асходованными моторесурсами.
— Считаю своим долгом, — сказал Бирюзов, внимательно оглядев собравшихся, — предостеречь вас, товарищи, от недооценки сил и возможностей фашистов на Перекопе и Сиваше. На Миусе и Молочной оборону преодолевать было трудно. Но здесь будет труднее. Командарм пятьдесят первой товарищ Крейзер хорошо это знает. Тут у противника укрепленные районы с железобетонными и прочными дерево-земляными сооружениями. Чтобы разгромить их, необходима организация самой детальной разведки. В прорыве укрепленных позиций Перекопа решающую роль должна сыграть артиллерия. Советую обратить внимание на разведку системы огня и инженерного оборудования. Не очень доверяйте имеющимся данным. Лучше начать все сызнова.
Позже мы убедились, насколько был прав начальник штаба фронта. Проверка разведывательной информации корпусов показала, что многие данные устарели и не подтвердились. А ведь до штурма оставалось всего четыре дня.
В заключение еще раз выступил командующий фронтом. Толбухин сообщил, что через два-три дня заканчивается совместная операция 3-го и 4-го Украинских фронтов по ликвидации крупной группировки противника на никопольском плацдарме.
— Что еще вам сообщить хорошего? — спросил Федор Иванович.
— Как там союзники разворачиваются? — поинтересовался Захаров.
— Ну что же, проведем вечер вопросов и ответов, как в былые времена, — улыбаясь, отозвался командующий. — Да, вопрос о втором фронте заслуживает большого внимания. В сорок втором и сорок третьем годах союзники не выполнили своих обещаний, и в будущем — это, правда, мое личное мнение — все зависит от нас с вами. Чем скорее выйдем к нашим границам, тем быстрее откроется второй фронт.
— В какой мере, — спросил Крейзер, — высадка союзников в Италии оказывает влияние на действия немцев на наших фронтах?
— Ну, это, конечно, еще не второй фронт. Можно привести любопытные данные: к концу сорок третьего года на Восточном фронте Гитлер держал около двухсот шестидесяти дивизий, а во Франции и Италии — меньше семидесяти пяти. После высадки англичан и американцев в Италии Гитлер позволил себе снять тридцать дивизий из Франции и перебросить их на Восточный фронт. Выводы делайте сами. Готовьтесь серьезно и быстро.
Когда Бирюзов прощался с нами, я спросил его:
— Неужели нельзя хотя бы на неделю отсрочить наше наступление на Крым?
Мне показалось, что генерал испытывает то же беспокойство, что и все присутствующие. Поразительно короткий срок отводился на подготовку одной из серьезнейших операций. Но он ответил четко и лаконично:
— Во-первых, неделя ничего не даст, а во-вторых, мы с вами старые солдаты и знаем, что такое приказ.
К вечеру мы приехали в поселок Кременчук, где разместился новый командный пункт. Это в десяти километрах от Перекопа. Сюда, поближе к новым корпусам, уже успело перебраться и полевое управление нашей армии.
Штаб армии в эту ночь напоминал растревоженный муравейник. Артиллеристы до утра не сомкнули глаз. Проверялись расчеты по подавлению батарей противника, планировался вывод армейской артиллерии и 13-го корпуса на огневые позиции. А едва забрезжил рассвет, мы с начальником штаба Кацем и начальником отделения разведки Дмитриевым уже были в пути — знакомились с вновь прибывшими частями.
В совхозе «Червоный чабан» встретились с генералом Чанчибадзе. Поговорили об обстановке, и обоим стало ясно, что к назначенному сроку не успеем подготовиться так, как хотелось бы. Таврическая весна в разгаре, а она обычно бывает затяжной — то солнце припекает, то несколько дней подряд идут дожди вперемешку со снегом. Вот и сегодня грязь непролазная. Даже «студебеккеры» еле ползут колоннами. Части опаздывают, боеприпасов на станциях много, а на позиции их подвезено мало.
С трудом добрались до хутора Ставки, где разместился штаб 55-го стрелкового корпуса. Командира корпуса генерал-майора П. Е. Ловягина мы встретили при выезде из хутора. Короткая беседа у машины о применении дымовых завес живо напомнила мне, что комкор до войны был начальником Академии военно-химической защиты. Старый химик всегда стремился использовать свои знания на фронте.
В штабах артиллерии 54-го, 55-го корпусов и 2-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва мы долго проверяли данные о противнике, изучали карты и схемы, на которых были показаны артиллерийские позиции врага. В итоге пришли к выводу, что все эти данные во многом устарели или нуждаются в тщательной проверке. На схемах числились батареи, засеченные звукоразведкой два месяца назад. Прав был генерал Бирюзов, говоря, что все надо начинать сначала.
Сроки подготовки к наступлению истекали, а работы было непочатый край.
Опасный промах
Во время подготовки к штурму Турецкого вала нам предстояло на открытой местности развернуть около 25 артиллерийских полков и бригаду гвардейских минометов. Трудности усугублялись еще и тем, что их приходилось размещать на сравнительно небольшом участке в тридцать квадратных километров. Перемещение частей тоже оказалось весьма сложным делом. Наступила весенняя распутица. Дороги развезло.
