Альтдамм представлял собой единственную и почти на всем протяжении прямую, достаточно широкую улицу, вытянутую вдоль берега и застроенную каменными зданиями. Восточная часть города-улицы была обращена к нам тыльной стороной основных застроек, хозяйственными дворами, огородами и захвачена была быстро, как говорится, на одном дыхании, хотя сопротивление немцы оказали упорное и потери у нас были ощутимые. Раненых перевязывали и оттаскивали «в тыл», метров на 50–60, на огороды, за дома, Ванюша Деменков и Рита. Они, где перебежками, а где ползком, поспевали к раненым, одним делали перевязки, другим еще и помогали доползти до сборного пункта за домами. Другая сторона улицы ощерилась бесчисленным множеством подвальных окон каменных зданий, превращенных фрицами в целую цепь ружейно-пулеметных амбразур.
Послал Бельдюгов своего связного к командиру полка с просьбой выкатить на прямую наводку противотанковые пушки, но не откликнулся комполка почему-то на его просьбу, может, этих пушек близко не оказалось. Попытка заменить артиллерию ручными гранатами ничего не дала, до этих амбразур практически ни одной гранаты не добросить, да и не попасть. И стрельба из ПТР по окнам-амбразурам ожидаемого эффекта не приносила.
Да еще не было уверенности в том, что в захваченных уже домах этой стороны улицы не осталось противника. А что если рота все-таки решится на атаку, не хлестнут ли пулеметы немецкие в спину? Ротный Бельдюгов, оказывается, тоже пришел к выводу о необходимости «ревизии» уже захваченных домов и приказал Евгению Кузнецову частью своих сил организовать такую проверку. И не зря: в нескольких домах на вторых этажах и на чердаках неопытным в боях Кузнецовым были обнаружены и уничтожены притаившиеся там пулеметные огневые точки. Молодец, Женя! Считай, что боевое крещение свершилось!
Успешный результат проверки своих «тылов» в какой-то степени вселил уверенность в том, что эта мера оказалась и правильной, и своевременной, и крайне необходимой для дальнейших действий. Оставалось решить, как захватить строения на противоположной стороне улицы. И в этот момент ко мне подползли взводный Алексей Афонин со штрафником, помню, что какая-то «птичья» фамилия была у него. Только в 2014 году в документах ЦАМО РФ мне удалось найти, что это был Соколов Федор Алексеевич. Они предложили невероятно смелую, но, как мне показалось вначале, невыполнимую идею: на участке, где улица представляет собой прямую линию, Соколов, собрав максимальное количество гранат в карманы и противогазовую сумку, попытается преодолеть улицу, изобразив перебежчика. Достигнув противоположной стороны улицы, он, прижимаясь к стенкам домов, чтобы его не смогли достать фрицы огнем из своих амбразур, будет забрасывать по одной-две гранаты в них и таким образом подавит эти огневые точки. А чтобы немцы поверили, что он реальный перебежчик, выскочит из-за дома с поднятыми руками и белым «флагом», а мы все должны будем открыть огонь якобы по нему, но так, чтобы не попасть в него самого.
Не мог я сразу согласиться с этим вариантом. Но не потому, что не доверял штрафнику, просто потому, что ротой командовал не я, а Иван Бельдюгов. Штрафник шел на смертельный риск сам, и понимали мы его правильно. Ведь, наверное, он сам тоже не видел другого выхода. Наверное, нет человека на войне, который не опасался бы пули или осколка от снаряда в бою. Но у бывшего офицера с устоявшимся командирским сознанием в данной ситуации вопросы личной безопасности отступили на задний план. Так бывает и у большинства настоящих фронтовых командиров.
Не мог я согласиться с этим предложением еще и потому, что теперь и штрафник Соколов, и лейтенант Афонин были не мои подчиненные. Посоветовал Афонину доложить свое предложение вначале командиру роты. Бельдюгов одобрил этот план и дал подробнейшие по этому поводу указания остальным взводам, обязав их довести до каждого бойца смысл задуманного их товарищем и обеспечить правдоподобную имитацию огня по «перебежчику-предателю», не забывая держать под огнем и окна-амбразуры, обеспечивая безопасность своего боевого товарища.
Собрали ему две противогазные сумки ручных гранат, да он еще и свои карманы набил ими. Выбрав момент, он прополз немного вперед, вскочил, бросил на землю свой автомат и с поднятыми руками, в одной из которых была какая-то белая тряпица, заорал во всю мочь: «Нихт шиссен! Нихт шиссен!» (не стрелять). Петляя и падая, устремился он к домам на противоположной стороне улицы, а рота открыла дружный огонь «по перебежчику». Как мы все волновались за нашего смельчака! Удастся ли эта, на первый взгляд, безумная затея, и не погибнет ли зря этот храбрый боец, не добежав до заветной цели?
Как же радостно нам стало на сердце, когда ему удалось наконец прижаться к стене дома. Буквально вдавливаясь в стену, «прилипая» к ней, он начал медленно подбираться к ближайшему окну. Бросив в него одну за другой две гранаты, примерно с двухсекундной задержкой каждую, чтобы фрицы не успели выбросить их из подвала, и дождавшись взрывов, перебежал к другому окну. И так, от амбразуры к амбразуре, с уже приготовленными гранатами, уверенно двигался вперед. А позади него эти только что изрыгавшие смерть огневые точки замолкали одна за другой.
