— Ночью на посту номер три произошло происшествие. Рядовой Самсонов увидел в воде предмет, который принял за диверсанта. Сделав предупредительный выстрел, Самсонов четыре раза затем выстрелил по воображаемому диверсанту. Сегодня я осмотрел бревно, которое часовой принял за нарушителя. В бревне четыре пулевых пробоины, в двух и трех сантиметрах друг от друга. За меткий, хладнокровный огонь объявляю рядовому Самсонову от лица службы благодарность.
Я, стоя на посту, о благодарности, конечно, не думал. Я знал, что мне доверено беречь покой моей страны, знал, что у родины есть недруги и враги, и был начеку. А когда показался этот темный предмет, сделал то, что должен был сделать на моем месте каждый. Выстрелы мои, правда, оказались очень меткими. Но это не было неожиданностью, ни для меня, ни для товарищей. Недаром я учился в стрелковом кружке Осоавиахима, недаром чуть ли не каждую свободную минуту тратил на тренировку с учебной винтовкой, на изучение баллистики.
Всякий упорный труд приносит свои плоды. Вспоминается, например, такой случай. Наша рота вышла в поле на тактические учения. Один взвод был условно поставлен в оборону, два взвода вели наступление. Однако наступающая сторона не может сделать ни одного шага вперед без разведки. Надо было узнать, где «противник» расположил свои огневые точки, в каком порядке построены им окопы и ходы сообщения, какова его бдительность. Командир роты послал на разведку группу бойцов во главе с младшим командиром Анисимовым. Анисимову нужен был помощник, и его выбор пал на меня.
Анисимов сказал:
— Мы с вами хотя и на учении, но будем действовать, как на войне. Прошу делать все то, что буду делать я, и внимательно слушать мои команды.
Теневой стороной сопки Анисимов провел нас к оврагу. По дну его проходила тропинка. Я и другие товарищи пошли по ней. Младший командир остановил нас.
Тропа наверняка «минирована», а может быть, что и находится под наблюдением «противника».
И мы пошли по зарослям дикого винограда. Колючий кустарник больно цеплялся за руки, царапал лицо. Открытые места разведчики преодолевали ползком. Пот разъедал спину, мокрыми стали гимнастерки. Оружие казалось в два раза тяжелее обычного. Кто-то захотел закурить. Анисимов категорически запретил.
— На боевом задании не курят.
И вдруг впереди оказалась вода. Целое озеро мутной дождевой воды.
— За мной! — тихо, но властно скомандовал Анисимов.
Я вошел в воду за командиром. В иных местах вода доходила до груди.
Мокрые, оборванные и усталые, мы повалились на траву, а наш командир поднялся наверх. Прошло несколько минут. Анисимов махнул рукой — ко мне!
— Смотрите, Самсонов! — шепнул командир, и я чуть не воскликнул от удивления. Перед нами лежал обратный скат сопки. Здесь и там на нем работали солдаты «противника».
Часа через два с полным планом обороны разведчики возвращались назад. Анисимов и тут остался верен своему завету «действовать, как на войне». Он не повел нас прежним путем.
— «Противник» мог обнаружить наши следы и устроить засаду, — объяснил командир.
Обратный путь был еще более труден и сложен. Мы карабкались по камням, переползали поле по-пластунски, по тонкому бревнышку перешли через горную речку.
Вечером наши силы атаковали «противника» и «малой кровью» добились победы.
Год прошел в походах, на стрельбищах, в карауле. Я загорел, физически окреп. Осенью 1938 года, после известных событий на озере Хасан, меня направили в школу младших командиров.
Школа младших командиров в армии — это школа, которая воспитывает и формирует опытный младший командный состав, людей, подобных Анисимову.
Чтобы сказать солдату «делай, как я», надо самому постичь в совершенстве солдатское искусство. Младший командир в армии должен быть одновременно и блестящим стрелком, и ловким разведчиком, и хорошим сапером, и примерным строевиком, и т. д.
Из наших школьных командиров я на всю жизнь запомнил старшего лейтенанта Михаила Федоровича Ставицкого. Я ни разу не видел его усталым, помятым, плохо выбритым. У него было железное здоровье и стальные мускулы. Стрелял он из всех видов оружия очень метко, в походах одинаково быстро и хорошо ориентировался по карте, по компасу, по солнцу, по звездам, по растительности. А как он любил историю нашей Родины, какие увлекательные рассказы слышали мы от него о славных русских полководцах, о Суворове, Кутузове, Нахимове, о героях гражданской войны Чапаеве, Фрунзе.
Пример сильного и волевого, отлично знающего свое дело человека всегда вызывает желание хоть немножко быть похожим на него. И когда нам, курсантам, говорили, что «у тебя шаг, как у Ставицкого», или «ты на турнике работаешь, как старший лейтенант», — это было самой высокой похвалой.
В этой школе я был принят в кандидаты партии.
Окончив школу на отлично, я был назначен помощником командира взвода. Прошло некоторое время — и снова учеба. На этот раз я был командирован на курсы младших лейтенантов.
