– А в чем же?
– В его уничтожении. Как говорится, почувствуйте разницу.
– Но разве это благородно?
– Что может быть благороднее защиты Родины?
– Иезуитством попахивает…
– Патриотизм, Сигизмунд Каземирович, исключительно он один. И малая толика прагматизма, куда уж без него.
Глава 9
Капитан Иван Лопухин погрозил кулаком каркающим над головой воронам, но более решительных действий против них предпринимать не стал. Черные бестии со вчерашнего дня кружат огромной стаей, и совершенно не хочется повторить подвиг младшего сержанта Воейкова, давеча решившего спугнуть птиц пистолетным выстрелом. Бабахнул и тут же был подвергнут жесточайшей бомбардировке. Печальный итог…
– А скажи мне, друг Теодор… – Начальник штаба батальона забрал у командира лопату, которой тот орудовал с ловкостью, указывающей на многолетнюю привычку. – Вот скажи мне, Федя, не слишком ли мало одной нашей дивизии против всей наполеоновой армии?
– Да сколько той армии осталось? – легкомысленно отмахнулся майор Толстой и достал из кармана трубку. – И потом, Ваня, твой бледный вид решительно нарушает всякую маскировку.
– На себя посмотри, красавчик, – нервно рассмеялся Лопухин, вгрызаясь лопатой в мягкий песчаный грунт. – Давно руки перестали дрожать?
Вообще рытье окопов является верным средством для устранения последствий неумеренных возлияний, и господа офицеры, страдающие от вышеупомянутых последствий, принимали участие в общих работах в лечебных целях, но исключительно добровольно. Генерал-майор Тучков, вчера поздравивший друзей с новыми чинами, предлагал день отпуска, но, по здравому размышлению, оба от оного отказались. Денис Васильевич Давыдов привез неутешительные известия, подтвердившиеся данными разведки и донесением, присланным с воздушным шаром из Ставки светлейшего князя Кутузова, потому отдых сейчас подобен промедлению. А то и самой смерти.
– Копай, чего уж там…
Красногвардейская дивизия, спешно собранная в единый кулак, готовилась встречать неприятеля неподалеку от Минска, перекрыв единственную удобную для отступления дорогу. В том, что Бонапарт пойдет именно здесь, сомнений нет, так как участь шведского короля, избравшего путь через Полтаву, Наполеона не прельщает. Там, с юга, из-за припятских болот показывает внушительный кулак армия генерала Барклая, собранная как раз для такого случая. Французы наверняка предпочтут привычного противника сомнительному удовольствию войны с дикими ордами калмыков, башгирдов, якутов и более цивилизованных, но очень страшных казаков. Последние, правда, есть и у Кутузова, но в меньших количествах, что внушало супостату определенные надежды…
– А почто мы не на опушке леса окапываемся? – Лопухин вытер пот рукавом и с кряхтением распрямился. – Оттуда в случае чего и смыться можно.
– Там тоже будем, – успокоил товарища Федор Иванович. – Шестая линия обороны как раз там и пройдет.
– Какая? – удивился капитан.
Толстой выпустил клубы сизого дыма и глубокомысленно заметил:
– Что ни говори, а виргинский табак куда как лучше турецкого. У того и крепости настоящей нет, да и вообще…
– Зубы-то мне не заговаривай.
– А вот не нужно спать на Военном совете.
– Ты тоже спал, – парировал Иван.
– Дремал, – нехотя согласился Толстой. – Только я потом у Миши Нечихаева тетрадь с записями взял.
– И что в ней?
– План нашей победы.
– Вот как?
– Сомневаешься?
– В победе? Нет, в ней не сомневаюсь. А вот в твоей способности разобрать Мишкин почерк – очень даже.
– Не дерзи командиру, герр Иоганн. И пошевеливайся, скоро бревна привезут.
Красногвардейцы готовились к обороне основательно. Давно уже никого не удивляло требование императора избегать встречных сражений в чистом поле и при возможности зарываться в землю, так что лопата в вооружении солдата занимала почетное место наравне с винтовкой. Закапываться – тактика известная, еще римляне окружали себя рвами и валами, так что она не вызывала отторжения даже у старых, начинавших службу при Екатерине вояк.
Лейтенанту Нечихаеву проще – прежние порядки он застал самым краешком и рытье окопов полагал чем-то само собой разумеющимся. Правда, гусарские полки готовили для другой войны, делая упор на диверсиях во вражеских тылах, уничтожении штабов, захвате и удержании переправ, но и обороне уделялось немало времени. Немногим меньше, чем минному делу.
– Что вы думаете об это позиции, Денис Васильевич? – Мишка с некоторой долей сомнения осматривал небольшой пригорок, при общей гладкости местности позволяющий хорошо видеть первую линию окопов. – Подойдет сия точка?
– Непременно, Михаил Касьянович, – отозвался Давыдов, в отличие от большинства офицеров, оставшийся в звании капитан-лейтенанта. – Как раз на пределе дальности наших винтовок, а для артиллерии вполне подходящая дистанция.
– Тогда работаем. – Нечихаев соскочил с коня и махнул рукой ожидающим в отдалении казакам: – Соломоныч, давай сюда!
