«Ну, погодите!»
– Мы что-то упускаем. И, что еще хуже, мы бездействуем. Третьи сутки полета, а у нас никаких зацепок.
Хельги говорила с темным лицом, и, взирая на нее, все луны Солнечной системы пригашивали свой отраженный свет.
– Верно, что мы какую-то деталь не видим. Они ведут себя…
– Нагло.
– Дерзко!
– Прямо скажем, бу́ро. Притом нарочито буро. Словом, уверены, что водят нас за нос и им за это ничего не будет. С первой встречи! Но мы не бездействуем.
Ожившая Брунгильда бросила на него взор, полный страдания и надежды.
«Уж не Зигфрид ли ты?»
Э-э… то есть: «Уж не проводишь ли ты какие-то розыскные мероприятия без меня?»
– Просто всё это время группа внешней поддержки по моему приказу проверяла планетолет на «трюк Дёрча».
– И?
«А хороша! Даже не переспрашивает, о чем это я. Хотя не столь уж много народу знает, что семь лет назад Виктор Дёрч с командой отъявленных головорезов, севших на борт под видом добропорядочных подданных, угнал с рейсовика спасательный бот и публично объявил, что отныне станет пиратом космических океанов. Никому не нужный бот потом нашли на Луне со всеми дурацкими головорезами в разрезанном состоянии. Дёрчу просто нужно было изъять из бота ма-аленький груз, заложенный туда сообщником еще в космопорте, во время предвылетной подготовки. Как потом выяснилось, всего-то шестьсот пятьдесят граммов товара, но такого, что Дёрчу хватило бы до конца жизни… Если бы, конечно, его не взяли на Европе пять недель спустя».
– И сегодня я получил доклад: ничего!
Хельги разочарованно покачала головой.
– За державу обидно. Злодеи смеются над нами.
Он даже отвечать не стал. По лицу его промаршировало восемьсот восемьдесят восемь мегатонн огорчения и одна мегатонна уныния. Больше нельзя, уныние – грех.
– Правда, я тоже… не совсем… сидела сложа руки…
– У нас что-то есть?!
Был бы у него хвост, так вздыбился бы в этот момент непременно.
– Пока не знаю. Возможно. Чтобы проверить, мне нужна твоя помощь.
Он только руками развел: ну, Хельги, прекраснейшая, разумеется…
Солнцеволосая благодарно вздохнула, посмотрев на него с теплотой. И сейчас же Сириус игриво подмигнул Альфе Кассиопеи, а та, несколько смутившись, плотнее укрыла свой шедар.
– Как тебе нравится его… – Хельги поморщилась, – спютница?
– Романтика! – пошутил было Лещов, но, глянув на густой облачный покров, немедленно наползший на лицо Хельги, тут же добавил: – А в целом да, через букву «ю».
– Есть тут одна странность…
«Тощая белая странность с полночью на голове».
– …Браннер таких… э-э-э… эскортниц не любит. Он давно и последовательно предпочитает женщин под два метра ростом и со спортивной фигурой, но совершенно безгрудых. Вот я и думаю… вот я и думаю…
– Не вывел ли он к нам «на выстрел» подделку – для отвода глаз? Или, скажем так, почти для отвода глаз, в конце концов, нам противостоит букет пороков в роскошном костюме… Погоди-ка… настоящая где-то рядом, и груз Браннер доверил ей? Здесь, на «Секрете»?
Она молча развернула перед Лещовым голограмму очень высокого качества. «Давно, стало быть, “ведут” милую особу… Вот это балл – всем баллам балл!»
Узкое нервное лицо. Обширные черные мешки под усталыми глазами. Стрижка «киллер-экстра». Черная обтягивающая одежда. Вместо груди – равнина замерзшего озера. Рост как у малого маяка на мысе Меганом.
В левом нижнем углу всплыл «флажок»: Заремба Виктория-Августа, мастер спорта международного класса по баскетболу, серебряный призер Олимпийских игр в Севастополе.
– Вот ЭТО ему нравится?
– Вот с ЭТИМ у него роман на протяжении полутора лет. И еще: вот ЭТО уже получало роли в делах Браннера, притом недавно чуть не попалось. Каюта 318.
«Интересно, как Браннер зовет ее в тех случаях, когда… Тори? Густа? Виста? Ви? Гу? Ав? Ав-ав?»
…Тори-Густа вела себя при задержании по-хамски. Орала. Бралась за истерику, забывала, за что взялась, начинала говорить здраво и вновь падала в истерику, вырывалась, выла, рыдала. По глазам было видно: не прочь подраться. Но не дура, поэтому в драку не полезла.
И вот ее-то они, эту несчастную Ви-Ав, прихватили по всем правилам, как надо.
Прямоугольный лист плотной желтоватой древнемарсианской псевдобумаги двадцать на одиннадцать сантиметров, испещренный углами, линиями и треугольниками чудовищно густо, раз в пять гуще привычного по экранам компьютеров шрифта, начинающая контрабандистка положила в пластиковый файл, обрезанный наполовину, а файл примотала клейкой лентой к правой ягодице.
«Так наивно, – подумал капитан, – что даже трогательно. Рома-а-антика».
Трусики эта суровая женщина-каланча носила шелковые, нежно-персикового цвета.
– Всегда готова… – вполголоса произнесла Хельги.
– Не понял, к чему готова?
– Встретить возлюбленного.
Сначала в служебный каталог марсианской палеографии заглянул Лещов. Нашел. Проверил себя. Перепроверил себя. Все эти углы, линии, треугольники – устав Ринх-III в чистом виде. Ошибки быть не может. Дождался вердикта Солнцеволосой.
