— Да, спасибо. На чем я остановился…а, вот: «Приговорил: Томашевича Марка Михайловича, на основании статьи…»
— Слушайте, — вновь не утерпел Григорий. — Вот именно, что на основании своего боевого опыта, я могу твердо сказать, что налицо трагическая случайность, не более.
— Товарищ майор!
— «…Лишить свободы в ИТЛ сроком на один год, с возможностью использовать в качестве штрафника по выполнению боевых заданий в составе полка…Приговор окончательный и кассационному обжалованию не подлежит».
Младший лейтенант Томашевич, нескладный лопоухий юноша с потухшим обреченным взглядом загнанного зверька, что сидел на табурете перед трибунальцами, встрепенулся и поднял голову.
— Это…гражданин председатель…выходит, в лагерь меня не отправят⁈
— Была охота, — усмехнулся майор Цыбенов. И без того узкие глаза его превратились в щелочки. — Слишком высокого мнения о себе, младший лейтенант. Не хватало еще из-за каждого разгильдяя транспорт гонять, драгоценное горючее попусту жечь. Искупать свою вину будете здесь, на фронте! Думаю, десяток — другой полетов в качестве воздушного стрелка пойдут вам на пользу.
— Да я… — паренек от избытка чувств подскочил с табурета. — Да я…Спасибо!
— Вот видите, — покровительственно улыбнулся экспату капитан Лобнер. — Мальчишка рад до уссачки. А вы переживали.
— Угу, — кивнул Григорий, провожая взглядом выходящего из комнаты младлея. — Только этот пацан еще не понимает, что теперь его личное дело густо-густо замазано. И шансов на то, чтобы потом занять мало-мальски приличное место в жизни у него теперь с гулькин хрен. Что, скажете, я не прав?
— Товарищ Дивин!! Зиновий Иванович, это переходит всякие границы!
— Да понял я, понял, — устало махнул рукой экспат. На него мощной волной накатила апатия. — Делайте, что считаете нужным. Только не забудьте, я жду ваших пояснений насчет особого положения.
— Что? Ах да. Извольте. Думал, вы в курсе. Вас ведь прислали к нам в качестве заседателя, правильно?
— Именно.
— Так вот, по закону, члены военных трибуналов назначаются совместным приказом Наркомата Юстиции и Наркома Обороны. Дальше объяснять нужно?
— Нет, — медленно ответил Дивин. В голове его защелкали, завертелись невидимые шестеренки. Выходит, Карпухин в условиях жесточайшего цейтнота, вызванного гибелью главных фигурантов проводившейся операции, умудрился выйти на самый верх и организовать тот самый приказ, о котором только что сказал Лобнер. Не хило! Это кто ж такой курирует Дмитрия свет Вячеславовича в Москве? А, к хренам их всех. Пусть и дальше играют в свои шпионские игрушки. Главное, что он сам выскочил из этой паутины. Ну, по крайней мере, экспат очень хотел бы в это верить.
— У нас на сегодня все?
— Нет. Еще одно дело в производстве имеется.
— Кто на это раз?
Лобнер не торопясь сверился с записями в своем рабочем блокноте.
— Некто капитан Девришов. Комэск из 15-го истребительного полка.
— И что он натворил?
— О, тут целая история. Этот самый капитан со своими дружками отправился на природу. Как вы понимаете, не просто полюбоваться местными красотами природы, а со вполне определенными целями.
— Так, небось, повод значимый имелся? — предположил Григорий.
— Имелся, — согласился Лобнер. — Его представили к званию Героя за бои над Крымским полуостровом.
— Вот видите! Сам бог велел, что здесь криминального?
— Погодите, погодите радоваться, — трибуналец ехидно улыбнулся. — Эти гаврики чудесно провели время, но, вот беда, главного продукта, — Юрий Олегович выразительно прищелкнул пальцем себе по кадыку, — им, как водится, не хватило. Сильны, оказались, по части выпивки, соколы! И наш доблестный капитан решил отправиться в ближайшее село, чтобы пополнить запасы горячительных напитков.
— Кого-то грабанул? — осторожно поинтересовался Григорий. — Не заплатил? Или, быть может, подрался?
— Так он до села-то не доехал! — тоненько засмеялся-закхекал Лобнер. Цыбенов, что тоже слушал его рассказ с непроницаемым выражением лица, вопросительно кашлянул. — Вышел на дорогу, прошел немного, а потом увидел едущую в нужном направлении легковушку и решил ее тормознуть. А когда водитель попытался проскочить мимо, объехать его, то Девришов встал прямо перед ней, достал пистолет и принялся палить в воздух.
— Дайте угадаю, — угрюмо попросил Дивин. — В машине кто-то важный был?
— Верно, — подтвердил трибуналец, довольно улыбаясь. — Сам командующий 8-ой воздушной армией генерал-лейтенант авиации Хрюкин!
— Твою в качель! — невольно присвистнул экспат. — Вот это влип так влип капитан. По самую маковку. Силен!
— Не то слово. Фактически, его действия можно вполне расценить как попытку провести террористический акт в отношении высшего армейского руководства. А это означает что? Ну, Дивин, вы же читали пособие, я сам видел.
— Тут и без пособия все, как на ладони, — тяжело вздохнул Григорий. — Статья 58 пункт 8: «Террористические акты, направленные против представителей советской власти». Расстрел.
— Молодец! — удовлетворенно улыбнулся Юрий Олегович. — Все в точку. Или опять начнете спорить?
— Буду!
