алось, господа. В мои планы входит поторопиться…
– Ход в бункер «Новый Пустяк» заперт, Браннер. И ход в бункер «Тэнг» заперт. О ходе в бункер «Хо» мало кто знает… из научников… и он не закрыт. Но ведь мы не дойдем – там шагать и шагать, убиться.
– Отпадает.
– А вот обратный пробой возможен…
– Но не нужен.
Всё, пора заканчивать болтовню.
– Не нужен?
– Можешь снять пробойные заряды с Трака, тащить их наверх, но тащить по старой дороге, к залу-квадрату и старому выходу.
– Не понимаю…
Сейчас я доволен. Он не понимает! Он поставлен в тупик. Он обошел меня в моем ремесле, а я обойду его в ремесле его собственном! Приятненько.
– Уверен, там нас ждут. Те, кто надо. А большее тебе ни к чему. Если что-то пойдет не так, ты выйдешь по-своему. А пока давай по-моему: без шумовых эффектов. Уйдем спокойно. Уйдем надежно. Я даже поделюсь с тобой моим транспортом. Готов принять щедрый подарок?
Пробойные заряды он все-таки снял. Выдернул свой инфобраслет из контейнера Трака. Протягивает мне мой.
– Растопчи! – говорю. – Растопчи все инфобраслеты! Тут лишняя о нас информация, и больше ничего.
Топчет. Все, кроме своего. Вот он уже меня и слушается… Что ж, всякому Робинзону нужен свой Пятница. Без Пятницы как-то скучно.
Командую:
– Пошли!
Ваш покорный слуга решил: данный конкретный хронотоп не требует убийства…
Но.
Дамы и господа! Это игра. Доберемся до верха, а там опять кинем кости, кому жить, а кому не очень. А пока… ваш wise pet будет настороже.
И тут я слышу:
– Нет, не пошли. Еще кое-что.
Зачем? Дамы и господа, я вам поведаю мудрость, по сравнению с которой все священные писания народов мира – просто анекдот. Так вот: лишние сложности – лишний риск.
Чувствую, мой визави нарывается на обострение…
5
– …Нет, не пошли, – говорю я ему. – Еще кое-что.
Молчит. И стоит ко мне боком, опасно стоит, словно бы размышляет, может, покончить дело разом? Но мозги всё же вправились в сустав с правильным звуком, и Браннер заговорил – сухо и напряженно:
– Как тебя? Улле… У нас всё тонко, Улле. Давай не тянуть лишний раз. Как бы тонкое не порвалось.
– Это в твою пользу.
Волшебная поляна моя, Су, тебе ведь приходилось иметь с ним дело, ты поймешь меня. Я таких парней в нашем ремесле встречал не раз и не два. Они всё вертят, крутят, финтят, всё планы строят, как бы кого на кривой объехать и без штанов оставить. Не любят убивать, но могут – от страха, Су, за свою драгоценную персону, за хабар свой. Этот твой… он ведь точно засомневается по поводу старины Улле, он ведь точно подумает: «Старина Улле точит зуб на мои многоценные вещички». Побоится меня, найдет момент и пальнет. Или мне придется… грех на душу. Не хотелось бы. Никогда за мной такого не водилось, Су, и сейчас не хочу на себя такое брать. Надо его успокоить. Надо ему дать почувствовать, что он крут. Может, он и впрямь от этого дурацкого чувства получит лишних два глотка храбрости, которых ему не хватает. И тогда он не захочет решать заново то, что мы уже решили.
Ты пойми, Су, я их тонко секу, парней вот такого типа. С ними впростую не сыграешь, но и люди они не пропащие, пределы знают…
– Какая еще у тебя блажь, Улле?
Злится, но слушать готов. Может, котика в расчет принимает.
