Капитан запутался окончательно. С каких это пор самогон измеряется тысячами и возами и почему им питаются крестьянские дети? Почему его не дают местным, но готовы чуть не насильно всучить огромное количество доселе незнакомому человеку? И что потом делать с восемью возами? Полковник Тучков если и промолчит, то Александр Федорович Беляков придушит собственными руками. Суров министр, что и говорить.
Скрипнула дверь в доме, и приветливый голос провозгласил:
– Пропустите господина капитана, аспиды!
Мужик в треухе успел шепнуть:
– Это сам Кощеев и будет.
Человек средних лет, румяный, круглолицый и улыбающийся, вовсе не походил на сказочного злодея. Наоборот, он излучал такую доброту и дружелюбие, что сразу располагал к себе собеседника. Даже такого, как повидавший жизнь и ставший подозрительным Федор Толстой.
– Позвольте представиться, сударь! – Неизвестный, но, судя по всему, являющийся хозяином этих мест господин стукнул каблуками мягких башмаков: – Отставной подпоручик Апшеронского полка Борис Сергеевич Кощеев.
– Капитан Федор Иванович Толстой, Его Императорского Величества батальон Красной гвардии.
– Из тех самых?
– Ну…
– Ах, не скромничайте! – Кощеев позвонил в колокольчик и сказал появившемуся на зов слуге: – Немедленно найди Зенона Яковлевича.
– Оне у аппарата быть изволят, – ответил детина с испачканными дегтем руками, отнюдь не напоминающий лакея. – И отвлекать не велели.
– Так поди прочь, – разочарованно бросил Борис Сергеевич и пожаловался капитану: – Совершенно невозможно работать в подобной обстановке.
Федор пожал плечами. Он вообще ничего не понимал, хотя очень хотел.
– Давайте не будем мешать занятому человеку.
– Да какие занятия, если запасы меди закончились позавчера, а новый подвоз ожидается только завтра? Не верьте ему, господин капитан!
– Кому?
– Зенону Яковлевичу, кому же еще?
– Не буду, – пообещал Толстой. – Но скажите, как отсутствие меди может повлиять на процесс изготовления?
– А как же иначе? – в свою очередь поинтересовался отставной подпоручик. – Неужели вы думаете, будто его сиятельство граф Аракчеев компенсирует мне приобретение латуни? И к тому же, господин капитан, перенастройка аппарата на новые материалы потребует времени, которым мы с Зеноном Яковлевичем совсем не располагаем.
– Но…
– Да, планы на следующий год это предусматривают, и военное ведомство обещало выделить некоторые средства… Кстати, Федор Иванович, вы наличными собираетесь расплачиваться или распиской?
– Есть разница?
– Как вам сказать… – немного замялся Кощеев. – Я нисколько не сомневаюсь в обещаниях его сиятельства, но некоторые обязательства перед своими работниками вынуждают меня просить о… хм… И если это не стеснит… Понимаете, господин капитан, отсутствие оборотных средств заставляет нас ограничивать производство, и лишенные дополнительного заработка люди несколько недовольны.
– Они тоже на этом зарабатывают?
– Ну конечно же! На аппарате изготавливаются лишь гильзы, а дальнейшее снаряжение патрона производится крестьянами вручную. Да вы не переживайте, господин капитан, пулелейки и мерки для пороха полностью соответствуют предоставленным от военного министерства образцам. У нас с этим строго!
Борис Сергеевич пустился в пространные объяснения, из которых Федор твердо понял лишь одно: имеющийся в селе Кощееве аппарат представляет собой станок для изготовления винтовочных гильз с металлическим донышком, изобретенный Зеноном Яковлевичем Горынычевым, с приводом от паровой машины, а с водкой здесь совсем туго. Единственный кабак был подвергнут разорению еще летом, и на всеобщем сходе решено оный не восстанавливать, дабы соответствовать высочайшему указу «О трезвости народа российского, а тако же инородцев, к нему приравненных».
О своем огорчении капитан не преминул сообщить вслух, на что получил дельный совет:
– Так медовухи возьмите в общественной чайной или смородиновой браги. Первая мужской состоятельности весьма способствует, а вторая пищеварению очень даже помогает. Рекомендую, господин капитан.
– Да пока не жалуюсь ни на то и ни на другое.
– Напрасно пренебрегаете профилактикой, молодой человек. Подумайте о будущем!
– Так когда оно еще наступит?
– Хорошо, тогда перейдем к настоящему… Сто тысяч возьмете, Федор Иванович?
Капитан Толстой покидал село Кощеево с тяжелым чувством и проклинал встретившуюся на окраине старуху. Неужели эта карга не могла предупредить, что водки здесь нет? Негодяи… Разве десять возов с винтовочными патронами смогут компенсировать пустоту в кармане? Все золото, скопленное в персидском походе им самим, Иваном Лопухиным и половиной батальона (а не надо было оставлять на хранение!), ухнуло в эту бездонную яму. Да еще по грабительскому курсу, когда иностранная монета оценивалась чуть не вдвое дешевле аналогичной российской. В государственном масштабе оно, конечно, правильно, но в частном случае больно бьет по кошельку.
