На следующий день с кораблей флота и из частей гарнизона были выделены специальные команды наиболее революционно настроенных солдат и матросов в количестве 1500 человек, которые были разбиты на специальные отряды под общей командой председателя ЦВИКа вольноопределяющегося Сафонова, а над этими отрядами приняли командование более пятидесяти членов ЦВИКа. Координировал усилия полковник Верховский, имевший приказ адмирала как можно дольше занять охотой за ведьмами всех сознательных матросов и руководителей ЦВИКа.
25 апреля экспедиция двинулась в наступление на Ялту с суши и моря. Сухопутные силы на автомобилях и грузовиках, десант был посажен на военные транспортные суда «Дания» и «Король Карл».
В первом часу ночи в двери дворцов в Чаире, Ай-Тодоре, Дюльбере, обезлюдившей совсем Ливадии, в ворота дач графа Тышкевича, предводителя дворянства Попова и некоторых иных известных на побережье людей, не скрывавших своих монархических симпатий, начали стучать. Стучали одинаково
– нарочито громко, часто, будто целью стучавших было не разбудить хозяев, а выломать саму дверь.
Такой стук, призванный не только разбудить, но и смертельно перепугать хозяев, был придуман, как считают некоторые историки, в Варфоломеевскую ночь и широко использовался потом русской полицией.
Обыски всюду начались в час ночи 26 апреля, а завершились от пяти до шести утра. Владельцы вилл и дворцов, а также их немногочисленные слуги провели ночь, сидя на виду у задымивших и забросавших ковры окурками сознательных матросов и солдат.
Владельцы усадеб вели себя по-разному. Некоторые возмущались, некоторые были угодливы, но были и такие, кто не обращал на обыск внимания, словно те были каждодневной неприятной обязанностью. Горничная Таня и Жан церберами стояли у двери в спальню занемогшей вдовствующей императрицы и не позволяли туда проникнуть ни одному мужчине. Так что поручик Джорджилиани, который командовал обысками во дворце, вынужден был привезти на казенной машине из Ялты родственницу вольноопределяющегося Зороховича, которая была допущена в спальню и вышла оттуда через шесть минут, утверждая, что ничего предосудительного не нашла. Родственнице было под шестьдесят, она робела перед квартальным – так что живая императрица была для нее страшнее архангела Гавриила. Все шесть минут она простояла с внутренней стороны двери, не смея сесть, как ни склоняла ее к тому Мария Федоровна, и не смея взглянуть на государыню.
Ни в Ай-Тодоре, ни в других дворцах не было найдено ничего предосудительного, но так как найти что-то требовалось, во дворцах был конфискован ряд предметов.
Более всего пострадал великий князь Николай Николаевич, который лишился своей коллекции охотничьего оружия, состоявшей из трех десятков ружей и ножей, а также восемнадцати винтовок и трех револьверов, и окованного железом сундука с перепиской личного характера.
На даче предводителя дворянства Попова вместо предполагаемого скрытого радиотелеграфа был обнаружен синематографический аппарат. Секретная комната, где якобы собирались заговорщики, оказалась всего-навсего фотографической лабораторией, а съезд подозрительных лиц, состоявшийся в том доме, – помолвкой графа Тышкевича-младшего с дочерью герцога Романовского. Таинственный черный автомобиль принадлежал императрице Марии Федоровне, на нем она совершала прогулки в сопровождении своей дочери Ксении Александровны. Все перечисленные выше подозрительные предметы, включая фотографическое оборудование, оружие и автомобиль с шоффером, были реквизированы от имени революции.
На этом отягощенная добычей экспедиция с победой возвратилась домой. Колчак уже 27 апреля доложил обо всем Временному правительству. И наутро пришел ответ: решительные действия севастопольского ЦВИКа признаны правильными и своевременными, Черноморскому флоту и Совету выносится особая благодарность Временного правительства.
Для того чтобы опасные Романовы не смогли захватить Крымское побережье, пользуясь удобным расположением своих вилл и дворцов, Севастопольский совет по предложению адмирала Колчака принял мудрое решение: свезти всех представителей семейства и их прислужников в одно место, которое легко охранять как внутри, так и снаружи.
Был избран Дюльбер, дворец Петра Николаевича.
Петр Николаевич, поклонник Востока, сам начертил когда-то план дворца и набросал его башенки и стрельчатые окна. Придворный архитектор Краснов, создавший почти все дворцы в Крыму, послушно сотворил мавританский дворец, подобный строениям в Гренаде и Альгамбре. Этот дворец стал воплощением Востока, как его понимали российские вельможи.
Комендантом дворца, куда свезли всех Романовых, стал поручик Джорджилиани, ярый революционер, скрывавший свое княжеское происхождение, о чем дознался полковник Баренц.
В своих мемуарах, опубликованных через много лет после тех революционных дней, Великий князь Александр Михайлович писал:
Поручик достал план Дюльбера, на котором красными чернилами были отмечены крестиками места для расстановки пулеметов.
«Ялтинские товарищи, – сообщил он, – настаивают на вашем немедленном расстреле, но Севастопольский совет велел мне защищать вас до получения приказа из Петрограда. Я не сомневаюсь, что Ялтинский совет, где верховодят большевики, попробует захватить вас силой. Дюльбер с его стенами защищать легче, чем Ай-Тодор».
