– Да, да, конечно. Рад помочь вам. Я вообще очень вам благодарен. Кстати, имею возможность на отходе помочь с транспортом.
Вместо ответа Маг благодарно берет меня за локоть. Потом он пристыковывает свое создание к связи, общается с полминуты. Нам его инструкции не слышны. Так, всё, отпускает зверюшку, и зверюшка отныне бредет рядом с ним, у самых ног. Маг бормочет: «К сожалению, теперь только самые простые команды… и никакого накопления информации…»
А мы все еще пятимся вниз по лестнице, как раки.
– Кто бы меня спросил, благодарна я или не очень…
– Госпожа… э-э-э…
– Марго.
– Госпожа Марго… э-э-э…
– Просто Марго.
– А… э-э-э… Марго! У меня демократические убеждения, никакой тиранической волны от меня исходить не может в принципе. Я готов пояснить: вы остаетесь рядом со мной по собственной воле и только по собственной воле. У вас есть право вернуться к…
– Этой заразе.
– …н-да… к Фросту. Вы также можете начать собственные поиски. Если хотите, бросьте все громоздкое оснащение, которое вы сейчас тащите. Никто вас не вынуждает. Но если по доброму согласию вы желаете сопровождать нас с господином Браннером и дальше, то предлагаю следующее: каждый выполняет свои прежние обязанности, а деньги за найденное мы честно поделим на троих.
Да он словно бы готовился! Впрочем, так оно, полагаю, и есть. Готовился. И мы нужны ему. В основном я.
– Пойдет… – отвечает эта грымза.
– Что?
– Я с тобой, парень.
Дамы и господа, у вас бывало так: вы чувствуете, что от человека исходит опасность, а прямых поводов ощущать ее нет? Не надо смеяться, причем тут «тонкости интуиции», когда копчик и хребет говорят тебе: «Следи за ней в оба!». Простите, конечно же, за физиологизм.
А в целом…
Triumph, glory, success, celebration!
– Стоп, – говорю. – Нам пора поворачивать влево. Мы вышли на третий уровень. Вот и котик ваш…
Зверюшка явственно толкала хозяина лбом в щиколотку. Поворачивай же, господин мой!
– Ах да… Чуть не пропустил. Полагаю, с друзьями вот об этом можно забыть.
С этими словами он разряжает свою пэ-пэ-тэ и кладет ее в контейнер для находок. Поближе все-таки к рукам… Следовательно, в слово «друзья», им же самим произнесенное, верит не до конца.
Дамы и господа, o tempora, o mores!
Мы поворачиваемся. Женщина-монстр ставит грунтовый свет на ребро и включает его.
– О! – вырывается у Мага. – Какое величие!
Дама-огр хмыкает. А я, пожалуй, готов разделить восторг нашего кибермастера.
Имперский уровень… он… он… поражает всех, кто не до конца очерствел душой. Даже у самого прожженного циника, господа, сердце пропустит удар. Даже у одного бесстрашного авантюриста, ранее здесь бывавшего, хотя и очень давно, восхищение рвется от сердца к устам.
Анфилада просторных залов. Только Империя строила повсюду на Марсе залы с высокими потолками. Пол – мозаичный, и краски по сию пору не утратили своей яркости. Чаши ослепших светильников выступают из стен. Мозаики, заливаясь блеском, поднимаются рядами по стенам и колоннам, поддерживающим свод. Государи, цветы, воины, птицы, реки с цаплями и моря с рыбами, умелые горшечники и оружейники, рыбаки тащат за лодкой сеть, полосатая кошка наблюдает за малышом из зарослей у канала…
Посередине первого зала на возвышении в тронном кресле сидит правитель – статуя из отполированного белого камня. А за спиной у государя – вездесущий Маворс, возлагающий ему на голову венец.
Это царь Маддан-Дорт, прозванный Метателем копья, – основатель Империи на Марсе.
По своду между колоннами бредет львиная стая, несущая вечный дозор. Как только здешние жители смогли сотворить этот крупный, с невероятной точностью вытесанный барельеф?! Четыре тысячи лет назад.
Еще два льва с роскошными гривами сидя сторожат вход в зал. Белый камень, золотые глаза.
Мне зябко в безбрежных пространствах всех империй: слишком мало империи оставляют места для приватности. Холодновато среди их громад. Но всё же…
– Да, – говорю я. – Величие. Империя… которой больше нет.
7
Я им сказал: «Пойдемте, пожалуйста, ниже. Нам надо спуститься чуть-чуть ниже». А Браннер дружелюбно ответил: «Хм. Следующий уровень я знаю намного хуже. Его вообще мало исследовали. Любопытненько».
Конечно, любопытненько, то есть, конечно, любопытно! Да здесь все любопытно! Мне бы прийти сюда одному и созерцать великолепие чужой жизни! Я был бы рад.
«Пойдемте же, друзья мои!»
Котя ведет нас вперед и вниз.
Новая арка… совершенно не похожа на первые две. Она… словно бы раньше была шире, но кто-то заложил ее на три четверти каменной кладкой, оставив лишь незначительный проход. А кладка изувечена большими «раковинами», будто изранена или изъязвлена. О, понимаю. Кажется, это следы великой последней войны. Те, кто наступал сверху, лили кислоту, пытаясь уничтожить преграду. А те, кто оборонялся снизу, всё наращивали и наращивали ее.
