Неожиданно «мессершмитты» изменили боевой порядок. Перестроившись один над другим, они «этажеркой» навалились на бомбардировщик. На какой-то миг Петренко с Несмеяновым растерялись. Потом по команде Вадова стали бить по верхним истребителям, огонь которых был наиболее опасным. Стоило хотя бы одному «мессу» забраться на высоту и оттуда спикировать на бомбовоз, положение стало бы совсем катастрофическим. Но ни один истребитель не сделал этого. Каждый боялся, что не выйдет вовремя из пике и врежется в землю. К тому же бомбардировщик яростно огрызался.
Неожиданно «этажерка» распалась. Верхние «мессы» одновременно пошли в разные стороны, оставляя на хвосте одного истребителя. Вероятно, по их замыслу этот «месс» должен был отвлекать внимание экипажа, вызывая огонь на себя. Истребитель имитировал ложные атаки: находясь на большом удалении, он приближался немного к бомбардировщику и выпускал короткую очередь. Но Петренко с Несмеяновым были опытными стрелками. Они больше наблюдали за «мессом», чем стреляли в ответ. И лишь в тот момент, когда истребитель, слишком увлекшись, действительно приблизился к самолету, ударили из пулеметов. «Мессершмитт» точно остановился, вспыхнул и кометой нырнул в лес, делая просеку. Через секунду над верхушками сосен полыхнуло пламя.
— Ур-ра-а! — обрадованно закричали Коля с Иваном. — Сшибли одного гада! Сшибли!..
— Перестаньте орать! — рявкнул на них Владимир. — С обеих сторон истребители! Иван — по правому! Коля — по левому! Огонь!
Сверху с обоих бортов по пологой прямой к бомбардировщику неслись, с каждым мгновением увеличиваясь в размерах, два стремительных черных силуэта. Секунда — и навстречу им, прерывисто мелькая, протянулись струи огня.
Вадов рванул секторы газа на себя, гася скорость. И вовремя. Струи белыми веревками промелькнули перед носом. И снова звеняще тонко запели моторы, заглушая басовитый треск пулеметов. Истребители, встретив плотный огневой заслон, отвернули от самолета. Правый выполнил разворот как-то неуклюже. На секунду распластался, обнажив светло-зеленое брюхо. Иван, словно нож, всадил в него длинную очередь. «Мессер» по инерции еще немного набрал высоты, потом завис, качнул крыльями и, перевернувшись на спину, грохнулся в лес. Черно-бурый клуб огня ударил фонтаном в небо.
Последний истребитель, видимо, решив отомстить за гибель напарников, выполнив полупетлю с переворотом, увязался за бомбардировщиком. Стремясь обезопасить себя, он тоже шел над лесом.
Вадов попытался уйти, но немец попался цепкий, да и скорость его превышала скорость бомбардировщика. Стрелки не спускали глаз с врага и стоило тому приблизиться, открывали огонь. Бомбардировщик спасало то, что он был двухкилевым и практически не имел сзади непростреливаемого пространства — «мертвого конуса».
Вот истребитель, резко увеличив скорость, снова пошел в атаку. Иван, поймав его в кольцо прицела, плавно нажал на спуск, но почему-то не услышал привычного треска, не почувствовал подрагивания пулеметов. Внизу на полу кабины — куча металлических звеньев, составлявших когда-то ленту с боезапасом.
— Коля! У меня патроны кончились! Бей точнее!..
Петренко дал короткую очередь. Ему показалось, будто трасса уперлась в истребитель, но она прошла выше. В тот же миг увидел, как замигало несколько огоньков на истребителе и что-то сильно толкнуло его в плечо. Тепло разлилось по левому боку.
— Коля! Бей короткими! — послышался голос Вадова. — Держись!
Превозмогая боль, Коля выпустил еще несколько очередей. И вдруг его пулемет тоже умолк.
— Кончились патроны! — виновато-испуганно сказал он. — Что делать?..
Напряженное молчание было ответом. Владимир почувствовал озноб. Теперь они беззащитны. С парашютом не выпрыгнешь — разобьешься. Попробовать набрать высоту, развернуться, чтобы из носовых пулеметов врезать — «мессер» не даст. Владимир лихорадочно огляделся кругом. Лес… Хоть бы где-нибудь была большая поляна.
— «Мессер» в хвосте! Совсем близко! — закричал Иван. — Что делать, командир?!
— Экипаж! Спокойно! — каким-то чужим, хриплым голосом скомандовал Вадов. — Штурман! Приготовиться стрелять по гаду! Сейчас он будет впереди!
Что задумал командир? Почему впереди?
— Торрможжу! — Вадов резко убрал секторы газа назад, мгновенно сбросил скорость до минимальной.
Немцу, приготовившемуся дать длинную очередь по бомбардировщику, показалось, что тот остановился. Забыв про стрельбу, он едва успел потянуть ручку управления на себя. Бомбардировщик мелькнул под ним. Владимир нажал на спуск. Одновременно нажал на электроспуск Вадов. Из нескольких стволов вырвались огненные струи и впились в черное крестообразное тело удаляющегося «месса». Тот вспыхнул, словно спичечная коробка, видно, взорвались бензобаки, и нырнул вниз:
— Ур-ра-а! — закричал Владимир. — Спасены! Спасены!
— Да-а, кажется пронесло. — Вадов вытирал ладонью пот с лица.
Через два с половиной часа израненный бомбардировщик приземлился на своем аэродроме.
…Месяц спустя Вадова назначили командиром эскадрильи, а через три — заместителем командира полка.
