Так вот, дамы и господа, я страдаю от зависти. Как же вышло, что… я победил, я возвращаюсь с эпической добычей, но рядом со мной, великолепным авантюристом, блистательным ученым, отважным мужчиной, находится женщина… которая из-за денег готова загрызть меня и не загрызла пока еще только по той причине, что крепко надеется мирно получить свой гонорар? «Убивать – слышу я ее мысли, – это столько возни». Как же так вышло?! А хромоногого простеца любят и ждут просто так…
Обидно.
И, на всякий случай, дамы и господа… не беспокойтесь за вашего любимца: при необходимости я сам ее загрызу. Я всегда успеваю ударить первым. Но… всё же славно, что старина Улле рядом.
9
Госпожа Горелова, Джессика-Элеонора, одетая по-походному, уже не очень юная и не очень красивая, а когда-то была, наверное, чудо как хороша. Зато все еще подтянутая, не расползлась, молодец. Сидит сутуло, смотрит хмуро, сдерживается изо всех сил, чтобы не заплакать. Глядит куда-то в сторону. Кабинет со скромной офисной мебелью, стол, техника на столе и хозяйка кабинета за столом ее совершенно не интересуют. Абсолютно.
Это не просто женщина, это избавление от множества проблем разом. Сотрудничество с международной организованной преступностью налицо. Нежелание пойти на сотрудничество с органами правопорядка налицо. Прямое сопротивление расследованию, да еще и в тот момент, когда правда, сказанная вовремя, могла помочь делу, налицо. Засадить ее по серьезным статьям – пара пустяков. И это был бы хоть какой-то ощутимый результат операции. То самое твердое «удовл.», которое избавляет от оргвыводов.
Только вышло бы… не по чести. Потому что мадам Горелова – никто, потому что она давно покинула синдикат, потому что она попала, как кур в ощип, в чужую серьезную драку. И еще потому, что дома ее ждет маленькая девочка.
Вздыхает тяжело, находит взглядом взгляд, говорит:
– Я готова дать любые показания, я готова подписать что угодно. Только мужа моего не трогайте. Он ничего не знал. Он ни в чем не виноват.
Хочется ругаться матом, но гвардейский мундир не позволяет.
Богатырева отвечает вздохом на вздох. Играет какое-то время с собеседницей в гляделки и заставляет ее отвести взгляд. Из принципа.
– Госпожа Горелова, рада вам сообщить, что ваш супруг покинул офис Управления, и мы не находим в его действиях никакой связи с вашими выкрута… с вашими необдуманными поступками. Никаких обвинений на него возложено не будет.
Смотри-ка, расцвела! Заулыбалась! Лет семь разом сбросила.
Хорошо, когда у тебя хороший мужчина. Такой, чтобы ради него хотелось подставить себя. То есть стоящий мужчина. Знать, господин Горелов того стоит…
– А вот вам предстоит отсидеть… – О! Лицо, полное скорбного понимания и примирения с суровой действительностью. Просто Дева Мария с картин Треченто! Кабы не была еще мелкой уголовницей, цены бы ей не было.
– …целый месяц.
– Сколько?!
– Месяц.
– Но… я ожидала… как соучастницу… ведь мне светило… – Всё никак счастью своему поверить не может.
– Что вам светило, то ушло. Оформили по менее серьезным статьям.
– Почему? Думаете, я пойду на сотрудничество из благодарности? Я не готова…
– Нет. Просто я жалею вашу дочь.
И тут она расплакалась. Рыдая, перегнулась через стол, схватила за руку и стала целовать пальцы.
– Не надо. – Богатырева выдернула руку. – Это Империя. Мы тут все свои, давно следовало привыкнуть.
Дала бедняге салфетку. Потом еще одну, еще, еще и еще. На восьмой салфетке Джессика-Элеонора перестала плакать. Потерла лоб и тихо сказала: – Это Сана Ли. Она меня попросила.
– Я знаю.
– И больше мне ничего не известно.
– И это я знаю. Но спасибо за попытку помочь. Хотя бы вот так, запоздало.
Богатырева через силу ей улыбнулась.
– Увести.
После того, как охрана увела счастливую даму в камеру, дама несчастливая отправилась в Успенский соборный храм фактории Королев: молить Пречистую о Божьей помощи.
10
Минус сорок девятый этаж торгово-развлекательного суперкупола «Хайнлайн». Никакого шума. Никаких толп. Небольшой зал, стены покрыты золотой парчой, пол выложен плитами белого мрамора с Земли, а в самом центре эмблема Ассоциации вольного поиска – из яшмы и агата: косой крест из металлодетектора и детектора пустот за золотом фоне. На потолке – портрет Дага Тэнга, выложенный мозаикой.
Настоящая роскошь не бывает вызывающей. Четверо вышколенных официантов стоят в ряд у стены. Круглый стол из настоящего дерева, заставленный пиршественными блюдами. Серебряный поставец с винами (видно, что устроитель торжества предпочитает белые вина из Галисии, розовые – из Португалии, игристые – из Тавриды). Четырнадцать широких кресел. Спинки накрыты белыми платками с той же эмблемой Ассоциации; изображения на платках видно, поскольку три кресла пустуют.
