Атаки на железную дорогу в районе Курска были последними вылетами, которые наша группа выполняла по «старым» тактическим правилам, разработанным для Ju-87. Все наши последующие вылеты были уже на непосредственную поддержку войск.
В первые дни наступления под Курском мы выполняли в среднем по 5–6 боевых вылетов ежедневно, атакуя различные цели, среди которых было довольно много закопанных русских танков. Нередко нам приходилось вступать в бой с советскими истребителями».
Ожесточенные сражения, непременными участниками которых являлись «Штуки», разворачивались и в воздухе. Пикировщики выполняли ежедневно в общей сложности до 800 вылетов. Потери были значительны. При этом на роль «убийц лаптежников» теперь претендовали не только зенитная артиллерия и истребители, но и советские ударные самолеты. К примеру, 6 июля группа Ил-2 из состава 673-го штурмового авиаполка быстрой атакой уничтожила сразу две «Штуки».
В этот же день свой последний бой провел знаменитый истребитель лейтенант А.К. Горовец. Документы 8-й гвардейской истребительной авиадивизии рассказывают о нем так: «В это время появилась новая группа – девять Ю-87. Гвардии лейтенант Горовец немедленно врезался в строй бомбардировщиков противника. В результате первой атаки 2 Ю-87 были сбиты и 2 Ю-87 столкнулись при уходе из-под удара нашего истребителя. Остальные самолеты Ю-87 разошлись по одному и встали в круг, намереваясь сбрасывать бомбы по нашим войскам. Последовательными атаками на вертикальном маневре гвардии лейтенант Горовец сбил и оставшиеся пять бомбардировщиков, но, в свою очередь, был атакован группой Me-109, которые подожгли его самолет и преследовали его, пока он не врезался в землю в 6 километрах южнее Обоянь. Воздушным боем гвардии лейтенанта Горовец были восхищены наши наземные войска, сообщившие на КП дивизии через штаб 5-го как о героическом подвиге неизвестного им летчика-истребителя». Подвиг лейтенанта Горовца вошел во все советские исследования, посвященные Курской битве. Однако немецкие источники потерю девяти «Штук» в одном вылете не подтверждают. Это, в свою очередь, не отменяет того факта, что немецкой авиации в этот день был нанесен весьма значительный урон – только 77-я эскадра пикирующих бомбардировщиков лишилась 6 июля десяти машин.
В Курской битве открыл свой боевой счет и самый результативный из советских летчиков-истребителей – И.Н. Кожедуб. Его первой жертвой стал как раз «лаптежник». В своих мемуарах Кожедуб подробно описывает этот бой:
«С земли раздается знакомый спокойный голос командира корпуса генерала Подгорного:
– Приближается большая группа пикирующих бомбардировщиков. Увеличить скорость. Встретить врага до линии фронта!
И на подхвате голос Семенова:
– Впереди нас более двадцати пикирующих бомбардировщиков. Атакуем!
И действительно, ниже нас стороной к линии фронта направляются «Юнкерсы-87» под прикрытием истребителей. Теперь главное – перехватить их до линии фронта.
Снова раздается голос комэска:
– Орлы, за Родину! В атаку!
Командир – впереди. Мы – за ним. Увеличиваем скорость, ринулись на группу. Наперерез нам «мессершмитты». Но им уже не остановить наш порыв. Вот они пытаются атаковать командира. Бросаю самолет в сторону вражеских истребителей. Заградительная очередь, и враг отворачивает от самолета Семенова. Комэск сближается с бомбардировщиком. Фашистские стрелки открывают яростный огонь.К нам потянулись трассы. И мне кажется, что больше всего трасс тянется к машине комэска и к моей.
Семенов резко переводит самолет вниз. Сердце у меня замирает: сбит!
Но вот он стремительно идет вверх и снизу атакует «юнкере». Бьет его в упор, с короткой дистанции. Немецкий самолет падает.
Бомбардировщики заметались. «Мессершмитты» усилили атаки. Отбиваю их – меня надежно прикрывает мой ведомый.
Наша главная задача – уничтожать бомбардировщики. Пытаюсь атаковать «юнкере», зайти к нему в хвост. Он маневрирует. Уходит из прицела. Даже не успеваю открыть огонь: то ведомого, то меня атакуют «мессеры». Нам, истребителям, все время приходится вступать с ними в бой, помогать друг другу и словом и огнем. Только успевай повертываться: исход боя решают секунды.
В глазах мелькают силуэты наших и вражеских самолетов. «Юнкерсы» не уходят. Они встали в оборонительный круг – защищают друг друга. Зайти им в хвост стало еще труднее.
Проходит несколько минут – для воздушного боя срок немалый. Нам необходимо сбить еще несколько самолетов. Только тогда враг дрогнет.
Стараюсь действовать точно и стремительно – как командир. Его самого я потерял из виду. Зато слышу голос:
– Бей их, гадов!
Под огнем противника снова веду самолет в атаку. Захожу «юнкерсу» в хвост. Сближаюсь. Ловлю в прицел.
По-моему, дистанция подходящая. Нажимаю на гашетки. Пушки заработали. А «юнкере» не падает. Снова стреляю. Немецкий бомбардировщик начал маневрировать.
Забываю обо всем, что творится вокруг. Вижу лишь «юнкере» и продолжаю стрелять. Решил так: «Не собью, буду таранить. Как Вано Габуния».
– Бей, батя, прикрываю! – раздается уверенный голос моего побратима, Василия Мухина.