Она нашла образец, проверила себя, перепроверила себя…
– Миша, это точно устав Ринх-III, ошибки быть не может.
Он кивнул, улыбнулся, а потом заказал сеанс экстренной связи с Землей, с профессором Михайловичем.
– Но зачем? И почему именно он? – удивилась прекрасная йотунша. И звезды со всей галактики уставились на него в ожидании ответа.
– Для очистки совести и полноты понимания. Это во-первых. Светило из светил, это во-вторых. А в-третьих… когда-то Михайлович, по молодости лет, крепко вляпался в одну скверную историю, даже отбыл два года на рудниках Цереры. С тех пор что-то в нем сдвинулось в пользу самого благожелательного отношения к «органам». В том числе и к нам.
– А что он…
– Видел нечто непредставимо страшное. Никогда не рассказывает. Но прозрачно дает понять, что желает в этой жизни ясного, простого порядка. Рая, говорит, все равно до Страшного суда не будет, но чтоб всем нам в ад не скатиться… Поэтому проконсультирует Михайлович всегда и неизменно, хоть среди ночи с койки его подними.
Хельги потупилась и пробормотала:
– Балл за надежность…
«Вот, значит, как! И она играет в эту игру. Мы… до сих пор соревнуемся?»
Старпом «Секрета» сначала встал на дыбы: «Да вы хоть представляете, во что этот сеанс обойдется?». Но сила правильно составленных документов способна убедить кого угодно.
«Уважаемый Дмитрий Моисеевич!
Жаль, что приходится вновь Вас беспокоить, однако у нас сложилась непростая ситуация. Мы изъяли документ Древнемарсианской цивилизации и подозреваем в контрабанде одного из Ваших коллег. Отправляю Вам электронную копию, созданную с максимальной точностью, а также параметры писчего материала, выданные сканером. Действительно ли это уставной текст Ринх-III? Ждем Вашего мнения с почтительной благодарностью. Вы – лучший из экспертов, с кем мне когда-либо пришлось работать».
Старпом проворчал:
– Еще и копию им!
Но дело сделал.
Хельги скептически осведомилась:
– И вот что, действительно надо было ему спину медом намазывать? «Лучший из экспертов…»
– Надо. Честолюбив. Тем более что Михайлович – дядька и впрямь золотой.
– А поторопить?
– И придет позже обычного.
– Он что – из тех, кто…
– Да.
– Но это же…
– А что делать!
– Я бы…
– Вот! Правильно! Лучше и не пробовать.
– Хотелось бы, конечно…
– Разумеется. Но не сейчас.
В сущности, они могли бы открыть шампанское. Общую картину портила лишь одна деталь: Виста-Гу не желала «колоться». Лещов просветил ее, сколько лет полагается за такую контрабанду и что можно бы изрядно скостить срок – при обоюдном стремлении к разумному сотрудничеству. Баскетболистка посерела лицом, однако продолжала хранить молчание, Браннера отдавать не хотела. Хельги приступала к ней с ласковым словом, мол, следует ли жизнь губить из-за какого-то… такого-то. Та уперлась: «Да что мне Браннер? Давно перевернутая страница. Не о чем говорить! А вещь… купила с рук у одного… непонятно кого… как сувенир». Конечно же, конечно же, сувенир на миллиард, намертво приклеенный к попе…
Но когда они уходили, осознав полную безнадежность работы с баскетболисткой, женщина вдруг нервно схватила Хельги за локоть.
– Как он там?
– Кто? А. На каком основании мне беседовать с вами на подобные темы? Вы ведь ему не жена.
Кажется, небосвод покрылся матерой ледяной коркой метров десять толщиной…
Но Баскетболистка не унималась:
– Вы должны меня понять, вы женщина! Как он там… с этой… с этой…
Слезы потекли у нее из глаз.
Хельги неожиданно смягчилась. Погладила несчастную контрабандистку по плечу и со вздохом ответила:
– Я вам сочувствую.
Баскетболистка обняла ее и заревела в голос. Но по делу так ничего и не рассказала.
«Когда б вы знали, из какого сора растет любовь, не ведая стыда…»
Браннер на вопросы о Баскетболистке отвечал с ровной вальяжностью человека-который-ни-к-чему-такому-не-причастен.
– Госпожа Заремба? Милая, весьма милая дама… но причем здесь я? Даже и не припомню, сколь давно мы с нею не виделись… Простите, а во что опять впуталась неугомонная Зара? Кто? Ах да, я имел в виду госпожу Зарембу. Сядет лет на десять? Это ужасно.
«Зара… Не угадал».
– У меня странное ощущение… мы вроде бы победители… хотя бы отчасти… но… какую-то мелочь всё равно упустили. Знаешь, когда просыпаешься, пробуешь ухватить отбегающий сон за крылья и не можешь…
Лещов только что вручил Браннеру с его… э-э-э… спутницей паспорта и талоны. Они проходят сейчас таможенный контроль на орбитальную станцию «Герман Титов», откуда большую часть пассажиров «буранами» Роскосмоса перебросят на космодромы Полоцк II и Шереметьево III, а меньшую, в том числе и неразлучников, частные транспортные компании малыми челноками доставят «куда изволите». Заплаканная Зара, сжав зубы, сидит под стражей. Первые двое уже, в сущности, покинули сферу полномочий Лещова и Солнцеволосой, третья – очень скоро покинет. Что сделано, то сделано, добавить нечего.