— Кто?
Ромка попытался освободиться, но я не отпускал его.
— Ну довольно дурачиться! Не время, — рассердился Ромка.
Я отнял ладони.
— Гошка, ты ли это?
Мы крепко стиснули друг другу руки и обнялись. Ромка оглядел меня с ног до головы:
— Вот ты какой стал. Совсем настоящий…
— Как это нужно понимать — «совсем настоящий»?
— Настоящий моряк.
— А раньше, что же, «поддельный» был?
Мы посмотрели друг другу в глаза и засмеялись.
— Ты поступать пришел или только навестить нас?
— Поступать, Роман. На вечернее отделение. Думаю, на третий курс.
— Правильно. Мы тебя давно ждали. Знаешь, Гошка, вот какое дело. Я сейчас «Эксплуатацию» сдаю. Ну, это недолго. Час, может быть, полтора. Подожди меня, а потом я все тебе расскажу. Если хочешь видеть ребят, то они на третьем этаже, в музее. Готовятся.
— Ладно, буду тебя ждать. У меня здесь дел много.
В канцелярии техникума меня встретил наш старик «начканц». Он прочел мои документы и, глядя на меня поверх очков, одобрительно сказал:
— Вот это другое дело, Микешин! Можно сказать, прибыли «на щите». Приходите через три дня за ответом. Да не беспокойтесь. Примут. Только сейчас новый начальник занят, а то…
— Новый начальник? А Бармин? — вырвалось у меня.
— Дмитрий Николаевич последнее время стал сдавать. Болеет. Просил, чтобы перевели его куда-нибудь на юг. Ходатайство удовлетворили. Он будет начальником одного из южных морских техникумов. Скоро уезжает.
— Он пока дома?
— Сейчас, наверное, дома.
Я схватил со стола свои характеристики:
— На полчаса… Принесу! — и выбежал из канцелярии. Нужно было сейчас же повидать Дмитрия Николаевича.
Бармин жил в помещении техникума. Мне открыла его жена Вера Александровна. На вопрос, можно ли видеть Дмитрия Николаевича, она подвела меня к двери кабинета и предупредила:
— Постучите. Он там.
Я постучал. Знакомый голос ответил:
— Войдите.
Я вошел в кабинет, напоминавший каюту парохода. Бармин сидел за письменным столом и что-то писал. Лицо его осунулось, было усталым. И по тому, как он сидел и как выглядел, чувствовалось, что Бармин действительно болен. Он поднял на меня из-под лохматых бровей свои еще острые глаза. На секунду в них мелькнуло недоумение, потом они зажглись теплым светом и он проговорил:
— А, крестник! Здравствуй! Садись. Чем порадуешь?
Я протянул ему характеристики. Дмитрий Николаевич долго держал их в руках. Прочел и задумался о чем-то. Я стоял не шевелясь, навытяжку.
— Ну что ж, Микешин. Кажется, ты идешь истинным курсом. Течение, ветер, погрешности навигационных инструментов иногда отклоняют судно от истинного курса, но хороший моряк всегда придет туда, куда он наметил. В порт назначения. Старайся больше не отклоняться от курса. Скорее придешь к цели. Я очень рад, что ты вернулся таким. Начинаешь учиться?
— Да, Дмитрий Николаевич.
— Желаю всего хорошего. Не забудь того, чему научила тебя жизнь.
Мы помолчали. Потом я, волнуясь, сказал:
— Дмитрий Николаевич! Разрешите поблагодарить вас за все и пожать вам руку. Вы ведь уезжаете.
Бармин встал, и мы обменялись крепким рукопожатием.
— Мы еще встретимся, — проговорил Дмитрий Николаевич, когда я выходил из кабинета.
— Встретимся, обязательно встретимся! — уверенно отозвался я.
Мне было так жаль, что Бармин уходит из техникума. Увидимся ли мы с ним еще когда-нибудь?
Роман сдал экзамен. Он был в хорошем настроении. Мы шли по Большому проспекту и говорили о своих планах. Ему хотелось попасть на Дальневосточную линию. Самую тяжелую, но и самую, по его мнению, интересную. Ему не терпелось начать работать. Он расспрашивал меня про океан, в котором еще не бывал, про суда, на которых я плавал. И я мог многое ему теперь рассказать. Я чувствовал себя много старше и опытнее его, хотя по годам мы были почти ровесники. Но Роману оставалось сдать один предмет, и тогда он станет третьим помощником капитана, а мне нужно было еще учиться.
Мы вспоминали с ним прошлое: «Волну», «Орион», Бакурина.
Вспомнили и Керчь.
Мне хотелось сказать ему о том, что я думал, о том, как изменились мои взгляды на жизнь. Хотелось, чтобы он знал, что урок, данный мне комсомолом и Барминым, не прошел напрасно.
— Знаешь, Роман, — начал я, — ты был прав тогда…
— Когда?
— Там, на «Товарище». Ты отказался защищать меня, помнишь? Вы все были правы. Я это понял много позже. Тогда мне казалось, что вы выбрасываете меня из жизни, и я был очень обижен. Теперь не то. Три года не прошли даром.
— Мне самому было очень тяжело тогда… Переживал, что ты не подал мне руки. Временами мне казалось, что мы должны были ходатайствовать о твоем оставлении на судне, но потом я пришел к твердому убеждению, что все это сделано так, как надо. Хорошо, что ты тоже понял это. Я никогда не сомневался, что ты добьешься своего.