Тут оказалось труднее. Однако знания, полученные в средней школе, и солдатский опыт в сочетании с горячим желанием стать таким офицером, как старший лейтенант Ставицкий, помогли мне и здесь учиться только отлично.
Помню волнения перед нашим выпускным вечером. Вспоминаю, с какой гордостью я впервые надевал и пригонял новое обмундирование с офицерскими знаками различия.
Вскоре после этих торжественных дней из Москвы от Сергея Васильевича Пешехонова пришло мне письмо.
«Молодому офицеру Константину Самсонову привет и почтение от старого метростроевца, — писал Сергей Васильевич. — Не обижайся, если в этом письме будет много наставлений и советов. Ты хотя и офицер, а молоко-то на губах еще, поди, не обсохло… Одобряю и то, что вступил в партию, одобряю и то, что стал офицером. Здесь, в Москве, задатки у тебя были хорошие. Я помню, как ты был настойчив и неутомим в овладении секретами нашего слесарного дела. Не забуду и то, с какой решимостью ты добивался звания ворошиловского стрелка. Если в армии эти задатки ты сумел развить, значит ты на правильном пути. Имей в виду, однако, Константин, что без труда ты и офицером хорошим не сумеешь быть. Труд — основа жизни на земле. Недаром говорят: гений — это труд. Все великие люди нашей земли русской были великими тружениками. Вспомни царя Петра, Суворова, Кутузова, Нахимова… Хорошие старые офицеры тоже были неутомимыми тружениками. Я помню прапорщика Самохвалова из нашей роты в первую мировую войну. Дворянин, человек белой кости был, а ведь минуты, бывало, в окопах без дела не сидит. Хлопочет об улучшении перекрытий, наблюдает за противником, читает солдатам книжки и журналы, зубрит „Науку побеждать“ Суворова, делает огневые расчеты, занимается со снайперами. Зато и рота у него была, должен тебе сказать! Орлы, а не солдаты! Любили мы его, как отца, а ведь многие из нас старше его в два раза были.
Солдат — человек своенравный. Громким да красивым словом его трудно пронять. А вот если офицер все, даже иной раз и щи сварить, умеет лучше его, такому офицеру сердце солдата открыто. Говорят, что один человек все знать не может. А офицер, да еще такой страны, как наша, все должен знать.
Вывод один: трудись неустанно, учись беспрерывно и тогда ты будешь настоящим офицером. Воспитывай в своих подчиненных любовь к Родине и партии, — если эти чувства не живут в человеке, он не может быть настоящим советским воином.
Что касается нас, метростроевцев, то мы все рады за тебя, а я больше всех».
На защиту Отечества
Весть о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз застала нас на Дальнем Востоке. Я к тому времени уже командовал ротой.
На митинге солдат и офицеров нашей части вся рота дружно заявила:
— На фронт! На врага!
В те дни все советские люди именно так и были настроены. Но разве можно всем пойти на фронт? Кто-то должен был работать на фабриках и заводах, кто-то должен был двигать вперед науку, кто-то должен был беречь границы Родины на востоке и на юге. Мы хорошо знали о недобрых намерениях наших соседей — Японии и Турции.
Поэтому на наше заявление нам веско ответили:
— Когда нужно будет, получите приказ ехать на фронт…
В армии не допускаются споры и пререкания. Воинская дисциплина не допускает дискуссий. Старший командир сказал — закон. Но каково было сидеть хотя и на границе, но в тылу, когда вражеские сапоги топтали священную землю России, Украины, Белоруссии, Латвии, Литвы, Эстонии! Какое сердце было спокойно в дни, когда немецко-фашистские полчища подошли к Москве и Ленинграду!
Я в общей сложности написал, наверное, не меньше ста рапортов с просьбой отправить меня на фронт. И на каждый из них получал один и тот же ответ: «Не горячитесь. Время для этого еще не пришло».
Наконец в 1942 году часть была погружена в эшелоны и направлена на запад. Не было границ нашей радости. Но оказалось, что мы ошиблись. Нас доставили… в Челябинск. Здесь нам было поручено готовить резервы для фронта. Характерная деталь: с первым батальоном, отправлявшимся в район боевых действии, вызвались ехать все офицеры.
Успокаивало только сознание того, что ты и здесь приносишь пользу фронту.
В Челябинске я встретил Сергея Васильевича Пешехонова. Внешне старик здорово сдал. Похудел, брови и усы побелели, и только одни глаза цвета морской гальки оставались по-прежнему пешехоновскими. Он, по-моему, был огорчен, что встретил меня в таком глубоком тылу. Но, выслушав мой рассказ, сказал:
— Бывает, Костя. Ведь кому-нибудь надо и резервы готовить. Но ты-то рано или поздно все равно попадешь на фронт. А я вот застрял здесь. Одно утешение — что и наша продукция очень фронту нужна…
Через несколько дней мы с ним простились. Но я и на этот раз поехал не на фронт. Меня командировали на курсы «Выстрел» в группу командиров батальонов.
Опять учеба! Таков девиз нашей Советской Армии: учиться и учиться, все время идти вперед и выше по крутой лестнице военной науки.