Сидят девять человек. Всё это мужчины, в основном белые, в основном неюные. Кое-кто одет небогато, кое-кто – небрежно, но по большой части на них хорошие дорогие костюмы. Равны они в одном: на груди у каждого горит начищенным до яри серебром крест, в центре креста – всё та же эмблема Ассоциации. На лопастях награды, расширяющихся от центра к внешнему краю и раздваивающихся на концах, четыре буквы – по одной на лопасть: F.S.A.C. Это значит: «Free Search Association. Chkheidze».
Стоят двое: Улле Густавссон в самом лучшем пиджаке, который остался у него с тех старых добрых времен, когда он не считал денег, и в брюках… которые… тоже ничего, если не приглядываться; Давид Чхеидзе, основатель Ассоциации, человек, чья биография загадочна: он родился в Кутаиси, жил в Тель-Авиве, в Милуоки, в… тут уже начинаются трудности. Состояние он сделал на Марсе. Как – знают немногие. Показательно то, что, став владельцем суперкупола «Хайнлайн», он тотчас же основал Ассоциацию, посвятил ей этот зал и учредил награду. Сейчас один Серебряный крест Ассоциации сиял у него на груди, а второй он демонстрировал собравшимся. Перед ним лежала книга, оболоченная розовым бархатом и украшенная крупным благородным опалом в изысканной оправе из белого золота.
– Господа! – молвил основатель. – Многие из вас знают Улле Густавссона… Кто сказал: «Седой Петух»? Отныне господин Густавссон, а не Седой Петух. Так вот, мы давно возлагали на этого человека надежды… правда, он несколько задержался… Кто сказал «пить надо меньше»? Разумеется, мы тут все свои, господа, но обстоятельства личной жизни каждого из членов Ассоциации никого не касаются, в том числе и других ее членов. Будем достойны нашего высокого ремесла! Итак, господин Густавссон представил доказательства своего участия в сотом штурме бункера или крупной самостоятельной полости. Это бункер «Берроуз», хорошо известный всем здесь присутствующим, не так ли?
– Да брали его уже раз двадцать… – хмуро бросил самый молодой из сидящих.
– Защищайтесь, уважаемый Улле, – потребовал основатель.
– Новый вход, полученный путем пробоя, – спокойно ответил Улле. – Координаты и сведения по маршрутам я в общую копилку сбросил.
– Очень хорошо, мистер Густавссон! Братья, вы удовлетворены?
Молодой не унимался:
– Тут прозвучало слово «доказательства»…
Чхеидзе мановением руки вызвал к столу двух официантов. У одного на подносе лежал ринхитский топор, у другого – статуэтка принца-Львенка. Официанты медленно обнесли всех собравшихся, давая возможность осмотреть артефакты, потрогать, взвесить в руках.
– Проверено: это не куплено и не взято напрокат из чьей-либо коллекции. Нам ли не знать, господа, что у кого лежит и где продается.
Члены Ассоциации закивали. Седой старик с лицом, обезображенным страшным, раззмеивающимся в разные стороны шрамом, удивительно ясным, звонким голосом сообщил:
– Мы знаем Улле! Он наш. Он никогда лжецом не был.
Тогда и молодой торопливо заявил:
– Хорошо, хорошо! Достаточно.
Основатель медленно кивнул и обратился к сидящим:
– Все ли согласны с тем, что Улле Густавссон достоин быть нашим братом, что он займет это место по праву и без нарушения правил?
Он дождался девяти «да».
– Господин Фишер не смог прибыть на нашу встречу из-за скверного состояния здоровья, но я лично посетил его и задал тот же вопрос, что и вам. Он выразил согласие. Господа Фэрфакс и Ямада покинули этот мир, дай Бог им правильных сигналов под катушку в райских кущах… Прежде чем мы, братья, перейдем к торжеству, давайте-ка помянем их… да и всех отважных поисковиков, кого забрали бункера Марса.
Официанты резво разлили вино по бокалам.
Тут Улле поднял руку:
– Позвольте?
Основатель едва заметным кивком разрешил.
– С нами ходил в рейд кибермастер Маг. Он был славный поисковик, мог бы расти. Но бункер «Берроуз» взял его себе… Помните же и о нем!
– Пусть будет так, – подхватил Чхеидзе. – Каменный дед взял…
И он выпил вина, а вместе с ним выпили все остальные. Как только бокалы встали на стол, девять глоток исторгли ритуальный ответ:
– Каменный дед даст!
Основатель поднял руку.
– Более в этом зале сегодня не прозвучит печальных слов. Настало время для веселья, господа! Я вручаю Серебряный крест Улле Густавссону, отважному поисковику. Отныне он – полноправный брат наш!
С этими словами Чхеидзе прикрепил награду к пиджаку Улле и пожал ему руку. С мест захлопали, официанты обежали стол с игристым.
– Ответное слово, господин Густавссон.
Улле малость замялся.
– У меня… У меня вот… У меня есть Бог, возлюбленная и мое ремесло. Прочее не столь уж важно и не столь уж ценно. Вы почтили меня, братья, наградой, о которой я мечтал. Я благодарен за честь, поскольку получил от вас самое высокое признание: я чего-то стою в своем ремесле.
– За нового кавалера! – завершил его речь основатель. – Садись рядом со мной, брат. Я впишу твое имя в Книгу.
И было много игристого, а потом не игристого, а вслед за тем пожимания рук, похлопывания по плечу, приятные слова от людей, которые знают, почем успех вольного поисковика. Под конец особенная роскошь – отличнейшего китайского чая вволю…