е самый худший вариант для загробной жизни, если задуматься.
Еще тут было море, до которого, правда, требовалось сначала дойти. Его гладь виднелась далеко внизу, в разрывах горной гряды, тянувшейся вдоль морского побережья. А Кальтер находился сейчас на горе, что возвышалась за этой грядой и была значительно выше нее. Сидел он, правда, не на горной вершине, а на пологом участке склона, смотревшего в сторону моря. Всего таких участков было несколько, и этот располагался выше остальных. Пожелай Кальтер взобраться на вершину, он устроил бы здесь последний привал накануне предстоящего восхождения. Но он, судя по всему, не собирался этого делать. Напротив, если судить по его странной одежде – аквалангистскому гидрокостюму, – он собирался заняться дайвингом. И потому было тем более непонятно, на кой хрен он приперся так высоко в горы, отойдя от берега на добрых полтора десятка километров.
Первое, что сделал Кальтер, когда очнулся и осознал, где находится, это схватился обеими руками за голову. И неудивительно. Слишком свежи были воспоминания о том, как римский меч отсек ее с плеч, а в ушах все еще стоял омерзительный звук, который при этом раздался. Но нет, оказалось, что в рай Куприянова выпустили не обезглавленным, а в нормальном виде. Если, конечно, не считать сбитых в кровь босых ног, ссадин на правой руке и… протеза на левой! Странно, но высшие силы, которые прирастили голову Кальтера на прежнее место, не оставив у него на шее даже шрама, и залечили все его серьезные раны, почему-то не смогли вернуть ему руку, утраченную несколько лет назад. В чем была загвоздка, хотелось бы их спросить? Им не удалось отыскать ту конечность или у нее попросту истек срок годности?
А, впрочем, черт с ней, с этой рукой. Вынырнувшему из холодного мрака смерти Кальтеру было негоже придираться к своим спасителям из-за такого пустяка. А также из-за того, что подаренный ему рай выглядел точь-в-точь как то проклятое место, где он прожил последние дни и обрел свою погибель. В конце концов, ему доводилось бывать в местах гораздо более отвратительных. Там, куда добровольно не сунулись бы даже фанаты экстремальных развлечений, не говоря о нормальных людях. А здесь на первый взгляд могли без опаски прогуливаться даже туристы-пенсионеры, наслаждаясь свежим воздухом и дивными природными ландшафтами.
Вновь обретенная Кальтером голова гудела и кружилась, отчего его слегка подташнивало. В теле также ощущались ломота и сильная усталость, которые являлись для него привычными и на них можно было не обращать внимания. Говоря по совести, за все то зло, которое он успел натворить при жизни, рай не светил ему даже с большой натяжкой. Поэтому было бы намного удивительнее, если бы он вообще не испытывал сейчас никаких мук. Так что даже чисто символические, но они были вполне уместны и заслужены.
Однако, если усталость, протез, странный костюм и босые ободранные ноги были в раю еще хоть как-то объяснимы, то присутствие в нем пакаля выходило уже за всякие рамки.
Увидев прикрепленный к протезу «молот» – он был там же, куда Кальтер поместил его перед битвой с проклятыми римлянами, – Кальтер вздрогнул от неожиданности и вскочил на ноги. Не то чтобы он всерьез поверил, будто попал именно в библейский рай, но не сомневался, что находится в каком-то загробном мире. Да и кто бы на его месте усомнился в этом после того, как ему отрубили голову? И не важно, что это был за мир: реальный или иллюзорный. Важно, что он уже не имел никакого отношения к родному миру Куприянова, чей переход между мирами произошел самым убедительным из всех возможных способов – посредством смерти.
Вот только обнаружение здесь пакаля ломало всю эту логичную теорию на корню. Если в этом мире есть артефакты «серых», значит, в нем есть и сами «серые». А если в нем есть «серые», то, значит, никакой это не «тот свет», а все еще «этот». Или как вариант – одно из его параллельных измерений, в котором прячутся «серые» и куда ведут их черные разломы. А раз так, следовательно, Кальтер еще не умер, как бы трагично ни завершился его последний бой.
– Черт бы меня побрал! – выругался он, окончательно приходя в себя и вспоминая, где он в последний раз видел этот гидрокостюм. Кальтер надел его во время бегства на катере с атолла Татакото. И снял после того, как разжился на подступах к Мегалиту более удобной и теплой одеждой… Или, выходит, все-таки не снял, раз гидрокостюм по-прежнему был на нем?
– Черт обязательно поберет вас, господин Куприянов, можете не сомневаться, – раздался у Кальтера за спиной знакомый голос. – Но не сегодня. И, надеюсь, не завтра, потому что у нас с вами есть еще кое-какая неотложная работа.
Кальтер резко обернулся и застыл в недоумении, как будто увидел мертвеца. Хотя почему «как будто»? Подкравшийся к нему сзади Древний и в самом деле был мертвецом. Точно таким же, как сам Куприянов. С той лишь разницей, что римляне не отрубили ему голову, а всадили в него из луков целую тучу стрел.
– Ты?! – оторопело пробормотал Кальтер. – Это правда ты?!