Вскоре красная ракета подняла роту в атаку. Вначале поднялся взвод Афонина, а вслед за ним — остальные бойцы роты. Броском преодолев эту злополучную улицу, штрафники добивали оживающие огневые точки, окружали дома, не давая улизнуть тем, кто пытался скрыться во всяких пристройках или сбежать к берегу Одера огородами, спускающимися к реке. Успех был полный! Я спросил старшего лейтенанта Ивана Деменкова, как действовала на поле боя его новая санитарка. Он сказал, что вынесла с поля боя и сделала перевязки не менее двадцати бойцам. Молодец, Рита, не подкачала. Даже что-то вроде гордости за нее почувствовал. Скорее, удовлетворение тем, что не придется краснеть за нее.
Маргарита Макарьевская, медсестра эвакогоспиталя, ставшая женой А. В. Пыльцына. После боев за Альтдамм
А взвод Афонина обнаружил слева группу фрицев, не замеченную раньше и, видимо, спешившую на помощь тем, кого уже здесь громила штрафная рота Бельдюгова. Эта группа, как оказалось, вышла из деревушки совсем недалеко от окраины Альтдамма. Афонин быстро сориентировался и повел свой взвод, чтобы перерезать им путь. Сильным огнем заставили этих фашистов залечь, а затем и сдаться.
Почти сразу же за ротой штрафников, вначале на этом же участке, а затем и на других, в наступление пошли и подразделения полка. К середине дня город был взят. Стрелковые подразделения закреплялись на берегу Одера, а нашу роту, выполнившую очередную задачу, отвели. Альтдамм взят! Это было 20 марта, памятная дата. Потери были все-таки значительными.
А каковы были потери за весь путь от Вислы до Одера, за всю Висло-Одерскую операцию для нашего батальона, красноречиво свидетельствует пункт 4 приказа по батальону, который я, как и многие другие документы, предоставленные мне из ЦАМО РФ, привожу дословно:
ПРИКАЗ
8 отдельному штрафному батальону
27 марта 1945 года: № 76 Действующая армия
…4. Действующую 2 стрелковую роту в составе: а) офицеров — 11 чел., б) сержантов — 5 чел., и в) переменников — 22 человека, и 9 лошадей, полагать вышедшей из оперативного подчинения 311 стр. дивизии, и прибывшей в батальон для дальнейшего формирования. Основание: Боевое распоряжение Начштаба 61 Армии № 009 от 24.3.45 г. Помощнику по м/о зачислить на котловое довольствие.
Командир 8 ОШБ подполковник Батурин
Начальник штаба майор Киселев
Как видите, рота вернулась из боев в составе всего 22 штрафников! А перед началом Висло-Одерской операции это была полнокровная рота, численностью более 100 человек. И сюда нужно приплюсовать мою «полуроту», да еще, наверное, хоть и небольшие, но отдельные группы пополнения в ходе наступления. Наверное, наберется человек 200, не меньше. Так что можно себе представить и напряженность, и жестокость боев, как на подступах к Варшаве, так и в Штаргарде, в Альтдамме и вообще за этот период.
К вечеру подошел и штаб батальона. Комбат, которому стало наконец понятно, что дольше отмеренного срока штрафника держать в штрафбате нельзя, приказал Бельдюгову оставить тех, кто уже по своим срокам и боевым делам подлежал освобождению, а остальных передать мне для формирования новой роты. Снова какое-то преувеличенное внимание ко мне! Не знаю, прав ли был я в своих предположениях о том, что комбат почему-то слишком часто поручает мне боевые задачи. В то время батальон действовал поротно, а очередь моя оказывалась первой чаще, чем у других командиров рот. Может, то было следствием тайной обиды его за присвоение штрафниками мне, а не ему этого почетного имени «Батя». Начштаба Киселев, а ему одному из замов удавалось быть с Батуриным подчеркнуто уважительным, сказал мне, будто он просто мне доверяет больше, чем другим. Может быть, но едва ли… Думы о репрессированном отце и фразе «сын за отца» снова в таких случаях возникали, иногда омрачая мои мысли и чувства…
Отвели нас на одну из окраин Альтдамма, и там начались привычные дела по приему пополнения, формированию из него подразделений, разумному распределению по взводам и отделениям бойцов, имеющих пехотный опыт войны, с теми, кто был слабее в этом.
Вскоре были подведены итоги действий роты в Висло-Одерской операции. Всего было награждено 34 человека, в том числе 11 офицеров из комсостава, оружейный мастер, старшина и писарь роты, но зато 21 штрафник! Иван Иванович Бельдюгов, ставший уже майором, получил боевой орден Красного Знамени, Афонин и Кузнецов получили ордена Александра Невского, даже Ваня Деменков получил «Красную Звезду», а тот Соколов, подавивший гранатами пулеметные точки противника, и еще три штрафника — орден Славы III степени. Жалел он, что не «Отечественную войну», как некоторым досталось, или «За отвагу». О том, как и почему реагировали на это награждение офицеры-штрафники, я уже пояснял ранее.
Еще через несколько дней стало известно, что полоса l-ro Белорусского фронта в ожидании решающего наступления на Берлин значительно сужается, и мы должны будем переместиться значительно южнее, и, как мне уже успел сообщить замкомбата майор Матвиенко, моей роте предстоит участвовать в форсировании Одера на одном из участков севернее уже захваченного войсками 1-го Белорусского фронта Кюстринского плацдарма. Вот туда нас всех срочно и перебросили.