Но главное, что происходило в эти минуты на Цитадели и Северном острове, — это организация обороны и добыча боеприпасов их защитниками. Разгромлены подразделения Праксы, залегла пехота Ельце — каждую минуту передышки надо использовать.
Собственно, на Цитадели этим занялись еще в те минуты, когда группа Тойчлера пробивалась от Тереспольских к Трехарочным.
В 5 утра добыл первые патроны и 33-й инженерный полк[653]. «Стало известно, что есть склад боеприпасов, где-то в казармах 84 сп. В это время единого человека, который бы командовал, у нас не было, все происходило по согласованию на ходу между младшими командирами. Вот так и я, выбрав сам 10 человек, среди которых были сержанты Н. Якимов и Гордон А. и красноармеец Саркисов, отправился за боеприпасами. Под прикрытием броневиков добежали до склада. Какой-то старшина указывал, где что брать. Набив за пазухи гранат, захватив несколько коробок с запалами и взяв на плечи по ящику винтовочных патронов, двинулись обратно. Справа горели постройки нашего хозвзвода, кругом повсюду шла стрельба[654]. Упали Саркисов и Гордон, потом еще один. Все мы бросились на землю. Стреляли откуда-то сзади. Мы поползли дальше по-пластунски, волоча по двое каждый ящик с патронами. Саркисов и другой красноармеец (фамилию не помню) остались лежать убитыми. А. Гордон был легко ранен в бедро»[655].
С этого же склада раздаются патроны и бойцам 84 сп, продолжающим перестрелку с Южным островом.
Пограничникам пока не до складов — в нескольких метрах, в секторе кольцевой казармы у Тереспольских — 10-я рота. Обе стороны не прекращают бой — после того как пулеметный расчет Еремеева забросали гранатами, гранатометчика вычислили, и снайпер Голубцов уничтожил его.
Организуется оборона и в подвале 333 сп — склад боеприпасов рядом, в кольцевой казарме, но подход к нему простреливается с Тереспольской башни.
В полковой школе 44 сп и 3-го батальона 455 сп продолжают рубить стены. Только 44 сп пробивается к все сильнее разгорающемуся пожару на складе обмундирования, бойцы 455 сп, наоборот, рубятся в отсеки, примыкающие к Трехарочным, чтобы уйти от все сильнее заполняющего казематы дыма.
Здесь, в казематах у Трехарочных, становится все более многолюдно — Махнач встретил старшину, с немецким штыком и в немецкой каске, сказавшего, что убил одного или двух немцев, командиров — лейтенанта Мартыненко и неизвестного, тяжело раненного старшего лейтенанта. Третий из встреченных командиров — мл. лейтенант С., военфельдшер, только накануне прибывший в 455 сп и еще даже не сдавший документы. С., единственный медик, был назначен начальником медчасти[656].
Всего в казематах 455 сп у Трехарочных собралось около 300 человек. Большинство — заняты снабжением боеприпасами, все, что возможно, спуская в подвалы. Туда же — и раненых, большинство — через широкий проход бетонированной смотровой ямы авторемонтной мастерской 333 сп.
И, наконец, на Северном острове, продолжающем бой с батальоном Ельце, организует оборону майор Гаврилов, командир 44 сп.
…Петру Михайловичу Гаврилову лишь накануне, во вторник, 17 июня, исполнился 41 год. К концу войны сорокалетние будут командовать фронтами, а пока здесь, в крепости, татарин из деревни Альведино Гаврилов оказался одним из наиболее опытных: за его плечами финская и Гражданская (26 октября 1917-го штурм Казанского кремля, с января 1918-го — в Красной Армии: Первый социалистический татарский батальон, деникинский и колчаковский фронты, погони за бандами по Северному Кавказу…). Впрочем, сейчас он и самый старший по должности командир на Северном[657]. В 44 сп за Гавриловым утвердилась слава командира очень требовательного и строгого, называть его «Гаврилычем» рисковали не все, да и то, как правило, за глаза[658].
Гаврилов — из семьи крестьянина-бедняка, долго батрачил, служил кучером у помещицы. С 1922-го в ВКП(б). В 1939-м окончил Военную академию им. Фрунзе, был назначен командиром полка, с которым 10 марта 1940-го и наступал на Тронгсунд. Женат, очень любил приемного сына.
Гаврилов был невысок, немногим выше среднего роста, слегка сутулый, медлителен в движениях, черные глаза под густыми бровями. Черные волосы зачесывал назад. Предпочитал гимнастерку серого цвета, брюки-галифе. Китель не любил.
Заместитель командира 44 сп по политчасти Н. Р. Артамонов: «Характер товарища Гаврилова довольно сложный и противоречивый, имеющий положительные стороны (любовь к военной службе, военная грамотность) и немало отрицательных (нечуткое отношение к подчиненным, скупость в быту). В военном отношении Гаврилов был подготовлен хорошо. В офицерской учебе особенно любил проводить занятия по тактике, занятия по огневой подготовке и другим дисциплинам поручал проводить своим заместителям. Говорил на чистом русском языке. Не любил выступать с лекциями и докладами… Внимательно изучал литературу о немецкой армии и о взглядах немецких военных теоретиков на войну… Товарищ Гаврилов нередко предупреждал офицеров об опасности нападения со стороны фашистской Германии. Уже тогда он подчеркивал, что враг коварен и силен, поэтому к обороне нашей Родины нужно готовиться серьезно и с большим напряжением»[659].
