Ленинградской блокадной эпопеи, то обнаружил здесь факт, показавшийся мне нелепостью. Василий Филиппович Маргелов был весьма заметным человеком в реальных боевых делах при обороне Ленинграда, но практически никак не отмечен памятными топонимическими названиями в Санкт-Петербурге.
Вот некоторые данные о боевом прошлом Василия Филипповича на ленинградской земле. Проявив себя в боях в «зимней» войне 1939–1940 года с финнами, капитан Маргелов оставлен в Ленинградском военном округе командиром 15-го Отдельного дисциплинарного батальона (ОДБ), куда направлялись солдаты и матросы за так называемые «провинности», то есть своеобразного «штрафбата» мирного времени.
Перед началом Великой Отечественной войны, за три дня до роковой даты 22 июня, Маргелов назначается командиром 3-го стрелкового полка 1-й мотострелковой дивизии (костяк полка составили бойцы того самого «дисбата»), а в ноябре 1941 года боевой майор уже командует 1-м Особым лыжным полком моряков Краснознаменного Балтийского флота. Вопреки опасениям, что Маргелов там «не приживется», морпехи так приняли командира, что обращались к нему по флотскому эквиваленту звания «майор» — «товарищ капитан 3-го ранга». А Василию Филипповичу так глубоко запала в сердце удаль моряков, что со временем, став командующим ВДВ, для того чтобы десантники переняли славные традиции морской пехоты, с которой воевал под Ленинградом, и с честью их приумножали, «Дядя Вася» Маргелов добился, чтобы десантники получили право носить тельняшки. Но это уже потом, а тогда, после сражений на Невской Дубровке и Ладоге, после тяжелого ранения он оказался в госпитале.
Бюст Героя СССР генерала армии В. Ф. Маргелова
Не долечившись как следует, Маргелов выписался и получил назначение на должность командира 218-го стрелкового полка 80-й стрелковой дивизии 54-й армии Ленинградского фронта. Помня отвагу своих «дисбатовцев», добился перевода в свой полк оставшихся бойцов из 15-го ОДБ. После очередного ранения под Ленинградом он оказался на другом фланге фронтов Великой Отечественной и там уже продолжил свой боевой путь до Героя Советского Союза, Генерала Армии и легендарного «Дяди Васи».
Но в городе, за который воевал и пролил кровь Василий Маргелов, нет ни одной улицы, не говоря уже о проспекте или площади, с его именем, кроме скромного и мало известного жителям Санкт-Петербурга скверика, которому по инициативе ветеранов ВДВ присвоено имя Маргелова и где сооружен памятник московских скульпторов Никифоровых. Открытие памятника-бюста Героя СССР генерала армии Василия Маргелова и сквера его же имени состоялось 01.08.2008. Скверик этот близ ул. Савушкина образован на месте старого кладбища и долго был безымянным. Жаль, не нашлось пока более заметного топонимического объекта в городе-герое, соответствующего масштабу имени его защитника, Героя Советского Союза, генерала армии Василия Филипповича Маргелова. Даст Бог, в нашем городе топонимисты наконец найдут и более достойный объект для увековечения имени героического защитника Ленинграда, а законодательному собранию, руководителям нашего города достанет мудрости воздать должное отважному защитнику славного города-героя.
А вот еще об одном, тоже десантнике и тоже защитнике Ленинграда, уже тогда генерале Еншине Михаиле Александровиче, командире дивизии, о котором я рассказал в самом начале этой главы, я так и не обнаружил ни в Санкт-Петербурге, ни в городах Ленинградской области ни одного топонимического упоминания. Может, когда-нибудь в Санкт-Петербурге найдется объект, достойный и этого славного имени.
Вот такая история моей недолгой, к сожалению, службы в ВДВ и моих контактов с этими войсками и многими славными их людьми.
Глава 27Украина, Дальний Восток и обратно Несбывшееся и неожиданное
Отгремела война, уже давней историей стала.
А никак не отпустит тревожную память бойца.
От фугасов и мин мы очистили наши кварталы,
Но какой же сапер разминирует наши сердца.
Свершили подвиг для Империи Великой
Первопроходцев гильдия имен.
Владеньем стороны Дальневосточной
Гордится Русь с незыблемых времен.
После того как я был признан негодным к службе в ВДВ, я в самом конце 1960 года после долгих поисков кадровиков получил назначение в Прикарпатский Военный округ на должность начальника автослужбы 38-й армии, штаб которой стоял в западноукраинском Станиславе, ставшем вскоре Ивано-Франковском… Живописные горы, водопады, богатая природа, своеобразная гуцульская архитектура, да и люди Западной Украины, как тогда уже в нашей среде говорили — «западенцы», все это разнообразие интересовало и обогащало новыми впечатлениями. Тогда бандеровщина там еще не была сильна и открыта, как стала к 2014 году, отношение к нам, русским, было показно-терпимое, даже уважительное. По делам службы много приходилось бывать и в Закарпатье, где уважительность в отношениях казалась более искренней.
