Эти строения, как и большинство других, успели выгореть и прокоптиться, что дополнительно усиливало общую картину разрушений и запустения. Столь сюрреалистичный пейзаж знакомого с детства города оставлял в душе Павла странное ощущение чужеродности, какого-то сна, больше похожего на явь, когда никак не можешь проснуться, вырваться из душных объятий Морфея.
Вдруг где-то вдалеке громом пророкотала пробудившаяся артиллерия, и сразу же близкая пулеметная очередь разорвала остатки тишины. Пунктир трассеров прочертил серое предрассветное небо, исчезнув за темными очертаниями обгоревших зданий. Обманчивое спокойствие потонуло в злой автоматной и пулеметной трескотне, многоголосое дробное эхо выстрелов тревожно заметалось по разрушенным улицам.
«Началось!» — подумал Лютый.
В кровь привычно выплеснулся адреналин, сердце учащенно забилось, в висках запульсировало, во рту пересохло.
За пару кварталов от площади ухнули взрывы. А потом еще, еще и еще. В небо взметнулись черные клубы, полетели размолоченные куски бетона. Горохом застучали по жестяным крышам падающие обломки. Взрывная волна дыхнула жаром, вытолкнула в улицы и проулки прогорклый дым и тучи пыли. Облако расползалось, укрывая мутной пеленой сгоревшую технику, вздыбленный асфальт и бетон, обволакивало стены, пахнуло внутрь зданий.
К взрывам добавились тугие хлопки минометных выстрелов и вой мин, натягивающий струной и без того взвинченные нервы.
«Обрабатывают вторую линию обороны опозеров, — понял Павел, глядя на ад артобстрела, разверзшийся в паре кварталов от его взвода, — все-таки штабной майор дело говорил о непосредственном контакте. Если бы артиллерия ударила сюда, всех бы перемололи, и чужих, и своих».
— Пошли!!! — заорал Гусев, поднимаясь.
Взвод врассыпную устремился к кинотеатру.
Павел бежал, как и все — пригнувшись, часто падая, куда придется, когда громыхало сильно и поблизости.
«Где опозеры?! — металась разгоряченная мысль. — Почему никого не видно?!»
И тут на третьем этаже в одном из многочисленных оконных проемов заработал пулемет, а за ним беспорядочной трескотней ожили другие обгоревшие провалы.
Пули густо вжикали совсем рядом, выбивали бетонное крошево, уходили в землю, поднимая фонтанчики пыли. Появились убитые и раненые.
Взвод залег.
Лютый увидел, как Лемешко устраивает поудобнее на правом плече трубу «Мухи».
— Клык!!! Пулеметчика!!! — крикнул Гусев.
Тот кивнул, встал на колени, на мгновение замер и выстрелил. Труба громко бухнула. Заряд устремился в окно, сверкнувшее вспышкой взрыва, оборвавшего пулеметные очереди.
Залечь Клык не успел. Пули ударили ему в спину, толкнули на асфальт. Штрафник упал, ударившись лицом о выкрошенную временем и войной асфальтовую дорожку.
Павел ошарашенно оглянулся и успел увидеть голову Митяя, юркнувшего за кучу мусора.
— Митяй!!! — заорал Лютый. — Митяй!!! Убью, сука!!!
— Вешайся, падла!!! — с вызовом крикнул уголовник.
— Убью!!! — продолжал бесноваться Павел.
Каждой клеточкой ожидая выстрела, он пополз к укрытию Митяя. Желание расправиться с ним пересилило все остальное. Лишь бы эта сволочь не выстрелила раньше, лишь бы добраться до него, раздавить, размазать, загрызть живьем…
За кучей уже никого не было.
«Наверное, в шахту опять спустился, и дружки его там же, — подумал Павел, чувствуя, как ненашедшая выхода ярость сотрясает тело. — Твари! Ох, твари! Лично убью каждого! Пусть меня потом расстреливают. Пусть…»
Он пополз к шахте. На его пути вдруг возник Студент. Он непонимающе смотрел на отступающего командира.
— Митяй Клыка убил! — выдохнул Павел. — В спину выстрелил, подлюка!
— Потом, Лютый, потом! — схватил его за одежду Чечелев. — Взвод на тебе!
Словно очнувшись, Гусев с досадой подумал, что как командир он никуда не годится. Бросил всех, наплевал на боевой приказ, поддался сиюминутному порыву.
Они поползли к Лемешко. Клык мелко вздрагивал в агонии, на его спине расплылось большое кровяное пятно. Но вот он затих, расслабился, последний раз с хрипом коротко вздохнул и замер.
— Пусть земля тебе пухом! — прошептал Гусев, сознавая, что вряд ли им удастся по-человечески похоронить того, кого он уже привык считать другом.
Распределив между собой его боекомплект, Лютый и Студент поползли дальше.
— Слушай мою команду! — крикнул Лютый. — Короткими перебежками к кинотеатру — вперед!
Вскочил первым, сделал несколько прыжков и упал. Неподалеку плюхнулся Студент. Чуть дальше шлепнулся плашмя Грешок, поправил сползшую на глаза каску. На его небольшой голове она выглядела, будто шляпка гриба, делая владельца маленьким и беспомощным, оказавшимся на этой войне исключительно по недоразумению. Но автомат в руках вчерашнего выпускника школы ожил, затрясся короткими очередями.
