Понятно, что ни о каких 17 сутках санаторного лечения, рекомендованных в справке из госпиталя, не могло быть и речи, но наш главный медик Степан Петрович Бузун специально прикрепил ко мне своего фельдшера, лейтенанта медслужбы Ваню Деменкова — делать мне и перевязки еще не совсем зажившей раны, и ежедневные массажи, методику которых ему показал тот же доктор Бузун. Этой методикой я пользовался еще долгие 10 лет после войны, до полной нормализации чувствительности раненной ноги
В те дни мы узнали, что в Варшаве началось восстание. Еще малоопытные командиры, мы понимали, что уж очень не вовремя поднялись повстанцы: ни наши войска не в состоянии были ничем им помочь, ни они нам. Войска нашего 1-го Белорусского фронта преодолели к тому времени с боями более 250 километров сложной местности с естественными, трудно преодолимыми рубежами и сильно укрепленными вражескими оборонительными позициями, с развитой системой полевых укреплений. Артиллерия почти полностью израсходовала созданный перед началом операции «Багратион» боезапас, а большинство танков и другая техника, как утверждали наши штрафники из таких родов войск, нуждались в восстановлении моторесурса. Тылы и базы снабжения даже нашего штрафбата, не говоря уже о тылах дивизий, а тем более о фронтовых и армейских тыловых структурах, сильно отстали. Это и мы чувствовали, не ведя уже боев. Что же касается живой силы, солдат и их командиров, — они были тоже измотаны до предела.
А то варшавское восстание началось еще 1 августа по сигналу польского эмигрантского правительства из Лондона. Тогда 70-я армия, в составе которой нам довелось и обороняться, и наступать, как многие другие войска фронта, еще только завершала очищение района окружения Брестской группировки немцев. И хотя передовые части некоторых армий фронта к тому времени с ходу захватили Магнушевский плацдарм на Висле, в 50–60 км южнее Варшавы, сил для дальнейшего наступления не оставалось. Противник еще яростно сопротивлялся и наносил чувствительные удары по флангам войск фронта на других подступах к Висле.
Стало известно и о варшавском восстании. Сколько потом было истрачено чернил и извергнуто из лживых уст неправды, чтобы обвинить советское командование и лично Сталина в якобы умышленном нежелании помочь повстанцам! Но организаторы этого восстания, руководители так называемой Армии Крайовой (генерал Бур-Комаровский), толкнувшие варшавян на опасную авантюру, вовсе и не хотели этой помощи. Они просто старались помешать Красной Армии войти в Варшаву и «установить там свою, красно-коммунистическую власть». Боялись они, что она не даст им установить свою, поэтому старались не допустить даже контактов повстанцев с командованием Красной Армии.
Нам, благо погода стояла хорошая, из района нашей дислокации было хорошо видно, как над Варшавой однажды появилась армада американских бомбардировщиков, «летающих крепостей». Как стало ясно уже после войны из официальных источников, их было 80, не считая истребителей сопровождения, и летели они на большой высоте, более четырех с половиной километров, чтобы не попасть в зону зенитного огня немцев. Когда началась выброска на парашютах грузов, с такой высоты они рассеивались далеко за пределы повстанческих районов, часть грузов попадала либо в воды Вислы, либо даже к немцам. Немецким зениткам удалось сбить два самолета из этой армады, и больше «крепости» в небе над Варшавой не появлялись.
Значительно позже нам стало известно: когда с середины сентября восстание стало безнадежно захлебываться, по запоздалой просьбе его руководителей, наконец-то вышедших на связь со штабом маршала Рокоссовского, наша авиация начала снабжение повстанцев. И уже 18 сентября руководивший восстанием генерал Бур-Комаровский по команде из Лондона вынужден был сообщить по английскому радио, что налажена связь с командованием «русского» фронта и что советские самолеты непрерывно сбрасывают восставшим боеприпасы и продовольствие. Наши самолеты, кроме этого, штурмовали и бомбили немецкие позиции по заявкам повстанцев. Однако эта помощь по вине руководства Армии Крайовой (АК) пришла слишком поздно.
Стремясь все-таки помочь повстанцам, маршал Рокоссовский развернул операцию по высадке десанта на другой берег Вислы в районы, указанные связными от АК. И когда подразделения Первой Польской Армии, несмотря на большие потери, переправились через Вислу, они попали в лапы к гитлеровцам. Оказывается, к моменту их высадки, по приказу того же Бур-Комаровского, срочно отвели и восставших, и подразделения АК. Это же подлость!
В таких условиях, как вспоминал маршал Рокоссовский, смысла в продолжении десантной операции не было. Пришлось все прекратить. Сегодня генерал Бур объявлен в Польше национальным героем, хотя именно на нем лежит вина за превращение Варшавы в руины и за 250 тысяч погибших поляков в бессмысленном восстании. Все эти подробности нам тогда не были известны, но впоследствии они нашли убедительное подтверждение в документах.