Почти вплотную сближаюсь с противником. «Юнкере» по-прежнему маневрирует. Нет, теперь не уйдешь! Еще длинная очередь. Самолет вспыхнул и упал в районе западнее Завидовки.
– Вот тебе, фриц, за Игнатия Солдатенко! Взмываю в сторону вверх по примеру командира.
Не утерпел и по радио крикнул:
– Вася, одного кокнул!
Да где же Мухин? Посмотрел влево и даже вздрогнул: от меня отвалил «Мессершмитт-109». За ним и погнался Мухин. Мне только что угрожала смертельная опасность: ведь я и не заметил, как в хвост моей машины зашел «мессершмитт»! Зато Мухин был начеку и отбил атаку.
Мой верный ведомый уже тут, занимает свое место.
Бой продолжается. На моих глазах упал еще один «юнкере», за ним – «мессершмитт»: их сбили летчики нашей эскадрильи.
Строй вражеских бомбардировщиков рассыпался. Немцы в беспорядке сбросили бомбы на голову своих же войск и покинули поле боя.
Раздалась команда Семенова:
– Сбор, сбор!
А я в этот миг увидел свежую группу: около трех десятков вражеских бомбардировщиков. Они летели нагло, без прикрытия истребителей. Вероятно, враг думал, что господство в воздухе завоевано.
Передаю Семенову:
– Товарищ командир, приближается свежая группа. Но в шуме боя по-прежнему слышится: «Сбор, сбор!» Решаю так: пока группа будет собираться, успею атаковать противника.
Даю команду Мухину:
– Атакуем!
Быстро сближаюсь с «юнкерсами». Они начали перестроение. Стрелки открыли огонь. Передаю:
– Вася, прикрой! Атакую!
По примеру комэска быстро сзади снизу пристраиваюсь к вражескому самолету. Как говорят летчики, сажусь ему «на хвост».
Враг в прицеле. Отчетливо вижу черные кресты. Сейчас в упор расстреляю самолет. Нажимаю на гашетки. Но пушки молчат.
Быстро произвожу перезарядку. Снова нажимаю на гашетки. Молчат пушки. Ясно: все боеприпасы я уже израсходовал. И даже не заметил как.
Передо мной хвост вражеского самолета: чтобы отрубить его, снаряды не нужны. Но самолет вдруг резко поворачивает в сторону, в глубь своего строя, и чуть не сталкивается с другим «юнкерсом».
Горючее на исходе. Осматриваюсь: наших не видно – улетели.
Передаю Мухину:
Вася, атакуй! У меня пушки не работают. А он в ответ:
Горючего мало. Смотри, домой не дойдем.
И верно, стрелка бензомера приближается к красной черте. А это означает: немедленно на посадку. Но «юнкерсы» еще здесь. Надо сорвать налет.
– Еще минуту, еще минуту… – передаю Мухину.
Не одну, а еще несколько минут гоняемся за «юнкерсами». Появляемся то здесь, то там. Немцы, вероятно, решили, что нас много. И случилось то, чего мы с Васей так добивались. Противник дрогнул – нервы не выдержали. Фашисты повернули на запад. Горючего у нас с Мухиным хватило лишь на то, чтобы зарулить на стоянку. Быстро вылезаю из кабины. Бегу к Мухину, обнимаю.
Спас ты меня, дружище, спасибо! Нас окружили друзья.
Да куда вы запропастились?
А я даже усталости не чувствовал. Только в горле пересохло – пить хотелось нестерпимо.
Мухин уже рассказывает, как я зажег самолет, как он отбил атаку, как мы вдвоем гонялись за «юнкерсами». А я подтянулся и внешне спокойно – под стать бывалым летчикам – отправился к командиру эскадрильи. Увидев его, даже растерялся: Семенов смотрел на меня исподлобья, нахмурив брови.
Начинаю докладывать:
– Товарищ командир, младший лейтенант Кожедуб…
Но комэск обрывает меня:
– Как ты мог от группы оторваться?! Почему не выполнил мое требование?
Пытаюсь объяснить, но он снова перебил:
Молчать! Слушать, когда старшие говорят! – Он строго посмотрел на меня. Но сказал мягко: – Ну, докладывай.
Я… я сбил «Юнкерс-87», – говорю, заикаясь.
– Видел. Ну, а дальше-то что? Куда ты делся? Коротко доложил обо всем. И тут Семенов снова вскипел:
– Вот как, за «сбитым» гоняешься? В таких сложных условиях надо быть сдержанным, а то вмиг собьют. Дерзости у тебя много – это хорошо, но в бою нельзя отрываться от группы и действовать очертя голову.
Стою навытяжку, растерянно глядя на командира. А он, помолчав, вдруг дружески улыбнулся и протянул мне руку:
– Ну, поздравляю с первым сбитым! Так и бей их! Да смотри не зазнавайся и помни мои слова: при всех случаях надо держаться группы и сохранять самообладание».
Как уже говорилось выше, «Штуки» к тому времени считались у советских летчиков-истребителей достаточно легкой добычей. Возможно, именно поэтому они очень часто фигурируют в донесениях истребительных частей. При этом данные о потерях противника неизменно завышались в разы. К примеру, по итогам дня 8 июля на южном фасе Курской дуги советские истребители претендовали на 31 сбитый Ju-87, в то время как немецкие документы подтверждают потерю шести и повреждение еще нескольких пикировщиков, причем в эти цифры включены, естественно, и потери от огня зенитной артиллерии.