Несколько штрафников успели пробежать далеко вперед и там залегли. Теперь этот «авангард» вел огонь по черным провалам окон, делая все, чтобы оттуда не могли вести прицельную, как в тире, стрельбу.
Как только штрафники поднялись в очередном броске, со стороны парка Горького тяжелым басом заработал пулемет БТРа.
Троих поднявшихся мощные пули отшвырнули в сторону, пробили навылет, вырвав окровавленные ошметки.
Взвод снова залег.
— Взводный! Разреши! — крикнул Студент.
— Что? — не понял Гусев.
— Сделаю я этот «бэтээр»!
— Давай! Только аккуратнее! Не лезь по-глупому!
Чечелев быстро организовал трех бойцов, объяснив им суть плана. Они поползли и скоро исчезли из видимости.
Артобстрел второй линии закончился. Но над городом грохотала канонада общего наступления. Со стороны продвигающихся основных сил штрафников доносилась беспорядочная стрельба и изредка уханье ручных гранат. Там шел бой, тогда как взвод Гусева, призванный внести разлад в тылу первой линии обороняющихся, поставленную задачу до сих пор не выполнил.
Глава XXIIIПоцелуй падшего ангела
Четверо штрафников во главе со Студентом быстрыми перебежками пересекли улицу Карла Маркса, перелезли через пролом в ограде на территорию парка. Рассредоточившись, они решительно побежали к бэтээру, заходя сбоку.
БТР-90 «Росток» прятался за грудой металлических каркасов всевозможных аттракционов — каруселей, вагончиков детской железной дороги и прочих штуковин, когда-то радовавших детвору, с нелепо выглядящими в этих условиях рисованными фигурками мультяшных персонажей — всегда жизнерадостных, смешных и беззаботных. Теперь их бульдозером сгребли в одну монументальную возвышенность.
На пути попался окопчик с пятью опозерами. Вероятно, это был десант боевой машины, что по штату должен составлять шесть человек.
Бойцы оппозиции штрафников откровенно проморгали. Ну никак не ожидали появления врага — вот так сразу, неожиданно, почти из ниоткуда. Это стоило им жизни. Студент застрелил их с ходу, не дав поднять оружие.
Штрафники добежали до бэтээра. Чечелев с разбегу прыгнул на подножку, ухватился за скобу, вскочил на машину и постучал по башне прикладом.
Когда приподнялась крышка, он сунул ствол в приоткрытый проем люка и дал хорошую очередь. С командиром машины и наводчиком-оператором было покончено.
Леха забарабанил прикладом по правой крышке люка, где располагалось место старшего стрелка.
— Вылазь, падлы! — крикнул он. — Вылазь, или сожгу заживо!
— Мужики! Не надо! Мы сдаемся! — донесся из нутра стальной машины приглушенный крик.
— Вылазь!
— Мы сдаемся! Только не стреляйте!
— Вылазь, не ссы! — ухмыльнулся Чечелев, расставив ноги над люком.
Крышка приподнялась. Показалось испуганное чумазое лицо молодого парня.
— Здорово, земеля. Чего грязный такой? — насмешливо поинтересовался Студент.
— Не стреляй, — промямлил парень.
— Из машины, — приказал Леха, мотнув головой. — Второй — тоже! — повысил он голос.
Водитель и старший стрелок ужами соскользнули с брони.
Студент стоял на бронемашине, не обращая внимания на мечущуюся повсюду перестрелку и грохот. Выражение его заострившегося лица не предвещало ничего хорошего. Немного погодя он спрыгнул вниз.
Пленные испуганно жались к БТРу. Даже сквозь блестящую копоть было видно, как бледны их лица.
— Леха, не надо, — попросил один из штрафников, предчувствуя недоброе.
— Вытаскивайте тех из башни, — процедил Чечелев своим, не поворачиваясь на голос, сверля прищуренным взглядом пленных.
— Леха, они же сдались.
Пленные поняли, что их жизнь всецело зависит от этого щупленького, коротко стриженного парня, направившего автомат в их сторону.
Из глаз пленного, что помоложе, потекли слезы, грязное лицо исказила гримаса отчаяния.
— Не надо… — попросил он, едва не срываясь на плач.
— Не надо?! — взбеленился Студент. — Не надо?! А ты, блядина, когда с пулемета лупил по мне и другим пацанам, о чем думал?! А?!
Леха снизу вверх ударил пленного прикладом в челюсть.
Тот, коротко вскрикнув, упал, ударился спиной о траки бронемашины и скрючился калачиком. Из носа и рта обильно потекла кровь.
Второй сделал попытку бежать, но его сбили с ног. Находившийся рядом боец вскинул приклад, норовя ударить по лицу. Пленный извивался ужом, отползал, отбрыкивался, пока еще один штрафник не присоединился к избиению. Вдвоем они быстро справились. Пленник уже не защищался, а только утробно охал на каждый тяжелый удар.
Третий штрафник тем временем деловито шмонал мертвецов, лежащих вповалку в окопчике.
Чечелев по очереди оттащил обоих экзекуторов от вздрагивающего тела.
— Все, хорош! — распорядился он и вытащил штык-нож.
— …твою мать, — вполголоса выругались штрафники, понимая, что сейчас будет. — На хрена тебе это, Леха?
Но Студент с ледяным спокойствием проделал свою страшную работу, насадив на струну окровавленный кусочек кожи с коротким волосяным покровом. Потом столь же неспешно и спокойно подошел к другому пленному и оскальпировал его, не обращая внимания на болезненные стоны и судороги несчастного.