Именно реактивные снаряды и нанесли наиболее заметный урон — госпиталь мгновенно загорелся. Больные и медперсонал, выбегая из здания, стали скрываться в подземных казематах и подвалах.
Но были и те, кто не мог этого сделать, среди около 80 больных хирургического отделения было и немало лежачих. В ужасе проснувшись, они дрожали от грохота и жестко бивших в стены палат, со звоном рассекавших оконное стекло, раскаленных осколков. Кто мог хотя бы подняться, ушли сразу же, но ничем не могли помочь своим товарищам. Те, кто, недвижимый, бессильно пытался подняться, вскоре почувствовали запах дыма…
На Южном острове войск практически не было, а секреты пограничников, вероятно, полностью погибли при артналете на прибрежную полосу. Главная сила на Южном — бойцы 95-го медсанбата и курсанты полковой школы 84 сп, располагавшейся между госпиталем и главным валом. Хорошие бойцы, они, однако имели серьезную проблему — недостаток боеприпасов и оружия. При начале артналета курсанты бросились было к Центральному острову, но бежать предстояло по открытой территории, через огород. В итоге укрылись у вала у Южных ворот, рассчитывая дождаться подхода «главных сил». Туда же отходят, падая на землю при близких разрывах, и немногие оставшиеся в живых пограничники.
За спиной курсантов — треск горящих зданий, дымное облако над крепостью, вопли и грохот взрывов у госпиталя…
…Первые минуты войны громыхнули на Северном разрывами тяжелой артиллерии и реактивных установок. «Небельверфер» били по его западной части, преграждая путь силам, что могли бы предпринять контратаку на только что захваченный железнодорожный мост, 2-я батарея мортирного дивизиона 31-й дивизии — по Западному, 1-я — по Восточному фортам…
На западе Северного острова находились подразделения 125 сп. Удар реактивных установок пришелся по его казармам — полупустым. Его итог, как и везде, крепкие стены устояли, но начался пожар. Большинство бойцов находились в казармах, жертв было мало, на улице же «снаряды ложились на каждом квадратном метре»[524].
К сожалению, о том, как встретил обстрел Западный форт[525], данных нет. Восточный же, где (во внешнем валу) располагались конюшня и склад боепитания 333 сп, а во внутреннем — транспортная рота и первая (дежурная) батарея 76-мм зенитных орудий 393 ОЗАД — встретил «Анемону» достаточно спокойно.
Когда первые снаряды рванули на земляном валу, форт лишь вздрогнул. Проснувшись, бойцы и не поняли, что случилось. «Одни кричали, что это гроза, другие — землетрясение. Кто-то даже умудрился крикнуть, что Германия напала на Венгрию»[526].
Толща вала и стен спасла красноармейцев, жертвой «Анемоны» стал лишь часовой, охранявший склад. Однако, одевшись, бойцы стали выбегать на улицу…
Грохот первых снарядов скинул с кроватей и жителей, расположенных перед Западным и Восточным фортами ДНС («домов начсостава»), где со своими семьями жили командиры расположенных в Бресте частей. Большинство из них все поняло в первую же секунду. Вскочив с кровати, М. П. Кропельницкая накинула только пальто, схватила ребенка, одеяла, спустилась на 1-й этаж, где уже находились соседи Колесниковы (жена, двое детей, старушка мать). Живший на 1-м этаже капитан Гончар[527] в этот момент был дома. «Он забрал семью, нас всех, и мы побежали в сторону речки, где располагались под насыпью склады. Там находилось несколько солдат. Гончар втолкнул нас к ним и побежал в расположение своей части»[528].
Командир 2-й телеграфно-кабельной роты 37 обс, мл. лейтенант Александр Бобков, приказал жене Раисе завернуть в одеяло трехлетнюю Азальду и одеть шестилетнего Леню. Азальда — на руках Раисы, рука Лени — в ладони отца: в считаные минуты, выскочив на улицу, они побежали к пороховому погребу[529], превращенному в склад…
Дарья Прохоренко[530] и ее трое детей в эти минуты нашли убежище во внешнем валу Восточного форта, конюшне 333 сп: «Раздался сильный взрыв, в нашей комнате вылетела рама со стеклами. Я спросонья думала, что ударил гром. И тут же засвистели пули[531], впиваясь в стенку возле нашей постели. Я с детьми спряталась за печку, не знала, что случилось и что мне делать дальше. Но тут муж мне сказал ползти за ним, только не подниматься на ноги. Сказал, что враг перешел границу. Я, говорит, отведу тебя с детьми в подвалы, а сам пойду в часть. Привел и сам ушел»[532].