– Ты ведь ходил за большим хабаром, Браннер. А сейчас у тебя хабар… скажем так, средненький. Не по тебе, Браннер. Ты заметный человек в нашем деле, а возвращаешься с топориком и фигуркой. Еще у тебя «экваторник» простенький. Да и за них тебе, притом, на душе неспокойно. А я тебе дам великий хабар, достойный тебя хабар. Он стоит во много раз больше, чем твои три… штучки. Ты их мне, а я свою вещь – тебе. Будешь в сильном прибытке, Браннер. Даже экваторник себе оставь, дай мне только топорик и фигурку. Добровольно показываю, добровольно поменяюсь.
Вынимаю рукопись – ту самую, из ловушки. Ринх-III.
– Думаешь, я разберу, что ты мне даешь, Улле? Чушь.
– Ты умеешь.
– Я не в том состоянии… Свет… Голова кружится…
– Это твое ремесло. Ты мужчина. Ты должен, значит, можешь.
Хрюкает в микрофон связи.
– Давай.
Даю.
Всматривается. И тут как начнет ругаться! О, Су, я в самых диких кабаках на Марсе бывал, с кем только не пил, даже с ирландским сантехником, но такого отродясь не слышал! Всё в разные коленца завязал, да так ловко и узористо, что по полочкам за час не разложишь. Всех матерей мира ковырнул, отцов немного задел, странные обычаи негетеросексуалов добавил, их еще пидорами называют, изнанку мира увидел, философии добавил, шумеров помянул, на правительствах оттоптался – на своем и чужих, но больше напирал на то, до чего все-таки в жизни нашей все нелепо и некудряво устроено. Странно дело, раньше-то он ни единого слова бранного из себя ни разу не выдавил… Вот что с людьми досада творит.
Почти во всем прав, кстати. Но тебе, Су, такое слушать нельзя. У тебя ушки нежные, их марать всякой пакостью не надо б…
Какой вывод? Понял Браннер, что перед ним самый настоящий Ринх-III.
Осмотрел со всех сторон. Поближе к фонарю-нашлемнику поднес. Молчит, читает. Долго читает. Потом почуял, что плохо ему, аж покачивается, и отвлекся от документа. А то бы до конца прочитал бы. Или, может, уже прочитал, но опять с начала начал, а рана ему и говорит: «Шалишь! Вспомни, где ты, какая беда с тобой».
– Знаешь ли, – говорит, – мой удачливый коллега, что ты мне дал?
– Ринх-III, – отвечаю.
Он аж с досады крякнул. Да, понимаю, брат, научен.
Но его с настроя не собьешь. Поговорить хочет, ну, пусть поговорит.
– Не просто Ринх-III! Это настоящее великое открытие…
Настоящее великое открытие, чтоб ты знал, мне котик в накопитель сбросил, и я его моей пленительной Су намерен подарить. Но и тут, как видно, тоже серьезное дело.
– Здесь полный гимн Энмешарре ужасному. Из гимна понятно: Энмешарра считался главным в пантеоне ринхитов, мало того, он и был самой могущественной личностью среди тех, кто перенес людей на Марс пять тысяч лет назад! До меня – никто не знал. Я первооткрыватель! Браво! Невероятненько! Бис! Туш! Марш! Триумф! Ты понимаешь?
Киваю.
Что мне понимать? Заковыристое имя у беса-через-космос-летучего.
А он преспокойно открывает контейнер с находками и кладет туда мой Ринх-III.
Котик мой, понимающая тварь, сразу поближе подошел. И смотрит на Браннера внимательно.
А тот спрашивает, этак с превосходством:
– Почему ты думаешь, мой проницательный спутник, что я не захочу прикончить тебя и забрать все?
Умным себя считает!
– Лишний риск, лишние сложности, Браннер. И потом, ты не из тех, кто мелочится. Заплатишь малым за большое, будешь чувствовать себя спокойно, все останутся в выигрыше. Решайся, Браннер, ты не Фрост, и я не Фрост, мы умеем договариваться.
– И ты мне поверишь?
– Дай честное слово.
