Вплотную, значит, подходить боится. Правильно, на ее месте я бы тоже опасался к Призраку под нос соваться. Ничего, баба не угроза, с ней разберемся, когда с остальными разберемся.
– Трак, конец доклада. Трак, иди, опять меняйся местами с Браннером.
Переключаюсь на общую связь.
– Всем: продолжать движение. И живее, Улле, живее!
Если ты нормальный мужчина, тебе должно быть наплевать на боль, усталость, всяческие переживания. Ты ставишь себе задачи и решаешь их. Притом решаешь оптимально. А когда решил, сделай так, чтобы маржу с решенных задач ты клал себе в карман, а не делил со сворой алчных компаньонов. Или с косяком жадных работников, которые говорят тебе: «Дай!» – не особенно задумываясь, принесли они тебе пользу или нет.
Права Сана: расходный материал, он и есть расходный материал. Кто лег харей в пол, тот уже не вякнет, сколько ты ему должен. Если вы, парни, понимаете, о чем это я. Когда ты настоящий крепкий мужик, тебе наплевать на всё, кроме того, чем ты владеешь или еще можешь овладеть, хе-хе.
У нас мало времени. Без дураков, мало. И меня бесит Улле, он оказался совершенно неуправляемым, а потому заслуживает хорошей прожарки. В любом случае – приведет он меня к хабару, или нет. Да и этот бесполезный трепач Браннер… испугался он, видите ли… насквозь фальшивый человек. К чему оставлять его сырым? Какой я видел от него прибыток?.. Но прежде всего – поганец Улле.
Ярость! Хорошее, приятное чувство. Люблю испытывать его, очень взбадривает.
Однако сейчас самое главное другое. Я устал. Я, парни, дико устал. Я устал до умопомрачения. И ярости мне уже не хватает, чтобы чувствовать себя в порядке.
Я не знал, я не думал, что так будет, м-мать. Раньше так не было. Сколько я не лазил в бункер сам, лично? Год? Полтора? Где-то так.
Много ли?
Но за это время со мной произошла какая-то ерунда. Мне сорок пять, скоро сорок шесть. Я до сих пор могу отправить в нокаут с одного удара. Я с молодым готов подраться, да хоть насмерть! Я отлично двигаюсь на ринге, если кто не знал, парни. Хочет кто-нибудь попробовать со мной поспарринговать? А? Желающих не наблюдается.
Вот только… я отяжелел. И за молодыми уже не могу угнаться, если они захотят не драться, а бегать. Или долго идти. Особенно если идти долго и быстро, притом не по ровной поверхности, а вниз-вверх, вниз-вверх и опять вниз…
Да и на ринге, честно признаться, я был бы хорош, если успел бы сделать дело быстро. На второй раунд меня уже не хватит. Это если всерьез махаться, как надо, на полную.
Стоп! Что у меня хрустит под ногами? Кости?
– Всем: стоять! Улле, это мы трупьё топчем? Да?
– Да, Призрак. Такое случается.
– Трупьё-то голое или на нем что-нибудь стоит поискать? Либо не на нем, а под ним? Браннер, ты скажи.
Копается к костяках, черепа поднимает… Всё делает сдохнуть до чего медленно. Возится, возится…
– Ну?
– Полагаю, это ринхиты. Передовой отряд нарвался на засаду имперских войск или ополчения прайдов, их тут всех положили… Посмотрите-ка сюда, босс.
Поднимает череп так, чтобы мой нашлемник светил на него.
– Видите… здесь ровная маленькая дырочка треугольной формы… вот здесь, у виска…
– Вижу. И?
– Чисто имперское оружие… впрочем, могло попасть и к союзникам, прайдам… Тонкий заостренный стержень, вроде трехгранного шила. Да, старушка-Империя умела дать сдачи, даже в дряхлости, даже в агонии. Серьезно они…
– Браннер, хватит. Какой мне толк с того, кто тут кем порезан-поломан?! По делу скажи: хабар среди костей искать стоит?
– Э-э… очень сомневаюсь. Возможно, осколки керамического оружия… Победитель снял с побежденных все сколько-нибудь ценное: обувь, одежду, оружие, украшения – все! Они поступали подобным образом в подавляющем большинстве случаев. Это была цивилизация, необычайно скудная на вещи, и люди научились с крайней бережностью относиться к…
– Ясно. Улле?
– Браннер прав.
– Тогда вон там – почему труп в одежде? Там! Разуй глаза, Улле.
Проводники, эксперты… элементарных вещей заметить неспособны. Что за людей я с собой взял!
Браннер склоняется над мертвецом.
– Да ведь здесь лежит наш брат-поисковик… Жутковато.
Теперь я и сам вижу: не рвань истлевшая, а скафандр. Голова под большим камнем, шлем раздавлен вчистую.
– А ты, Браннер, наверное, думал найти тут епископа? Не пугайся, мертвые не кусаются.
Но он все равно отходит подальше. Пробрало… Бункера́, Браннер, не для слабонервных. Увидел труп – обойди и радуйся, что не твой. Бункера иногда забирают людей… Наплевать: каменный дед взял – каменный дед даст.
А вот и старина Улле опустился на корточки над телом… Ему-то как с гуся вода – навидался покойников. Спасибо, боги хаоса, хоть проводник у меня не истерик. Ба! Да он там нащупал некую блестящую мелочевку…
Подхожу ближе. Монета с ровной круглой дыркой ровно посередине, через дырку продета цепочка. Парни, трупец носил ее при жизни поверх скафандра! Чудило, м-мать.