Эта, первая волна беженцев Северного острова, выбежавшая из домов практически мгновенно после начала обстрела, часто в одних ночных рубашках, схватив на руки лишь детей — оказалась и самой «счастливой», понесшей наименьшие потери. Они нашли убежище прежде всего в казематах вдоль вала Мухавца (пкт 142–143) (как М. П. Кропивницкая), бывших пороховых погребах, превращенных в склады (семья командира телеграфно-кабельной роты 37 обс мл. лейтенанта А. Бобкова), горжевых казармах Восточного и Западного фортов, главного вала — как Е. И. Костякова, жена заместителя командира по политчасти 3-й батареи 98 ОПАД Костикова А. А.: «Проснулась я от страшного грохота и треска. Муж стоял уже одетый и застегивал ремешок от часов на руке. Он сказал: „Не пугайся, это рвутся снаряды у зенитчиков“. Прослушав секунду, я спрыгнула с кровати и говорю ему: „Это война“. Он ответил: „Да, но не пугайся, вас, женщин, всех сейчас вывезут, бегите к штабу“»[533]. Костякова, 6–8 женщин и около 10 детей, добежав до главного вала, укрылись в ремонтных мастерских по обе стороны Восточных ворот. Туда же вскоре прибежало и несколько раненых артиллеристов 98 ОПАД[534].
Но многие семьи не побежали никуда, оставаясь там же — спустившись на первый этаж или пакуя самое ценное, надеялись, что снаряды пощадят жилые дома. Да и бежать куда-либо по территории, периодически грохающей разрывами, было не менее опасно, чем оставаться дома.
Одной из них была семья командира второго батальона 125 сп тридцатитрехлетнего капитана Владимира Шабловского: жена Галина и дочери — Раиса, Татьяна, Наташа, Светлана. Самой старшей из них было восемь лет, младшей — восемь месяцев.
В ночь на 21 июня большинство подразделений батальона ' Шабловского вышло на строительство УР. В крепости осталось лишь дежурное подразделение полка — 4-я рота. На выходные остался дома, в корпусе № 5 ДНС, и сам Шабловский: коренастый, плотный, могучего телосложения, отличавшийся исключительной физической силой. В полку Шабловский пользовался репутацией умелого, строгого и волевого командира[535].
…Разбуженные грохотом, сотрясшим крепость, Шабловский и его жена, взяв дочерей, спустились на первый этаж — там, под лестницей, уже испуганно сбились женщины и дети живших в этом же доме командиров.
Шабловский был прежде всего комбатом — оставив семью, он, прямо в нижнем белье, бросился к расположению полка — туда, где находилась 4-я рота его батальона. Рядом с ним туда же бежали и другие, наскоро одевшиеся, жившие там же (в ДНС) командиры…
…Именно на Цитадель пришлась основная доля огня реактивных установок. Стены они не пробивали, но те сооружения, чьи окна выходили на юго-запад, охватил пожар. Загорелась и вся крыша кольцевой казармы, машины 31-го автобата, помещения 333 сп, выходящие окнами на церковь.
После налета реактивных установок на внутреннем дворе Цитадели практически никого не осталось — хотя этой воскресной ночью там было немного людей, часовые и несколько палаток приписного состава. Выживших нет, рассказать о действии тяжелых установок, испытав их на себе, некому. Но свидетельства есть — среди тех, кто их применял.
Гельмут Беттхер, сапер штурмовой группы, вспоминал их странное воздействие на врага:
«Нами использовались ракеты… Они летели недалеко, но их воздействие было ужасно. Я думаю, тогда там было наихудшее из возможного… Все в пределах круга приблизительно трех с половиной метров было мертво, уничтожено вызванным огнем воздушным вакуумом, разрушавшим все легкие как людей, так и животных. Это было ужасно. Вообще каждый видел, что люди просто сидели там, неподвижные, замороженные, как куклы — Ja! — многие имели раны, но некоторые просто сидели, не двигаясь, на стуле или скамье. Смерть была неизбежна, и пришла очень быстро… Ужасно!»[536]
Иван Долотов проснулся от грохота взрывов: «В оконном проеме небо светилось вспыхивающим буро-красным светом. С верхних нар прыгали раздетые красноармейцы, сбивая с ног нижних. Сапоги и брюки я надевал в коридоре»[537].
Большинство, даже не поняв, что произошло, прятались под нары или выпрыгивали из окон, убегая подальше от грохота.
Над крепостью занимался пожар — огонь бушевал на 2-м этаже в расположении 84-го полка, сгорели 3-й этаж и пожарная вышка Белого дворца, пылали сараи, сено конюшен и дрова, сложенные во дворе.
В эти минуты именно на казарму 84 сп, Белый дворец и развалины Инженерного управления пришелся удар 1-й и 2-й батарей мортирного дивизиона 34-й дивизии. 1-я вела огонь по северо-западу Цитадели, стыку 44 и 455 сп. Грохот 36 210-мм снарядов лишь потряс гарнизон — те, кто не выбежал сразу же, уже после первых разрывов начали лихорадочно одеваться, искать оружие и укрытие в подвалах. Выпрыгнувшие, потеряв голову от ужаса, были бесследно разорваны налетом тяжелой артиллерии.
Брест. Первый секретарь Брестского обкома ВКП(б) Михаил Тупицын, как и многие заснувший поздно, проснулся от грохота — рвануло рядом, так что стекла в его квартире, в крыле здания обкома, вылетели. Сквозь разбитое окно было видно, как у границы огненные вспышки озаряли темное небо и грохот выстрелов, сливающийся в гул, то стихал, то всплескивался там опять.