Я никогда не думал о том, что прекрасная вилла Петра Николаевича имеет так много преимуществ с чисто военной точки зрения. Когда он начал ее строить, мы подсмеивались над чрезмерной толщиной его стен и высказывали предположение, что он, вероятно, собирается начать жизнь «Синей бороды». Но наши насмешки не изменили решения Петра Николаевича. Он говорил, что никогда нельзя знать, что готовит нам отдаленное будущее. Благодаря его предусмотрительности Севастопольский совет располагал в 1917 году хорошо защищенной крепостью.
Джорджилиани поселился во флигеле дворца.
Работы по срочной разборке бумаг Николая Николаевича поручили рабочему Мигачеву, социал-демократу. Тот обратил внимание на находившуюся в сундуке докладную записку стратегического плана захвата Босфора и Дарданелл через Анатолийский берег, составленную герцогом Лейхтенбергским совместно с капитаном первого ранга Немитцем. Проект не получил хода, потому что военная обстановка тому не благоприятствовала.
Колчак ознакомился с проектом, а на следующий день вызвал к себе Немитца, которого не любил за либерализм, полагая карьеристом. Колчак, ценивший ясные головы у подчиненных, сообщил, что послал в Петроград представление на присвоение Немитцу звания контр-адмирала и делает его начальником штаба операции под кодовым названием «Ольга».
На этом либеральные речи Немитца были закончены, и его вотще ждали в Совете и ЦВИКе и на митингах, которые потеряли за последние недели размах и громкость речей. Немитц, будучи специалистом, с увлечением окунулся с головой в подготовку похода Черноморского флота.
Из Ялты вернулся Мученик.
– Называйте меня Еликом, – сказал он, встречая Колю в зале домика Раисы. Он сидел за столом, одновременно вальяжный и взъерошенный, и Раиса смотрела на него с доброй жалостью. – Я привез ящик массандровских вин – царская коллекция. Их больше не будет.
– Раиска сказала, что вы с ней дружно живете и она вами довольна. Это хорошо. Я рад, так именно – я рад.
В глазах Мученика была собачья просьба – не бери мою Раю! Я потерплю, пока ты здесь. Мы же с тобой джентльмены?
– Я сейчас уезжаю, – сказал Коля.
– Опять в Ялту? Скажи, Елик, зачем он туда ездит?
– Как зачем? – Мученик подмигнул Коле и повернулся к Раисе. – Как зачем, когда вся Ялта знает, что у господина Берестова есть замечательная любовница. Княжна Татьяна! – и Мученик стал смеяться. – Прекрасна, как ангел небесный, как демон коварна и зла.
Коля с удовлетворением отметил, что Елисей, как и севастопольские сплетницы, поверил версии, придуманной императрицей.
– Елик, бросьте свои шутки! – рассердилась Раиса. – Мне еще не изменяют!
Мученик совершил роковую мужскую ошибку – он полагал унизить соперника, а в результате невероятно возвысил его в глазах Раисы. Может быть, Елик врет – нет там княжны. А что, если есть? Ну если не княжна, то хотя бы графиня? Откуда у Коли автомобиль с шоффером, который всегда молчит и носит под бушлатом маузер в деревянной кобуре? Откуда у Коли лейтенантский чин, если всего несколько дней назад он был прапорщиком из вольноопределяющихся?
– Раиса, – Коля вынул из кармана солидную пачку пятерок, – я буду завтра в Ялте, но очень прошу, поговори завтра с тем портным, который шил мне этот мундир. Мне нужен парадный, под эполеты и высокий ворот. Надеюсь, тебе хватит денег.
– Еще чего не хватало! – сказала Раиса гневно. – Я вам, извиняюсь, не жена!
– Все, что останется, возьмешь себе, – сказал Коля. – Витенька давно просил паровоз.
– Уууу! – загудел Витенька. – А Мученик принес мячик! Кому он нужен? Если хочешь, Коля, я его тебе подарю.
– Спасибо, оставь его себе.
– Это странно, – сказал Мученик. – Зачем вам, господин Берестов, два имени?
– Так меня мама в детстве звала, – сказал Коля.
– Разумеется, – согласился Мученик, уловив угрозу в участившемся дыхании Раисы. – Давайте выпьем. Посидим, выпьем, давайте?
Коля, не желая того, почувствовал, как изнемогал Мученик от ревности и унижения. Ради высокой любви он оставил на время свою идеальную подругу
– Революцию и приволок из Массандры ящик с вином; но ящик не стал пропуском к счастью. Желающий счастья всему человечеству, Елисей Мученик не мог желать счастья Андрею Берестову, который, возможно, даже не Андрей Берестов, а черт знает какой конспиратор.
Раиса стала собирать на стол, а Мученик понял, что должен уйти. Мученик поднялся, стал прощаться – и вышло совсем уж неловко, демонстративно. Раиса почти не уговаривала его: уходишь – уходи. Но была обижена – гости не должны уходить, когда их тарелка уже на столе, каждый знает.