По связи доносится фирменное всхрюкивание Браннера. Вот ведь ученый, умник, а как усмехнётся, так всё свинья на ум приходит.
– На дворе две тысячи сто четвертый год, а ты полагаешь, что честному слову можно верить как в старину? Кто бы его ни давал?
– Я не считаю тебя дешевкой, Браннер.
Молчит. А потом вынимает из контейнера для находок топор и фигурку, протягивает мне. Всего три слова говорит, но ясных:
– Купил! Честное слово.
Значит, соглашение у нас. Конечное соглашение. Я же говорил, Су, такие, как Браннер, они не пропащие люди. У них своя честь, вроде форса, а форс они четко держат.
Выходит, не станет он искать, как бы меня исподтишка насмерть приголубить. Ладно.
– Я хром и жутко устал. Ты ранен, из тебя кровь течет. Но мы вместе, и мы уж как-нибудь вылезем. Давай-ка, Браннер, обопрись на мое плечо, давай, давай… Сил мало, надо поднапрячься. Полезли, Браннер.
Не полная свинья этот Браннер, оперся деликатно, как бы ему это если и нужно, то на рыбью ногу, не больше. Ладно, чем позже он на мне всерьез повиснет, тем быстрее мы будем двигаться.
Застонал.
И мы с ним начали подъем, очень тяжелый, очень долгий, а оба мы никакие…
Су! К тебе обращаюсь, мой свет ласковый! Я как-нибудь справлюсь. Ведь ты есть, и ты ждешь меня, Су, а я начинаю возвращаться к тебе из глубин. Ты моя счастливая карта!
Ну, помогай, Господь.
6
Дамы и господа! Вот мы и на финишной прямой. Пиратов осталось только двое, они не убьют друг друга, и они возвращаются на опустевшей «Испаньоле» домой, имея – каждый! – по сундучку с сокровищами. Возможно, флот Его Величества помешает им бросить якорь в тихой надежной гавани, но риск – благородное дело…
А возможно… я не дойду… у меня в глазах темно, и я чувствую, как при каждом движении кровь горячей струйкой выхлестывается наружу. Я… готов преодолевать боль… я… готов заставить себя… но слишком многое зависит от удачи. В конце концов… силы человеческие не беспредельны.
Старина Улле… Улле, которого я презирал, Улле, который был никто… он сейчас и есть моя удача. Мне нужна помощь… очень скоро… или очень быстро? Как сказать правильно? Мне нужна помощь. В голове серые смерчи…
Впрочем, это все глупости, дамы и господа! Величайший авантюрист все еще на арене и, сознайтесь, все еще восхищает своими трюками публику! Так не смотрите на артиста в миг его слабости! У него нет уныния, он просто пробует маску грусти, а сейчас снимет ее и опять наденет маску бодрого веселья, которую так любите вы, мои драгоценные зрители!
О-о-х… Ерунда! Вперед! По солнечным реям к зияющим высотам! Или к сияющим?..
Кто меня трясет? Ах, ты, Улле… Отключился? Не давай мне отключаться… Мы еще поборемся… Мы ещё воротимся в Портленд…
Что мне надо было сделать? Ведь что-то надо было сделать, и срочно. Да!
Мы ведь добрались до квадратного зала…
Милая Виктория-Августа! Посылаю тебе сигнал, которого ты так долго ждала, моя славная… Сколько часов ты ждала, моя добрая Зара? О-ох… уже не соображу… Много часов… У меня передатчик на один аларм-импульс… не проворонь! И у меня единственный шанс, так что дай им там жару… чудесная, нелепая дылда. Знаешь, я не люблю тебя… но кое-какое чувство у меня к тебе есть. Ты… мои домашние тапочки. Живые, чудесные, уютные тапочки… И есть заметный шанс, что осень жизни мы проведем с тобой вместе, слезливая балда. Ты меня будешь беречь и оздоровлять, когда… от меня мало что останется… Верно?