Завершая описание того, что почти на наших глазах происходило в то непростое время, скажу, что период нашего формирования был очень напряженным. Наш ротный командир взял в роту еще одного офицера, младшего лейтенанта Федора Давлетова, который помогал мне формировать взвод и организовывать занятия по боевой подготовке, тем более, что некоторые занятия мне проводить было тяжело из-за не совсем залеченной раны, да еще было необходимо отлучаться в санчасть для перевязок и других процедур. Потом ротный, видимо учитывая мое недавнее ранение и необходимость «санаторного лечения» (в наших условиях — регулярного посещения санчасти), перевел меня в резерв, а взвод полностью передал Давлетову, татарину, сходному по характеру с отсутствующим Федей Усмановым: оба они были остроумными, незлобивыми. Вскоре из госпиталя вернулся хорошо «подремонтированный» Федя Усманов, и стало у нас в роте «два татарина», как они сами себя называли.
В это время иногда случались дни «разрядки», когда мы вечерами смотрели и веселые кинокомедии, и фильмы об известных полководцах гражданской войны. Кинопередвижка показывала нам короткие киноновеллы, где комдив Чапаев со словами «Врешь, не возьмешь!» переплывает-таки реку и уже в наше время, по-чапаевски лихо, ведет в бой свою дивизию. В другой ленте Николай Щорс со своим Богунским полком громит фашистов. Даже бравый солдат Швейк в исполнении Бориса Тенина умело водил за нос немецких генералов. Все это заметно поднимало и настроение наше, и боевой дух. Можно предположить, какими кинопасквилями про штрафников вместо роликов о героях снабжали бы те кинопередвижки некоторые нынешние фальсификаторы-режиссеры, и как это могло «поднимать» дух бойцов.
Да мы и сами иногда «дух поднимали» розыгрышами. Помню, однажды зашел разговор, кому на войне физически тяжелее всего. Не однажды штрафники-летчики, хлебнувшие пехотного пота, говорили, что все летные пайки, будь их воля, отдали бы пехоте. Танкисты доказывали, что броня, конечно, прикрывает от пуль, но тем, кто горел в этих стальных посудинах, едва ли кто-то позавидует. Многие высказывали свои доводы и, в общем, уже стали соглашаться с тем, что все-таки тяжелее всего пехоте. Но тут ввязался в спор недавно перешедший в постоянный офицерский состав из штрафников и ставший общим любимцем старший лейтенант Валерий Семыкин, командир взвода связи. За мужество в боях по окружению Бреста он, штрафник, награжден медалью «За отвагу», по просьбе комбата Осипова дал согласие остаться в постоянном офицерском составе батальона.
Так вот, в разгоревшейся «дискуссии» его довод заключался в том, что «пехота захватила вражеский окоп или окопалась на новом рубеже — и все, дальше она физически уже отдыхает, если не окапывается или не отражает контратаку. А связисты с тяжеленными катушками и телефонным аппаратом все еще мотаются вдоль окопов, устанавливая телефонную связь между подразделениями. Или же в походе десятки километров радист тащится с рацией, а в ней, матушке, килограммов 20–30. Иногда тянут телефонный провод метров на 500, а то и больше, в тыл или к соседу, вот и бегает связист, навьюченный как ишак, да еще со своим вещмешком и своим оружием». И когда все затихли, сраженные убедительными доводами Валерия, в наступившей тишине вдруг Вася Цигичко своим сочным басом негромко, но вполне четко сказал: «И все без толку…»
Бывший штрафник, старший лейтенант Семыкин В. З.
Через мгновение разразился громкий хохот понявших шутку. Пожалуй, чуть ли не громче всех хохотал сам связист Валерий. По крайней мере три черты воедино слились в его характере: неподдельная искренность, старший лейтенант неутомимая работоспособность и редкая скромность.
Так вот, Валерий Захарович Семыкин за короткое время пребывания в батальоне успел стать особенно авторитетным офицером, чему совершенно не мешало то, что он был штрафником.
Формирование роты и взводов усиления, пулеметного, ПТР и даже минометного, было в стадии, когда усиленная рота уже достигла готовности вести самостоятельно боевые действия. Обстановка тогда складывалась не лучшим образом. Это нам, правда, стало известно позднее: еще 5 сентября 65-я армия генерала Батова захватила плацдарм на реке Нарев севернее Варшавы в районе Пултуска-Сероцка и с трудом удерживала его. Однако после 15 сентября немцам удалось потеснить «батовцев» и несколько смять фланги этого плацдарма, который тогда еще устоял. Немецкое командование не прекращало усилий для его ликвидации. Как писал в своей книге «В боях и походах» командарм 65-й генерал Батов Павел Иванович, «4 октября последовал огромной силы контрудар. Это было для нас полной неожиданностью. Враг перешел в наступление. Немецкие танки дошли через боевые порядки чуть ли не до самого берега».
Как оказалось, оборона плацдарма тогда местами не выдержала напора противника. Вот что дальше писал генерал Батов:
«Многие батальоны стали отступать. Противник разорвал боевой порядок на стыке и вышел к Нареву… Во второй половине дня 6 октября фашистским танкам удалось вклиниться в нашу оборону. Его атаки продолжались до 10 октября. Нашему плацдарму на Нареве уделяли очень большое внимание и руководство Фронта, и представители Ставки во главе с Г. К. Жуковым».