Его удивление было вызвано не тем, что кудесник тоже оказался жив и здоров. Раз уж здесь воскресают даже обезглавленные трупы, то истыканные стрелами покойники, небось, оживают и подавно. Гораздо удивительнее оказалось посмертное преображение Мерлина и его новый наряд.
Теперь это был не растрепанный длиннобородый старец в грязной, рваной хламиде. Вместо него перед Кальтером стоял культурный человек пенсионного возраста в старомодном, но чистом и аккуратном костюме-тройке. Его борода и волосы также были аккуратно подстрижены, сообразно нормам приличия двадцать первого века. В связи с чем Древний смахивал теперь не на дикого колдуна, а на благородного пожилого киноактера вроде Криса Кристофферсона или Шона Коннери.
Довершала потрет нынешнего Мерлина пижонская трость с серебряным набалдашником в виде головы… Кальтер невольно ухмыльнулся: на ней были отлиты лишь смутные контуры человеческого лица, отчего она сильно напоминала голову «серого». Рот которого был вдобавок ко всему широко открыт. И когда рука Древнего лежала на набалдашнике, казалось, что она сжимает череп серебряному «серому» и тот вопит от боли.
– Глазам своим не верю! – покачал головой Куприянов, присмотревшись к старику и убедившись, что он – настоящий, а вовсе не галлюцинация.
– Придется поверить, – усмехнулся тот. – Так же как вы поверили во все то, что с вами здесь происходило. Но теперь, когда вы благополучно вернулись в реальность, у меня больше нет нужды морочить вам голову. Что, признаюсь, является для меня громадным облечением. Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы лгать врагам. Но когда мне приходится лгать союзникам, меня от этого всегда сильно коробит. Однако иного выхода не было. Я ведь был с вами совсем незнаком. И потому мне в обязательном порядке требовалось выяснить, кто вы такой, на что вы способны и где лежит предел ваших возможностей. Да и вам не помешало познакомиться со мной получше, раз уж на то пошло.
– Извините, но я что-то плохо вас понимаю. – Кальтер ощутил новый приступ головокружения и, дабы не упасть, опять присел на траву. – В какую реальность я вернулся? И кто вы, собственно, такой, если все, что вы говорили мне до этого, является ложью?
– О, далеко не все, могу вас заверить! – поспешил уточнить Древний. – События, которые вы пережили с того момента, как ступили на этот берег, когда-то происходили в действительности. Было это, правда, очень давно, далеко отсюда и вместо вас и вашего друга Сквозняка в них участвовали совсем другие люди. Но основную хронологию той, бесспорно, великой битвы я воспроизвел исторически достоверно. За исключением ряда деталей, но это не суть важно.
– Так, погодите-ка немного! – Кальтер поднял ладонь, прося кудесника умолкнуть. – Значит, вы утверждаете, что все происходившее со мной здесь являлось галлюцинацией? Абсолютно все без исключения?
– Конечно, нет! У меня элементарно не хватило бы сил создать для вас с нуля такую масштабную иллюзию. Поэтому нам с вами и пришлось совершить увлекательную трехдневную прогулку по горам. Тут я, можно сказать, сэкономил на ландшафтах, предъявив их вам в натуральном виде. Ну а остальное добавил уже от себя. Так что горы и долины, по которым проходил ваш иллюзорный боевой поход, вам нисколько не почудились.
– То есть я разгуливал по горам в бреду, словно псих или лунатик, а вы все это время ходили за мной и… как это правильно сказать…
– Можете считать, что я ходил за вами и постоянно держал вас под гипнозом. Загружал вам в голову нужные мне образы и одновременно копался у вас в памяти, считывая опять-таки нужную мне информацию.
– Просто зашибись! – Куприянов посмотрел на свои босые ступни. – Значит, я пахал на вас как проклятый, а вы даже не удосужились выделить мне нормальную обувь!
– Только не надо брюзжать по таким пустякам, умоляю вас! – Мерлин незлобиво погрозил «подопытному» тростью. – Я ведь не садист и не заставлял вас ходить по острым камням и колючим кустарникам. А обувь я вам не дал по той причине, что мне ее негде было взять. Откуда я мог знать, что в момент нашей встречи вы окажетесь необутым! А потом беспокоиться о ваших голых пятках мне было попросту недосуг! Если бы я отвлекся, а вы в это время пришли в себя и поняли, что стали жертвой старого чокнутого иллюзиониста, мне уже не удалось бы ввести вас обратно в состояние гипноза. Вы ведь помните: стоит лишь вам разоблачить мою иллюзию, отличив ее от реальности, и она тут же исчезнет. Насовсем и бесследно.
– И когда мы с вами на самом деле встретились? Я так понимаю, что наяву это случилось гораздо раньше, чем в моем сне.
– Совершенно верно. Тот «серый», который доставил вам пакаль в тюрьму на Татакото… Так получилось, что я за ним давно следил, а после стал наблюдать и за вами. Надо признать, что внезапно наткнуться на такого человека, как вы, было для меня большим и весьма приятным сюрпризом. Но вы и сами отлично знаете, что являетесь одним из самых необычных участников Игры, верно?