Старик с бородой, наблюдающий за всеми нами? Не верю в него, а и верил бы, не хочу служить ему… Локи? Мой Локи? До какой степени ты – часть моей личности, до какой – нечто большее?
Не могу думать. Руки трясутся. Боль полыхает раскаленным жезлом между ребер. Отлепляю штатную липкую латку с пояса.
Давай же, смельчак, давай, мастер, давай, задира… одним рывком.
Я делаю этот рывок и захлебываюсь болью. Стержень летит в темноту, слышу его бренчание из угла. Что я кричал – не ведаю, спросите у моего спутника, дамы и господа. Но надеюсь, в криках моих вырвалось изнутри что-нибудь изящное или хотя бы грозное, а не пошлые словесные помои. Не люблю сквернословия.
Латку предмет вашего поклонения ловко поставил на место. Вот так-то. О потере воздуха больше не стоит беспокоиться.
Кровь потекла… И невозможно снять скафандр, обработать рану как следует… потому что мы в бункере «Берроуз», на глубине… ох, мозги отказываются функционировать… на большой глубине, и смертный холод окружает нас. Кровь будет течь. Я могу лишь вколоть один за другим антисептик, обезболивающее и коагулянт… может, кровь свернется побыстрее… и я потеряю ее поменьше… дырка во мне не должна быть крупной…
Досадно.
Двигаться могу?
Да, хотя боль чувствую постоянно, и чуть только пошевелишься, ощущение оттока крови усиливается… Что ж, дамы и господа, давайте считать, что некий ученый ставит эксперимент на себе и прислушивается к тому, сколь быстро звук шагов смерти становится хорошо различимым.
Дышать могу без проблем?
Кажется, ничего не пузырится, одышки нет, но… как-то тяжеловато.
О! Очень хорошо, обезболивающее подоспело. Легче. Легче… Присмотримся к тому, что происходит в окружающем мире.
Амазонка лежит навзничь, раскинув руки. Кровь, плоть, ошметки скафандра превратились в чудовищное месиво – там, где когда-то была шея и верхняя часть груди, там, где взорвался шарик с концентрированной кислотой… Зрелище неприятное. Ах, как славно было бы обойтись безо всего наблюдаемого, но… я ведь пират среди пиратов, а их жизнь именно такова.
Первое, что делаю, – тянусь к ее контейнеру, вынимаю топорик, несколько секунд любуюсь высокой эстетикой ринхитского литья и забираю вместе с контейнером себе. В конце концов, пирату уместно пополнять свой ларчик с талерами, флоринами и макукинами.
– Держи!
С трудом, с болью, со скрипом поворачиваю голову. Последний, помимо вашего фаворита, участник нашей про́клятой экспедиции протягивает мне статуэтку. Возможно, пытается изобразить дружелюбие. Не стоит обманываться. Фундаментальный факт нашего бытия состоит в том, что я вооружен, а он – нет.
– Поставь рядом со мной.
Ставит. Кладу вещь в свой – бывший демоницын – контейнер. Перекладываю туда и маленький поздний манускриптик. Он видел три мои вещи. Медленно поднимаюсь с пола, отщелкиваю второй клапан на рукаве.
Я стою к моему нежеланному собеседнику спиной, он моих действий не видит… надо надеяться.
С этим… проводником… ох… не хотелось бы… нет намерения… но, наверное, тоже придется разобраться. Из соображений безопасности вашего кумира, господа. И к величайшему сожалению – ведь безобидный же человечек… Клянусь богом обмана Локи, я слаб как никогда, меня и цыпленок задавит, а крепкий, пусть и хроменький мужичок…
– Браннер, у тебя четыре причины не убивать меня.
Вот это аттракцион, дамы и господа! Мне казалось, мы не звали телепата на нашу творческую встречу…
А он мне повторяет:
– Прежде чем стрелять, послушай меня… Всего пара минут разговора, мелочь, от тебя не убудет, верно? Браннер, у тебя четыре очень серьезных причины не убивать меня.
Медленно поворачиваюсь. Так, чтобы ему было видно: машинка моя взведена, ствол со вторым зарядом готов к стрельбе.
– Слушаю.
Надо поставить себя в роль господина положения. Он должен понимать, кто тут хозяин. Он должен сразу уяснить: мы не на одной доске – серая шавка и сиятельный аристократ среди авантюристов.
И еще: вот теперь у меня гораздо более сильное желание закончить наш диалог выстрелом. На всякий случай.
– Причина первая: мой котик сейчас в режиме «защищать». И он будет защищать меня от тебя, даже если ты меня уложишь. А у тебя, я так вижу, всего один выстрел.
Это правда. Риск есть. Кто знает, на что способен киберкот. Трака он дважды с ума свел, а эта безумная ба… простите, почтенные собеседники, эта безумная дама с ним живо справилась. Справлюсь ли я? Вопрос без четкого ответа.
Но я даже не киваю. Прав – не прав, пускай подергается. Нервных людей, драгоценная моя публика, легче мять. А как следует размяв, легче ими манипулировать.
– Причина вторая: ты ранен, у тебя кровь течет. Ты скоро ослабеешь, и откуда тебе знать, выберешься ты из бункера или нет? А я помогу выбраться. Реально дотащу, если понадобится. Подумай, Браннер.
Мне несколько нехорошо, но я молод, искрист, энергичен и физически силен. Я лучший из пиратов, господа!