В июне 1941 г. товарищ Гаврилов «допредупреждался» — в дивизионную парткомиссию поступило заявление о тревожных настроениях, распространяемых товарищем Гавриловым среди подчиненных. Слушание дела было назначено на 27 июня…
…Многочисленных красноармейцев из самых разных частей Гаврилов разбил на группы — районами их обороны стали главный вал по левой стороне от Северных ворот, Западный и Восточный форты. Группы защитников довольно многочисленны — каждая более сотни человек. К этому моменту они уже вели бой, располагали оружием и боеприпасами.
Сам Гаврилов устроил свой КП в 150 метрах восточнее Северных ворот.
И еще — несмотря на организацию обороны на отдельных участках, из крепости продолжают выходить люди. Через Трехарочный мост к Кобринским и Северным воротам бегут десятки людей, многие из них уже приняли боевое крещение.
Часть 125-го полка продолжает сражаться на западной половине Северного острова. В это время в крепость со стрелковым взводом пробился начальник снабжения 6 сд майор К. В. Лапшин. Он разыскивает командиров подразделений 6 сд, чтобы передать приказ о выходе к высоте Песчаной, в пяти километрах от Бреста, по дороге на Кобрин. Среди стрельбы и пожаров ему удается встретить капитана Ландышева, командира 1-го батальона 125 сп. К этому времени собранные Ландышевым и командирами рот бойцы залегли на главном валу, напротив кладбища.
Получив переданный Лапшиным приказ, Ландышев отдал распоряжение об отходе. Вместе с его бойцами двинулась и большая группа гражданских, 150–200 человек, служащих тыловых подразделений. Прикрываемые огнем остающихся в крепости групп и одиночек, они и бойцы 1-го батальона, к которым присоединились и другие группы (в том числе 10 пограничников), вышли через Северные ворота[660].
Несмотря на то что большинство пытается покинуть крепость, оставшиеся продолжают вести бой: группа Мамчика, занявшая оборону на валах у Трехарочного, ждала недолго — почти сразу же, через несколько минут, ей пришлось вступить в бой с атакующим вдоль Мухавца батальоном Ельце.
По наступавшим с запада солдатам Ельце велся и ожесточенный огонь с правого фланга — там, за Мухавцом, в кольцевой казарме осталось много курсантов полковой школы и различных подразделений 44 сп. Они уже пришли в себя и стреляют по показывающимся сквозь дым, валы и ивняки солдатам Ельце. Командиров среди них мало — и отдать приказ об экономии патронов некому. Накануне же майор Гаврилов приказал замначштаба Семененко проверить: все ли подразделения сдали боеприпасы на склад, избавив их от лишнего. «Он предложил оставить на винтовку один боекомплект, выбить из лент и дисков патроны, смазать и сдать их на склад боепитания»[661]. «Избавленные от излишков» бойцы, однако, ведя плотный огонь из широких окон казармы, не чувствуют беды — вот-вот подойдет Красная Армия. Сейчас они уверены в этом…
И в азарте боя стреляют, не беспокоясь о боеприпасах, по едва видимым силуэтам, скорее для поддержания духа. Но вот по цепи передано — у вала, идущего вдоль Мухавца, ползет человек в красноармейской форме. Стрельба стихает — бойцы следят за тем, как неизвестный, подползя к реке, быстро, несколькими взмахами рук, переплыл Мухавец — и ползком достигнув казармы, сопровождаемый недоверчивыми взглядами бойцов, крикнув: «Свои!», запрыгнул в окно… Бытко?! Откуда?
Начальник полковой школы, окруженный радостными бойцами, отжимает одежду — доведя курсантов до Северных ворот, он вернулся за остальными. В отсек сходятся новые бойцы — составив группу. Бытко, с двумя наганами в руках, ведет их к Трехарочным. Но пройти уже не удается — потеряв на покрытом трупами мосту и перед столовой 33-го инженерного полка слишком многих курсантов убитыми и поняв, что на сей раз не пройти, оттаскивая раненых, бойцы Бытко отходят к казарме…
Там он, поняв, что теперь здесь надолго, первым делом приказал экономить патроны, бить только наверняка. Далее — по-новому расставив стрелков и пулеметчиков, приказал нести дежурство у амбразур посменно. Командир стрелковой роты на финской, там, под Тронгсундом, раненый и первый в 44 сп получивший орден Красной Звезды, Бытко не теряет присутствия духа. Это взбадривает и остальных…
А бойцы из подвалов 333-го по-прежнему взбадривают себя стрельбой: «Я стрелял из автомата сквозь амбразуру напротив колокольни, стрелял не целясь. Немцев мне не было видно, но я думал, что случайная пуля может попасть во врагов. Теперь я понимаю — сознание того, что я действую, ободряло меня и делало более сильным», — вспоминал А. П. Каландадзе. Он приводит рассказ одного из встреченных в подвале бойцов: «В кого стреляю — не пойму, ничего не видно, но на душе легче — все же обороняюсь»