Поручив контроль за передвижением полков начальнику штаба подполковнику Кацу, я продолжал руководить разведкой и планированием артиллерийского обеспечения наступления, переезжая из одного корпуса в другой. Как-то поздно ночью Кац позвонил мне и доложил, что сотни орудий застряли на дорогах в грязи.
Командующий армией, узнав об этом, метал громы и молнии.
— Иван Семенович, беда! — сообщал мне полковник Левин. — Захарову доложили, что артиллерийские полки придут на позиции с опозданием в самом лучшем случае на трое суток. Что с ним творится — трудно тебе передать. Он во всем винит Каца и хочет отдать его под суд Военного трибунала.
Действительно, мы недооценили трудности передвижения частей, плохо организовали марш и поэтому запаздывали с выходом в новый позиционный район. В первые двое суток некоторые артиллерийские полки прошли всего сорок километров и — что самое страшное — сожгли все горючее. Оставалось всего несколько дней до штурма, а предстояло еще преодолеть полтораста километров непролазной грязи.
Через четверть часа после разговора с Левиным я выехал в штаб армии. Вспомнил, как в начале 1942 года предали суду офицера штаба артиллерии Северо-Западного фронта за то, что четыре артполка не были своевременно выведены на позиции, и мне стало не по себе. Военный трибунал тогда милостиво обошелся с ним, разжаловав в рядовые.
В штабе артиллерии бросилась в глаза суета, нервозность и характерная в подобных случаях бестолковщина. Позвал Каца, начальника оперативного отделения подполковника А. Д. Ханадьяна и своего заместителя по противовоздушной обороне, попросил рассказать о перемещении войск. Кац доложил, какой разнос учинил ему командарм.
— Скажите лучше, какие меры вы приняли?
Он не успел ответить. Меня попросил к телефону прокурор А. М. Березовский.
— Командарм требует провести следствие по обвинению Каца в срыве сроков наступления. Где мне его увидеть? — звучал в трубке резкий голос прокурора.
Усилитель разносит его слова по всему блиндажу. Вижу, как бледнеет Кац.
И снова звонок. С главного поста воздушного наблюдения, оповещения и связи сообщают, что самолеты бомбят две артиллерийские колонны, застрявшие без горючего.
— Слышите, что там творится? — говорю Кацу. — Но прежде всего спокойствие, Михаил Аркадьевич. Докладывайте, что вы предприняли.
Оказывается, Кац своевременно, еще за двое суток, послал заявку начальнику управления тыла о срочном подвозе горючего артиллерийским полкам. Но в последнюю минуту член Военного совета по тылу полковник Александров отправил горючее в другие части. Он, конечно, мог не знать о нашем кризисном положении, а Кац не проявил настойчивости.
На выручку застрявшей в грязи артиллерии мы взяли больше половины тракторов в других частях, остававшихся на прежних огневых позициях. Все офицеры штаба выехали в части, находившиеся на марше. Полковник Александров быстро направил артчастям остатки горючего.
Отдав все распоряжения, я пошел к командарму. Захаров с ходу раздраженно бросил:
— Видите, я был прав, когда не соглашался назначить Каца начальником штаба артиллерии. Я против своей воли подписал приказ.
После получасового крупного разговора по душам я вынужден был заявить:
— Или отдавайте под суд Каца одновременно со мной, или не трогайте его. Главная вина лежит на мне… Но сейчас уже приняты необходимые меры.
— Скажите, что же все-таки представляет собой Кац? Будет из него толк? Он очень молод, ведь ему не больше тридцати лет.
— Ему тридцать три. А вспомните-ка наших командиров гражданской войны. Они были моложе, а руководили подчас соединениями покрупнее, чем мы с вами…
— Ну а как он в бою?
— Мне приходилось видеть Каца в очень трудной обстановке на Миусе. Несколько раз он под огнем врага выводил на позиции истребительный полк для отражения танковой атаки.
Командующий был удовлетворен.
— Тогда пусть работает. Скажите об этом Березовскому.
Несмотря на огромные трудности, нам все же удалось подтянуть артиллерию в районы сосредоточения. Справились с этой задачей и наши соседи из 51-й армии. Их артиллерийские полки переправлялись по трехкилометровому мосту через Сиваш. Гитлеровцы непрерывно бомбили его. Ни днем ни ночью не прекращались там воздушные бои. Зенитчики израсходовали десятки тысяч снарядов, прикрывая переправы.
Но подготовительная страда на этом далеко не закончилась. Два стрелковых корпуса еще находились на подступах к переднему краю. На огневых позициях не хватало боеприпасов, из-за распутицы прекратился подвоз авиационного горючего на аэродромы. А время шло, сроки подготовки к наступлению истекали.
В эти дни мы также особое внимание уделяли взаимодействию различных родов войск. Дело в том, что впервые для поддержки атаки пехоты мы решили подготовить минометный огневой вал. Под прикрытием мощного огневого вала стрелковые полки должны были подняться на штурм Перекопа. Но солдаты, особенно из молодого пополнения, порой робко и неумело применялись к огневому валу. При встрече я напомнил об этом командующему армией.