В том, что закупленные по случаю сто тысяч патронов к кулибинским винтовкам будут оплачены, Федор не сомневался, но как же обидно вернуться домой без трофеев! Даже серьги с изумрудами, бережно хранимые для подарка любимой жене, пришлось отдать Кощееву. Сволочь он, и Зенон Горынычев тоже сволочь! Одно утешает: удалось благополучно скрыть изначальную цель визита в село. Вот бы на весь Петербург смеху было: Федор Толстой приехал за водкой, но был обманут простодушными пейзанами!
Пребывая в рассеянности чувств и злой меланхолии, капитан не заметил, как от придорожного сугроба отделились две едва различимые в сгущающихся сумерках белые тени. Лошадь, схваченная под уздцы крепкой рукой, недовольно фыркнула, и уверенный голос объявил:
– Руки вверх! Бросай оружие!
Дальнейшие события уложились в краткое мгновение, и неопытный взгляд вряд бы что-либо различил. Возница выпустил вожжи и потянулся за торчащей за поясом дубиной, но получил стволом ружья под дых и свалился с саней в снег. Вылетевшая из рукава гирька кистеня поцеловала неосмотрительно подставившегося злоумышленника, а второму досталось свинцовой картечиной, при попадании в лоб действующей не хуже кувалды. Весело!
– Вяжи засранцев! – Вопреки ожиданиям, мужики с остальных саней не бросились в бегство, а вооружились топорами да вилами и ринулись выручать капитана из беды. Увы, но нападавшие закончились раньше, чем подоспела подмога.
– Десять рублей, ваше благородие! – радовался чужой удаче все тот же мужичок в рыжем треухе. – А ежели до Петербурга довезти, то все двенадцать!
– Их что, продать можно?
– Знамо дело! Наш-то исправник разбойников по пятерке принимает, а в столицах, говорят, рублевину за доставку накидывают. Повезло вам, ваше благородие.
– Отчего же?
– Да мы последних года полтора как вывели, и не чаяли больше…
– Ладно, не завидуйте… Доберемся до Петербурга – каждому по полтиннику, – обрадовал возниц капитан и решил поближе рассмотреть злоумышленников.
Странно, с каких это пор разбойный люд носит мундиры нового образца, пусть и скрытые под белыми балахонами, и вооружен кулибинскими винтовками? И пистолеты в поясных кобурах с клеймами государственного оружейного завода. Непонятное дело.
– Погоди вязать! – Федор остановил подступивших с веревками мужиков и вгляделся в лицо, до удара кистенем показавшееся смутно знакомым. – Факел зажгите кто-нибудь.
– Лучше костер развести да железо какое раскалить, – неправильно понял возница капитановых саней. – Это мы мигом сообразим.
– Тоже мне Малюта Скуратов нашелся.
– Скуратовы-Бельские мы… тока Емельяном кличут.
– Да хоть Елпидифором Канделябровым, – хмыкнул Толстой, привыкший за день к странностям. – Всем отойти, допрос будет считаться военной тайной! Ну?
Мужики поворчали для порядка, но поспешили оставить капитана наедине с пленниками. Зачем спорить с благодетелем, увозящим работу всего села за целый месяц? Дай ему Бог здоровья крепкого, да удачи в службе, а разбойников пусть хоть живьем ест, если на то будет благородная господская причуда.
Тем временем один из пленников открыл глаза, узкие из-за стремительно наливающихся фингалов, постарался встать, но, охнув, опять упал на дорогу. Наконец нашел в себе силы приподняться на локте и выдохнуть хриплым голосом:
– Федор Иванович?
– Я, кто же еще? – Толстой пригляделся внимательнее и удивленно воскликнул: – Сеславин?
– С утра был им, сейчас уже не уверен. Чем это меня так?
– Обыкновенным кистенем. Но объясните, Александр Никитич, какого хрена вы выскакивали из того сугроба? А если бы я успел дотянуться до пистолетов?
– Нам сообщили, что у вас давно закончился порох. Постойте, Федор Иванович, а как Красная гвардия попала к Багратиону? Перевели к егерям?
– Никак не попадала. И при чем здесь егеря?
– Нашу школу направили на учения.
– Школу?
– По ведомству Александра Христофоровича проходим, – пояснил Сеславин.
– Понятно. То есть вообще ничего не понятно. Совершайте свои маневры на доброе здоровье, но мы-то каким боком? Возвращаемся с обозом из Персии, никого не трогаем, и тут на тебе… сюрпризы. А если бы на моем месте был лейтенант Давыдов? Вот уж где головорез натуральный – сначала стреляет, а потом лишь здоровается.
– Обоз? – непонятно оживился Сеславин. – Не тот ли, что в двух верстах стоит? Нашему взводу поручено его захватить. Что же теперь…
– Заказывайте гробы, – посоветовал капитан и прислушался. – Стрельбы пока не слышно. Правда, наши орлы и в рукопашной куда как хороши… Кстати, Александр Никитич, ваш друг очнулся, но совершенно не умеет притворяться бессознательным. И чему вас в этой школе учат?
– Ерунде всякой учат. – Второй разведчик поднялся, придерживая голову руками, будто боялся расплескать ее содержимое, и представился: – Младший лейтенант князь Кудашев… Ах да… вроде бы Николай Данилович.
Они успели. Успели буквально за считаные минуты до того, как разведчики должны были отправиться снимать часовых. А капитан Толстой удачно избегнул головомойки за долгое отсутствие (о благодарности за привезенные патроны можно даже не заикаться!) – полковник Тучков обрушил свой гнев на командира разведвзвода.