— Добьюсь, Роман. Правда, во многом мне помогли хорошие люди. Такие, как Бакурин, понимаешь? Они подправляли мой «истинный курс», как сказал сегодня Дмитрий Николаевич.
— А как жаль, что он уходит от нас!
— Да, очень жаль.
Больше не оставалось ничего такого, о чем мы избегали бы говорить с Романом. Все стало ясным.
— Вот и сбылась твоя мечта, Роман. Ты стал штурманом дальнего плавания. Как быстро летит время! На будущий год и я встану на мостик. А давно ли мы плавали на «Окуньке» и «Мушке»! Ну а как другие ребята? Сегодня я не успел повидать их…
Мы не заметили, как подошли к дому. Договорились встретиться сразу же после того, как Роман сдаст последний экзамен. Распрощавшись с Романом, я побежал звонить Жене.
— Кто это говорит? — послышался в трубке ее голос.
— Угадайте.
— Говорите, а то повешу трубку, — строго сказала Женя.
Я быстро назвал себя.
— Гоша! Это ты? Вот радость! А ты совсем приехал или, как всегда, метеором?.. Совсем? Учиться? Чудесно как!.. Увидимся. Завтра буду свободна целый день… Сегодня не могу, надо заниматься. Не сердись.
— Я не сержусь, Женя. Где мы встретимся?
— Давай в Летнем саду? В двенадцать часов. Ты свободен? Я люблю Летний сад осенью. Листья шуршат под ногами, и как-то особенно пахнет.
— Хорошо. Смотри не опаздывай. Буду ждать.
— Не беспокойся, не опоздаю. — И она повесила трубку.
Вечер у меня оставался свободным, и я решил поехать к Бакурину. Мы давно не виделись с ним — со времени моего отъезда в Керчь.
Лев Васильевич совсем не ожидал меня увидеть.
— Игорь! Вот великолепно! Не забыл своего старого капитана!
Бакурин не изменился. Остался таким же, каким был всегда, каким я его видел в последний раз. Он встретил меня как родного. Обнимал, хлопал по спине, рассматривал со всех сторон, удивлялся тому, как я возмужал.
Когда прошли первые минуты шумной встречи, Лев Васильевич усадил меня на диван и сказал:
— Ну теперь, Игорь, рассказывай все подробно. Где пропадал так долго и что делал?
Не торопясь, стараясь не упустить ни одной мельчайшей подробности своей морской жизни, начал я рассказ. Меня слушал человек, который за меня поручился перед партией, перед комсомолом. Ничего не должно быть упущено. Ничего!
Лев Васильевич слушал меня внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Когда я дошел до моей дружбы с Сахотиным и рассказал о плавании на «Товарище», он нахмурился. Мне было трудно говорить о своих поступках и чувствах, но я старался как можно точнее восстановить их в памяти. Я чувствовал, что это — самое основное. Наконец все было рассказано.
— Вот так прошло это время, Лев Васильевич. На днях держу экзамены и снова начинаю учиться, — закончил я и замолчал.
— Могло быть лучше, Игорь, — сказал Лев Васильевич, раскуривая трубку. — Но в общем неплохо. В жизни бывает все. Надо признавать свои ошибки. Конечно, лучше их не делать, а если они все же будут, не бойся говорить о них сам. Тебе помогут их исправить. Партия поможет, комсомол, люди. Умница Бармин, что послал тебя плавать. Ты прошел хорошую жизненную школу. А где же сейчас Роман?
— Кончает мореходку. Сдает последний экзамен и получает свидетельство штурмана дальнего плавания.
— Вот это я понимаю! Из него выйдет хороший моряк. Он серьезный парень.
— Да, он серьезный. Как часто я вспоминал «Орион» и вас, Лев Васильевич! Мы пришли в техникум уже хорошо подготовленными. Нам было легко учиться, а потом плавать.
— Верно, яхт-клуб — прекрасная морская школа. Ты давно там не был? Он очень изменился. Появилось много новых судов, построенных на наших верфях. Большие. Есть больше «Ориона». Курсы яхтенных капитанов имеют уже три группы. Прошлым летом мы ходили на Ладожское озеро, а на будущий год предполагаем идти в Финляндию, Швецию и Норвегию. Сбывается мечта Николая Юльевича о массовом развитии парусного спорта.
— Как он живет?
— Так же, как прежде. Все свое время отдает подготовке молодых моряков. Работает о упоением. Похудел, помолодел. Разъезжает по верфям и нагоняет страх на опаздывающих с выполнением его заказов.
— Ну а ребята! Наши, «орионовские»? Вы видите их?
— Как же! Зуев, Пантелейчик, Кузьмич, Седов неизменно преданы парусу. Ходили со мной на Ладогу. Есть у нас еще четыре новеньких. Совсем такие же, какими были и вы. Школьники. Тоже будущие моряки. Вы же вошли в историю «Ориона», и я им всегда говорю, что «Орион» воспитал трех настоящих моряков. Сергей иногда заходит. Он учится в Военно-морском училище имени Фрунзе и скоро будет командиром.
— Как мне хочется повидать всех старых друзей! Теперь я буду на берегу и разыщу их.
— А мне хотелось бы собрать всех вот хотя бы у меня и позвать этих четырех мальчиков. Как ты думаешь, сумеем мы это осуществить?
— Конечно, Лев Васильевич. Когда только захотите. Это было бы замечательно.
— Ладно, я напишу тебе открытку заранее. Идет?
— Хорошо, Лев Васильевич. Немедленно прибежим по вашему сигналу.
Было уже поздно, и я распрощался.