Заскрипели несмазанные оси крестьянской телеги, груженной грубо сколоченными ящиками, и лейтенант поморщился. Пожалели дегтя, черти бородатые! Оно, конечно, понятно – развалюха одноразовая и к вечеру сгодится разве что на костер. Но до чего же противный звук!
– Где ставить, ваше благородие?
– Займетесь разметкой, Денис Васильевич?
Капитан-лейтенант кивнул, указал ближайшему казаку на охапку заостренных колышков, сам взял большой деревянный молоток и отправился указывать места закладки фугасов. Самое командирское занятие, тем более кому, как не флотскому офицеру, на корабле ночующему чуть ли не в обнимку с пушкой, разбираться в артиллерии? Ну не то чтобы всеобъемлющие знания, но нет в дивизии иных специалистов. Рассчитать зону поражения при ракетном залпе? Вот тут любой сержант справится, но предположить, где французы могут расставить свои орудия… Следовательно, Денису Васильевичу и карты в руки.
А Нечихаев занялся минами. Несколько человек копали ямки, а сам лейтенант осторожно укладывал в них ящики, вставлял запал и засыпал взрывное устройство, оставляя снаружи торчащие металлические усики, возвышающиеся над землей на пару вершков. Жалко только, порох дрянной, трофейный, но, даст бог, его силы хватит для отправления в короткий полет разнообразного каменного и железного хлама, в избытке присутствующего в фугасе. А там, где колышки повязаны белой ленточкой, можно не жадничать – малую толику «чертова зелья» производства заводов княгини Лопухиной удалось выпросить у запасливого Александра Никитича Сеславина, и в сих местах наполеоновых пушкарей будут ожидать особо неприятные сюрпризы. Впрочем, им никто и не обещал выстланных красными коврами и розовыми лепестками дорог. Как однажды выразился государь Павел Петрович: «В России жестко стелят, а спать еще жестче».
– Михаил Касьянович, вы не могли бы отвлечься на некоторое время? – Отец Станислав стоял у крайнего колышка, не решаясь ступить на размеченный под минное поле участок, и всем видом своим выражал крайнее отчаяние. – Извините, что помешал, но обстоятельства таковы, что без вашего вмешательства никак не разрешить. Понимаете, в чем дело…
– Подождите, святой отец! – Мишка обернулся к казачьему уряднику: – Справишься без меня, Абрам Соломонович?
– Да не впервой же. – Тот перекрестился двумя перстами и еще раз заверил: – Не извольте сомневаться, в лучшем виде сделаем.
– Буду надеяться. – Нечихаев отряхнул с колен приставшую пожухлую траву и поспешил к ксендзу.
Надо заметить, что католический священник в данный момент более напоминал сторожа хлебных складов где-нибудь в Тамбове или Воронеже, чем лицо духовного звания. Ранние заморозки заставили его надеть овчинный полушубок и меховую шапку, а висевший на плече старинный мушкет придавал картине дополнительную достоверность. Разве что небольшой медный образок, пришитый вместо кокарды, нарушал гармонию, а без него – вылитый русский мужик.
– Слушаю вас, пан Станислав. И здравствуйте.
– И вам здравствовать, господин лейтенант. – Ксендз замолчал, немного помялся и решительно перешел к делу: – Видите ли, Михаил Касьянович, я столкнулся с некоторыми трудностями, разрешить которые самостоятельно никак не могу.
– Да? И каковы же они?
– Ко мне обратились с просьбой о проведении молебна, и так как батальонный священник отец Михаил находится на излечении после ранения…
– Такие вопросы находятся в ведении вышестоящего командования, пан Станислав, – перебил Нечихаев. – Обратитесь по команде.
– К кому? Наш отряд является самостоятельной войсковой единицей, а Денис Васильевич, как его командир, еще вчера ответил, что не намерен влезать в межконфессиональные… хм… дальше он сказал совсем грубо.
– При чем здесь эти… межконфессиональные?
– Так я же католик!
– Давно? Ах да, извините.
– Вот! – Ксендз поднял указательный палец как доказательство неизвестно чего. – Но люди перед решительной битвой желают исповедаться и причаститься, так что отказывать им в этом – большой грех.
– Определением степени греховности занимается Священный Синод, пан Станислав, а у нас регулярная армия. Вы хоть и состоите в ополчении, но, в соответствии с приказом светлейшего князя фельдмаршала Кутузова…
– Так точно, господин лейтенант, здесь армия! Потому соблаговолите принять рапорт.
– Что это? – Нечихаев с подозрением взглянул на сложенный вчетверо лист бумаги.
– Прошение о зачислении на вакантную должность отрядного священника и обязательство проводить богослужения по православному обряду установленного образца.
– Даже так? – Мишка забрал бумагу, развернул и пробежал взглядом по выписанным каллиграфическим почерком строчкам. – Простите, а что обозначают слова «а также муллой из расчета одной пятой оклада денежного содержания»?
– Так ведь у нас четверо гусар татарского происхождения, господин лейтенант. Как можно оставить их без Божьего слова?
– Вы владеете арабским?
– Зачем? Ведь они, слава Господу, русские татары, а не турецкие, значит, могут молиться по-русски.