Расплата
Каких только «чудес» не бывает на фронте, да еще в авиации! Очередным таким «чудом» в полку Селиверстова стал подвиг штурмана лейтенанта Хлопкова, пришедшего на одном двигателе с тяжелораненым командиром. Несколько кругов сделал Хлопков над аэродромом, не решаясь садиться. И, наконец, когда горючего осталось в обрез, на глазах у выбежавших из землянок и укрытий летчиков приземлился поперек посадочной на брюхо…
С тех пор многие штурманы с жаром стали учиться пилотированию. Ушаков по поручению комсомольцев ходил за разрешением к самому командиру полка. Какому парню не хочется управлять самолетом?! Чувствовать, как он послушно выполняет твою волю, подчиняется малейшему движению рук и ног. Да и каждому хотелось жить! Ведь если тяжело ранит или убьет пилотов, то штурман должен гибнуть или прыгать.
…Домой возвращались с тяжелым настроением. Тягостная тишина, царившая в самолете, нарушалась однообразным тоскливо-нудным рокотом моторов да редкими командами штурмана. Никому не хотелось разговаривать. Каждому думалось, что именно он виновен в случившемся.
Беда приключилась, когда ее меньше всего ждали, на обратном пути. Шли ночью, в кабинах было темно. С земли выстрелили всего один раз, да и то, видно, наугад. Снаряд разорвался далеко от самолета. Разрыва никто и не слышал, но маленький осколок сделал свое дело.
Командир хрипел, истекая кровью. Поддерживая ему голову, Владимир спешно бинтовал. «Хоть бы успеть долететь. Может, жить будет?..» Медленно открыв глаза, слабым голосом командир спросил:
— Кто тут?
— Ушаков, Степан Захарович, — ответил Владимир.
— Вот… Володя… знаю… ты приведешь… командуй… Моим напиши… в Рязань… трое их… у меня… маленькие. Помоги-и. — Командир дернулся всем телом.
Владимир долго сидел в оцепенении, прижав к груди голову Степана Захаровича.
— Володька! Иди-ка сюда! — послышался голос второго пилота Родионова. — Вроде аэродром чей-то?..
— Где? — спросил Владимир, влезая в кабину летчиков. Приник к стеклу, вглядываясь за борт. — Ничего не вижу…
— Да вон левее, гляди! Парные огни — красные и зеленые…
Владимир смотрел неотрывно. Наконец его глаза привыкли к темноте, и он увидел цепочку разноцветных огней. Оторвавшись от стекла, вопросительно поглядел на пилота.
— Аэродром. Что будем делать?
Сидевший неподалеку радист Коля Петренко, услышав его слова, сорвался с места.
— Где? Дайте погляжу!
— Как думаешь, чей? — встревожился Родионов.
— Фашистский, чей же больше?!..
— А если наш? Линию фронта перелетели?
— Полчаса еще до нее.
— А ты того? Не заблудился? — сказал Сашка и рассмеялся, словно ему на самом деле было смешно.
— Тебе давно пора знать, что я ни разу не блудил, сколько с тобой летаю. А вот ты в самом деле «не того», раз не знаешь, что не прошли еще линию фронта. Почему не ведешь ориентировку?
— Не лезь в бутылку. Я же пошутил, — с глухим раздражением оправдывался Сашка.
— Ребята! Самолеты взлетают! — не поворачиваясь, крикнул Николай.
Ушаков с Родионовым уткнулись в стекла. В темени хорошо было видно, как по полю гуськом двигались треугольнички огоньков: белых, красных, зеленых. «С включенными аэронавигационными огнями взлетают, — подумал Ушаков. — Считают себя в глубоком тылу, в безопасности, гады…»
Решение пришло мгновенно.
— Влево 30! — скомандовал он Александру, продолжая наблюдать за аэродромом. — Рассчитаемся за командира…
— Ты что?! С ума сошел! — Родионов от волнения даже привстал с сиденья. — Умереть торопишься?
— Ударим внезапно — успех обеспечен. Крути штурвал, говорю!
— А что?! — повернулся к ним Коля. — Столько «хейнкелей» наломать можно!
Сашка зло оборвал его:
— Марш на место, товарищ сержант! И впредь не вмешивайся в разговор офицеров!
Гнев Сашки объяснялся просто. Было обидно, что не он первый предложил само собой напрашивающееся решение. Да и, честно говоря, не хотелось рисковать. Тем более, когда командует этот проныра Ушаков, хотя в случае гибели командира экипажа им автоматически становится второй пилот.
— Чем ударишь-то? Может, х-хряпнешь кулаком?! Бомб-то нет! Или хочешь повторить Гастелло?
— Из пулеметов расстреляем! — невозмутимо ответил Владимир, садясь в кресло командира. — Бомбардировщик-то у нас какой? Сплошной огонь!
— А если истребители нападут? Чем отбиваться будем? Чем?
Не отвечая, Владимир «дал» левую ногу и повернул штурвал в ту же сторону.
— Ты что делаешь?! — вскакивая с сиденья, заорал Родионов. — Самоуправничаешь?! Я как командир запрещаю тебе это делать! Я отвечаю за сохранность самолета и безопасность экипажа!
Владимир, пилотируя самолет, казалось, не слышал выкриков Сашки. Включив СПУ — самолетное переговорное устройство, — он громко, раздельно произнес:
— Экипаж! Как старший по званию, кораблем командую я — старший лейтенант Ушаков! Требую выполнять все мои указания! Стрелок! Ваня? Ты слышишь меня? Приготовься открыть огонь по моей команде! Все время держи со мной связь! Будь на подслушивании! Следи за воздухом! Понял? Молодец!..