— Зиновий Иванович, ну хоть вы вмешайтесь? — возмущенно вскинулся Лобнер, поворачиваясь к председателю трибунала. — Наш, гм, «коллега» снова пытается выгораживать обвиняемого.
Майор Цыбенов, окончательно потерявший, казалось, интерес к происходящему, оторвался от своих бумаг и поглядел на экспата с интересом. Словно на диковинную зверушку.
— Неужели? Товарищ майор, потрудитесь объясниться.
— Товарищ председатель, — набычился Григорий. — Посудите сами, история ведь, на самом деле, яйца выеденного не стоит. Да, напился, идиот. Да, стрелял. Но ведь в воздух, а не по машине!
— А вы в курсе об обстановке в наших тылах? — вкрадчиво спросил Зиновий Иванович. — О том, сколько там бродит фашистских недобитков и прочей мрази? Последнюю сводку читали? Только за последнюю неделю было убито и ранено несколько десятков наших бойцов и командиров. Да что далеко ходить, вспомните, как нас с вами обстреляли.
Дивин помнил. Очень даже хорошо помнил. В самом деле, когда они на попутном грузовике ехали в расположение 8-ой воздушной армии, из придорожного лесочка по ним стегнули несколько автоматных очередей. Чудо, что никого не зацепило. Пара царапин у председателя трибунала и простреленная в двух местах шинель Лобнера не в счет. Можно сказать, отделались легким испугом. Водитель тогда от души даванул на газ и умчал их от опасного места, что есть мочи. Экспат даже не успел достать пистолет и выстрелить в ответ. А ведь заметил, заметил среди чахлого, и еще голого в это время года, кустарника несколько фигур в серых фрицевских шинелях.
— И все равно, я настаиваю на том, чтобы исключить из обвинения покушение на террористический акт, — сухо произнес Григорий. — В конце концов, этот летчик…как его фамилия, говорите?
— Девришов. Капитан Девришов, — пришел на помощь секретарь.
— Спасибо, старшина. Так вот, летчик Девришов — это ас! Краса и гордость сталинских ВВС. Подумайте, сколько пользы он уже принес нашей стране, пока честно воевал. А сколько еще принесет? Да, и не забудьте, пожалуйста, еще вот о чем: себестоимость пистолетного патрона невелика. Чего не скажешь о том самом драгоценном горючем, что пошло на обучение пилота, затраты на его содержание и прочие совсем не мизерные расходы. Государственные, между прочим!
— Зиновий Иванович! — взвился Лобнер. — Товарищ председатель трибунала! Майор Дивин ведет себя откровенно странно. Оправдывать преступника, жалеть его, только на основании понесенных во время обучения государственных расходов? Это же форменный бред! Я настаиваю на самом суровом приговоре этому капитану!
— Давайте не будем устраивать скандал раньше времени, — недовольно поморщился Цыбенов. — Для начала было бы неплохо взглянуть на этого, гм, дебошира воочию. Старшина, пригласите.
— Папироской угостите? — Экспат повернул голову. Рядом с ним, на низком крыльце дома, стоял худощавый мужчина в идеально подогнанной по его фигуре «комсоставовской» шинели. На плечах подполковничьи погоны с авиационными «птичками». Виски серебрятся благородной сединой, лицо избороздили многочисленные морщины.
— Пожалуйста, — Григорий радушно распахнул перед офицером портсигар.
— Ишь ты, а я думал у тебя московским табачком разжиться, — с места в карьер порвал дистанцию подполковник, перейдя на «ты».
— С чего вдруг? — искренне изумился Дивин.
— Ну как же, — криво усмехнулся незнакомец, медленно разминая пальцами взятую папиросу. — Трибунал, как ни как. У вас, говорят, снабжение не чета нашему.
— Не могу знать, — сухо обронил экспат. — Я в трибунале всего лишь заседатель — лицо временно прикрепленное. А потому о всех нюансах тамошнего довольствия не осведомлен.
— Однако, — удивленно крякнул подполковник. Щелкнул самодельной зажигалкой, глубоко затянулся папиросой и посмотрел на Григория с легким прищуром. — То-то я поразился, когда узнал, что сам майор Дивин — краса и гордость штурмовиков — едет к нам своих же товарищей-летунов судить. Мы ведь недавно целую конференцию проводили, опыт твой перенимали. И вдруг такое!
— Сам до сих пор в шоке, — отвернулся экспат. — Но так уж вышло. Приказы, как известно, не обсуждаются.
— Понимаю, — кивнул подполковник. — Да, что это я? — он хлопнул себя легонько по лбу. — Мечайкин. Ян Викторович. Командир 503-го штурмового.
— А, — сообразил экспат. — Это ведь ваш гаврик у нас сегодня по делу проходил?
— Мой, — тяжко вздохнул офицер и негромко выругался. — Младший лейтенант Томашевич, будь он неладен.
— Вы чем-то недовольны? — набычился Григорий.
— Да что ты! Совсем даже наоборот! — Мечайкин махнул рукой так энергично, что табак вылетел из гильзы его папиросы и раскаленным угольком полетел на землю. — Вот черт. Дай-ка еще одну.
— Тогда в чем дело? — снова потянулся за портсигаром экспат.
— Поблагодарить подошел, — доверительно сказал подполковник. — Понимаешь, парнишка этот сын моего старинного друга. Еще с гражданской. Даже думать не хочу, как бы я Мишке сообщил, что Марка к стенке прислонили. Приятель сейчас в Белоруссии — танковой дивизией командует. Считай, одной пулей двоих приласкали бы.