«Секундочку, – говорит Браннер. – Сеньора, прошу, не сочтите за труд, подойдите поближе к проходу. А вы, Маг, извините за беспокойство, посветите внутрь, особенно на пол и еще на стены до уровня груди». Какой учтивый человек! Сердце радуется его мягкой вежливости.
Но осторожность подсказывает мне, что между тактичностью моих товарищей и чаемым ими размером хабара есть некая сильная корреляционная зависимость. От 0,7 до 0,9, я бы сказал. Хорошо бы корреляция прослеживалась не ранговая: за скачками величин не уследишь…
Смотрим.
«Видите вон там, вон там и вон там выступы из стены и из пола, словно бы кусочки хлеба, отрезанные от середины? Каменные по виду, как и все остальное?»
«Я вижу не три, а пять», – отвечает ему наша спутница.
«Я тоже вижу больше, но в данное случае, дорогие коллеги, количество не важно. Важно качество: не прикасаться к ним! Тем более не надавливать. От них срабатывают ловушки, и боюсь, далеко не все они тут разряжены».
«Тесновато будет… если стены-то не трогать», – бурчит милая дама и лезет первой, прямо за котом.
Мы следуем за ней. Впрямь тесно, неудобно… Браннер не может удержаться от комментария: «Тут был последний форпост… против ринхитов… дрались не на жизнь, а насмерть…». И сейчас же мне под ноги попадаются чьи-то ребра. Ох! А Браннер все бормочет: «Я тут точно не бывал до нынешнего сола, дамы и господа. Точно…»
Моя ступня застревает в какой-то ямине с неровными краями… О, и тут лили кислоту…
Проход оказывается длинным, петлистым, а ступеньки – разбитыми, искалеченными. У меня портится настроение. К войне и прочим видам насилия мне никогда не хотелось прикасаться. Никогда!
Наконец мы выходим… у Браннера из-под ноги выскакивает осколок чьей-то челюсти. Гадость какая! Меня мутит. Но я должен продолжать руководство экспедицией… надо держаться. Надо быть мужественным!
Никаких величественных залов, и никаких уютных закутков подобно картинам, увиденным нами на втором и третьем уровнях. Каменный хаос. Низкий, неровный свод. Пещерки с узким проходом-горловиной в каждую. Изредка – знаки, вырезанные на стенах, но никаких украшений. Дыры в стенах – высотой среднему человеку по пояс и по колено. Коридоры то расширяются, то сужаются, будто в них предусмотрено место для засад, баррикад и тайных лазов. Что это? Действительно, баррикада из каменных блоков, полуобрушенная. Три скелета с разбитыми черепами. Все страшно запылено. Пыль вздымается у нас из-под ног.
Сразу за баррикадой коридор резко расширяется… И вдруг мы выходим в небольшой прямоугольный зал. Единственный изо всех помещений – с высоким потолком. А на своде тщательно вырезано изображение улыбающегося льва. Лев прилег отдохнуть, положил голову на лапы, обвернулся хвостом, всем доволен и потому улыбается. Широкие низкие ступени у входа, будто каменные лавки в античных цирках и амфитеатрах. На стены яркими красками – ничего не выцвело, будто зал расписан вчера! – нанесены картины. На двух длинных стенах разворачиваются шествия: босых женщин в белых струящихся одеяниях, едва прикрывающих грудь, и с цветами – в одну сторону, мужчин в передниках и с булавами – в другую. Цветы… здешние жители сохранили память о цветах Земли, но все цветы мира слились для них в нечто яркое, обобщенно прекрасное, с огромными лепестками. На одной короткой стене – царь, натягивающий лук. Кажется, я его знаю. Это Гильгамеш, отец Маворса. Да? Ольга когда-то рассказывала мне… А на второй короткой стене тот самый царь Маддан-Дорт, сидящий в кресле, что был на уровне Империи. Только здесь он стоит и держит в руке копье. Все свежо, графично, насыщено звонкими красками без полутонов и переходов.
«Трудно поверить… В это трудно поверить! Немыслимо. Вот оно как…» – бубнит себе под нос Браннер.
«Да что такое?» – резко поворачивается к нему наша утёсоподобная фемина. Кажется, она немного грубовата. Но раз пошла за мной, то человек, несомненно, хороший и милый. Просто чуть-чуть не хватает культуры.
«Это зал для дискуссий, – отвечает Браннер. – Поверить не могу! Последняя горсть имперских жителей бункера “Берроуз”, последний царь, последние надежды, беспощадный враг у ворот. А они захотели сохранить хотя бы частичку своей утонченной культуры в условиях безжалостной войны на уничтожение! В залах для дискуссий люди собирались, чтобы обсудить спорные вопросы философии, богословия и поэзии. О чем они думали, о чем они дискутировали в закатные дни свои?! Невероятно! Неверо…»
Тут наша добрая знакомая положила ему руку на грудь и сказала: «Всё. Потом про философию. Кот, видишь, встал, не трюхает больше. Мы на месте, так?»
Что ей сказать? Что я еще не совсем разобрался, а она уже вынесла решение? И надо бы не торопясь подумать? Мы как-то уж очень скоропалительно действуем, я несколько не успеваю за потоком событий… Говорю: «Очевидно, да».
Она ставит на пол и включает свой мощный светильник.
Тогда Браннер, указывая на баррикаду, утопающую в пыли, песке, каменной крошке, сообщает: «Сеньора, информирую ка