Улле повертел монету в руке и говорит:
– 25 эре, Дания, 1925 год. Похоже, тут гробанулся Калле-датчанин. Лет десять назад он пропал. Ребята, которые были с ним, обобрали мертвеца до нитки, взяли все ценное, точь-в-точь марсиане… А вот талисман его оставили. Всё по нашему обычаю: чужие талисманы брать нельзя, имя своё загубишь.
Имя его кому-то нужно!
– Браннер, посмотри, стоит монета денег?
Завозился. Денежка маленькая, трудно ее так под свет нашлемника поставить, чтобы все было видно.
– Стоит, босс, но очень мало. Даже не серебро. Монета медно-никелевая, только цепочка серебряная. Бедняга Калле попался в ловушку, устроенную на ринхитов, но те ее обошли, а он…
– Все, Браннер, молчок.
Знаю я эти малые ловушки, все виды, м-мать, могу пересчитать, как пальцы на руке. Калле-датчанин, я вижу, был слабак безмозглый. Только безмозглый слабак мог гробануться на самой простой разновидности… Или его специально пустили на ловушку, и дурак разрядил ее собой для умных людей.
– Улле, сдерни монету вместе с цепочкой для меня.
– Но… грязное дело, Призрак… знаешь же старый закон…
– Молчать! Здесь у нас один закон, Улле, и этот закон – я.
Пожав плечами, снимает вещицу с покойника.
Кладу ее в контейнер. Надо же было хоть как-то размочить наше бесхабарье…
– Двигаемся! Э, Трак, стоять! Трак, вторым! Занять место!
– Принято.
Этот Трак… не дает расслабиться. У меня руки уже никакие – все время держать в одной транслятор, в другой – резак. Кисти устали, пальцы устали. Пожалуй, резак отправится в кобуру. Ничего, Трак подстрахует, если у кого-то из этих придурков появится желание поднять мятеж. Да я и без Трака успею выхватить резак из кобуры. Это-то я успею! Не бегать и не прыгать, а просто сделать пару заученных до автоматизма движений, как ковбои в старых фильмах делали, и ок. Это мне нетрудно, это на раз-два. Пускай полежит в кобуре.
А если какая-то шваль подумала, что я даю слабинку, ну, подойди, скажи, и посмотрим, кто тут слабак.
– Улле, ты, я вижу, не торопишься… Сколько нам еще?
– Сейчас, сейчас, Призрак. Всего ничего осталось.
– Смотри у меня!
Молчит, хвост поджал и не скулит даже. А славно было бы дать ему хорошего пинка. Или пару раз по ребрам. Люди, они ведь какие твари? Прежде всего, ленивые. Кого ни найми, как следует работать не желают. А должны заботиться о моей пользе… Люди должны заботиться о моей пользе, да. Имею право требовать. Поэтому по ребрам всегда полезно. Как профилактика патологического безделья.
Ноги, собака, не держат. Поту сколько из меня вышло? Литрами стекает…
Кабан, м-мать. Кабан и есть кабан…
В спортзал – срочно! И чтобы каждый день! Заплыл жиром до бровей…
Всё, последний раз я бункер штурмую. Отпрыгался, потроха пёсьи. Резвость уже не та. Последний раз!
Как только Улле выдерживает? Хромой, сраный протезник, тощий хиляк – ну щепка и щепка, а смотри, как распрыгался! Топает и топает, только отдохнул легонько наверху и опять чешет во весь опор… Зла на него не хватает! А впрочем, вот оно и видно – тощий… Нет, срочно в спортзал!
И ведь не скажешь: «Медленнее, придурок!» – нет, наоборот, подгонять их надо, иначе слабость во мне искать примутся.
Меня бесит этот Улле… Как же меня бесит этот Улле! Запаршивевший тощий петух.
20
…Хороший, широкий коридор, хоть и низкий. По стенам – светлые язвинки от… как там Браннер сказал? Жгучий туман. Боевая химия Империи. У Империи – химия и лихорадки, у Ринха – синдром манускрипта и концентрированная кислота. Верно, Су? Я ничего не перепутал?
Мы с ребятами зовем жгучий туман иначе – пятнашками. Он оставляет… такие забавные пятнышки… Неужели им людей травили? Никогда не подумал бы, Су. Впрочем, надо же им было как-то защищаться… Ринхиты, они, я так понял, свирепые и беспощадные бойцы, настоящие слуги нелюди… Вот и приходилось с ними драться, жаль только, побить их не получилось.
Жаль, придется тебе сказать, Су: с моей ногой неладно. Ее одолевают разные боли, много разных болей. Цветные боли и черно-белые, тянущие боли и грызущие. Как бы мне от них с ума не сойти, Су. Хуже всех боли колющие. Они неожиданные, они мешают мне двигаться, сбивают шаг, заставляют спотыкаться. До смерти хочется кричать, Су. Я представляю себе, как боли превращаются в картинки, в раскрашенное подобие самих себя, в ненастоящее, в безобидное…
Знаешь, на что это похоже, Су? У меня перед глазами плывут игральные карты: десятка пик, и все пики вонзаются остриями мне в ногу, потом король бубён, бубны, его подданные, вертятся, покалывая мне ногу то одним уголком, то другим. А черви колют сверху, у них сердечко тоже заостренное. Больнее всего от пик: глубоко засаживают, сил нет.
Но идти нам уже недолго, моя родная. Скоро все решится.
И мне без дураков нужен привал. Выйдет моя задумка или нет, а привал точно нужен. Нога ни к… не стану при тебе сквернословить, но, в общем, худо. Всё остальное работает так, как надо. Даже удивительно: думал, тяжелее мне придется. Но вот нога…