И признать, что какой-то, пусть ничтожный, резон в словах моего collocutor все же есть, я готов только по одной причине: отточенный ум подлинного ученого настроен на то, чтобы, моделируя будущее, учитывать все сколько-нибудь значимые факторы.
Не подаю ему ни малейшего знака, что рана тревожит меня.
– Третья причина: ты ведь по жизни не душегуб. Ты ловчила, хитрец. Ты… авантюрист, Браннер. Но не садист. Ты от убийства радости не получаешь, как Фрост. Поладим, и никто ни рук не запачкает, ни души не запятнает.
Второй раз он меня удивляет! Правильно я произвел его в настоящие пираты, дамы и господа! Он очень и очень неплох. Единственный из группы – единственный, подчеркиваю! – понял затаенное, благородное и возвышенное ядро моей личности.
Хорошо же!
Из уважения к случайным, но ярким проявлениям чужого ума… я ведь умею ценить чужие дарования… Как же его зовут-то? Неважно.
– Послушай, философ подземный, четвертую причину могу угадать: нам надо сломать лабиринт, преодолеть ловушку на входе, и ты готов что-то там применить из арсенала своих подпольных навыков… а проблемы-то больше нет: выбери мертвеца поувесистее и брякни его на плиту, вот тебе и жертвоприно…
– Ловушки не существует, – перебил он меня. – Фросту надо было успокоить нервы, а лучше всего он успокаивался, когда прибьет кого-нибудь. Такой человек. Больной он, в общем-то. До места я его довел, теперь ему предлог понадобился, чтобы меня положить, хотя и без предлога мог бы… А ловушки на самом деле нет. Я бы сказал Призраку, но он бы не стал слушать. Он тогда просто не желал слушать меня… Ринхитам же надо было не только жертвоприношения совершать, но и просто пользоваться архивом. Можно обойти лабиринт. Ход надо поискать примерно… примерно во-он…
– …там, – перебиваю я его, указывая пальцем.
Не стоит ему задаваться. Тем более что я начинаю ощущать слабость. Рана как-то уж очень быстро лишает меня сил.
– Там… Да, там. В таких местах ринхиты прятали архивы малые… как это правильно сказать? Провинциальные? Нет. Маленьких, но самостоятельных военных отрядов. Там есть архив, был такой научник, Морис Разу…
– …и он все это предсказал много лет назад… Лабиринт – это ведь часть храма богини грамотеев Гештинанны, она любит подарки… как и все боги… но архив должен приносить пользу и безо всякого храма…
– А как обойти лабиринт, я знаю, потому что об этом писала…
– …толстозадая красотка Ледрю, – договариваю за него с досадой.
О, бог мой Локи! Как глупо. Простак, чучело внимательно прочитал наши же, белой кости, интеллектуалов из интеллектуалов, статьи, давно нами забытые! Он привел меня к тому месту, о котором я – я, господа! – должен был знать, да просто обязан был знать.
Жизнь устроена нелепо. Дети учат стариков. Глупцы ставят на вид умникам слабость интеллекта. Открытия делают профаны, увидев то, что не заинтересовало специалистов. Глупо, нелепо! Я признаю это, господа! Любите меня таким, каков я есть! Я всегда готов сказать: «Промахнулся!». А потом сделать тысячу выпадов точно в цель.
– Не надо называть ее так. Это дама.
Кажется, этот сдавленный смешок он все-таки услышал… Нашел время этические нормы восстанавливать! Да еще здесь, глубоко под землей. Органичненько… А впрочем, и в простецах порой проскальзывает изысканность.
– Целый архив… – размышляю я вслух.
И рана откликается на эти слова: «Не пущу!».
Если здраво поразмыслить, действительно, не пустит.
– Сколько до архива, если двигаться прямо, по твоим прикидкам?
– Минут десять… скорым ходом, – сообщает он.
И обратно – столько же… А было бы серьезное открытие. Архив, скорее всего, поздний. Ринхиты прорвались на этот уровень под занавес всей Древнемарсианской цивилизации, что тут сыщется подлинно древнего? Состав архива в целом – да, интересно. Но если там много всего, надо либо разбирать… долго, либо тащить с собой… большую массу.
А я… пока достаточно свеж… но…
– Потом, – говорю я ему, – мы сюда еще вернемся. Я не пуст, и нам пора. Или ты сам желаешь…
Он не дает мне закончить:
– Если я останусь, ты можешь не дойти до верха.
Дерзкая откровенность! Но устами младенца глаголет истина, особенно если младенца уже научили говорить…
Осведомляюсь:
– Четвертая причина?
– Наверху нас ждет совсем не транспорт Призрака, наверху нас ждут…
– …неприятности, о которых я осведомлен. Что с того?
Молчит. Один – один, господа! Наконец-то я удивил его. Приятно сознавать, что высокоразвитый ум еще имеет кое-какие преимущества в нашем мире, стремительно скатывающемся к первичной простоте.
– Я знаю, как уйти, сохранив хабар.
– И как же? Путешествие к выходу через соседние бункеры? Еще один тайный выход в другой точке? Обратный пробой?
Я тоже знаю способ, как уйти отсюда, сохранив хабар, и, возможно, поделюсь с тобой, брат мой меньший по интеллекту… но любопытно, что там у тебе в резерве. Не стоит пренебрегать малыми сими.
Он отвечает, поразмыслив, не сразу. А я уже начинаю жалеть, что задал лишние, по сути, вопросы. Времени на любопытство не ост