Конечно, новыми были для меня и впечатления о людях, с которыми теперь столкнула судьба. Хорошо запомнился командующий армией, генерал-майор Николай Григорьевич Штыков, человек очередных «разносов» (похоже, только из них его деятельность и состояла), переходил на грубости и унижение человеческого достоинства. Почти всегда, когда подходишь к его кабинету, чувствуешь, что «в воздухе пахнет грозой», и будто опять над тобой дамоклов меч. Но его заместитель, Герой Советского Союза, генерал-майор Баталов Григорий Михайлович, человек совершенно другого плана, внимательный, доброжелательный. Зная характер командующего, он мне как-то сказал: «Если дело терпит, подожди, когда за командующего останусь я или начштаба генерал Марущак, тогда приходи, обсудим, решим». Так иногда я и делал.
Генерал-майор Штыков Н. Г.
Невольно вспоминался командарм А. В. Горбатов на фронте, командующий ВДВ генерал Маргелов, наш «Дядя Вася», да и многие наши фронтовые и послевоенные генералы. Вскоре, к радости офицеров полевого управления Армии, командарма Штыкова сменил генерал Ухов. В противоположность своему предшественнику, обладал он нравом веселым. Правда, иногда горячился, срывался на «непарламентские» выражения, но быстро остывал и говорил самокритично: «Ну, как я тебя отчихвостил? Не обижайся, со мной это иногда бывает».
Герой Советского Союза, генерал-майор Баталов Г. М.
Здесь мне посчастливилось встретить очень интересного и, считаю, выдающегося политработника. При командарме Ухове (имя и отчество этого генерала я почему-то не запомнил) на должность члена Военного Совета Армии пришел полковник Средин Геннадий Васильевич, человек редкой души, напомнивший мне своими манерами, отношением к людям и к делу моего первого командира роты еще в запасном полку на Дальнем Востоке — младшего политрука Тарасова Николая Васильевича. Новый ЧВС отличался какой-то особенно дружелюбной общительностью. Наши кабинеты находились на одном этаже большого здания штаба Армии. И то ли это обстоятельство, то ли моя фронтовая служба в штрафбате его интересовала, но он часто заходил ко мне (а не вызывал к себе), и мы подолгу беседовали и о делах сегодняшних, и о фронтовом прошлом. От него я узнал, что он на фронт попал не сразу, а как партийного работника его долго не снимали с «брони». И только в 1942 году после множества настойчивых заявлений его направили в армию, и он попал на Волховский фронт политруком в стрелковый полк 2-й Ударной армии, участвовал в тяжелых боях по прорыву блокады Ленинграда на Синявинских высотах, где погиб в 1943 году отец моей второй супруги, артиллерист противотанковой сорокапятки Василий Васильевич Куропятников. Ранен там политрук Средин не был, но под Ленинградом обморозил ноги, знает, что такое цинга. Войну закончил, как и я, в звании майора, а теперь мы оба с погонами полковника. Правда, я понимал, что в полковниках ему осталось ходить совсем недолго. Собеседником он был оригинальным: получалось так, что о себе Геннадий Васильевич Средин рассказывал очень немного и даже неохотно, а вот ему хотелось рассказать все. Я поведал ему и историю с моим отцом, и о том, какие иногда мысли в связи с этим возникали у меня. Он успокоил меня, убедив, что это давно забытая история, в которой нет никакой моей вины и никаких служебных последствий.
Однако, забегая несколько вперед, скажу, что какое-то время спустя пришло из Москвы распоряжение направить меня на трехмесячные курсы в Рязань для изучения новой техники. При себе нужно было иметь допуск «по форме № 1», то есть допуск к совершенно секретным сведениям. Вызвали меня в отдельно стоящий, аккуратный, в полтора этажа, домик, в котором размещался Особый отдел Армии, и там снова возник вопрос о моем отце. Я не выдержал, возмутился и выпалил что-то вроде: «Сколько же вы будете мучить меня этой, давно уже решенной самой жизнью, проблемой?» Меня «успокоили» тем, что только уточняют факты и допуск, по всей вероятности, я получу. После посещения этого злополучного полутораэтажного особняка я пошел к Геннадию Васильевичу Средину и рассказал об этом разговоре. Тот снял трубку телефона и в несвойственной ему манере, даже резко что-то выговорил абоненту, и через полчаса допуск был у меня.
Обладал Геннадий Васильевич проницательным умом, собственным мнением по всем вопросам военного бытия. Помню, как-то один московский инспектор из Главного политуправления сделал ему замечание, что в военных городках дивизии, где начальником политотдела был толковый, остроумный, энергичный полковник Репин И. П. (фронтовые пути которого, как и мои, проходили через Варшаву и Берлин), мало яркой, наглядной агитации. И как доказательство этому привел в пример городской парк, где этой агитации было в изобилии. Тогда Геннадий Васильевич спросил его, что именно по своему содержанию ему больше всего там запомнилось. А тот замялся, сказал, что деталей не помнит. Тогда Средин прямо сказал этому проверяющему: «Зачем это обилие лозунгов, если их содержание не оставляет следа в душе и памяти человека, тем более заинтересованного?» И москвич сконфузился.