ылали за нами?
— Кто ж теперь скажет, — уклончиво сказал Рутолов и отвернулся.
Понятно, комполка решил добиться результата любой ценой. Беда.
— Ладно, пошли спать. Вымотался, как собака.
— Иди один, — отказался штурман. — Мне еще кое-что в штабе закончить требуется. Это ты у нас птица вольная, а у меня бюрократия повыше Эльбруса.
— Товарищ Дивин, здравствуйте!
— Да сговорились все что ли? — взвыл экспат. — Вольф Григорьевич, откуда вы здесь?
— Недавно вернулся с гастролей, — ответил Мессинг, радостно улыбаясь. Гипнотизер сидел на кровати Григория и почесывал за ухом Шварца, нахально растянувшегося на его коленях. И добавил, помрачнев. — Объездили с концертами несколько госпиталей. Тяжелое, доложу вам, зрелище. Столько раненых!
— Война, — устало пожал плечами летчик, стягивая с себя пропахший потом свитер. — А скоро пойдем фрицев из Крыма вышибать, так работы врачам и сестрам прибавится многократно.
— Да-да, — мелко закивал Мессинг. — Апрель уже близко.
— Апрель? — насторожился экспат. — Вам кто-то из штабных проболтался?
— Знаете, я ведь не очень лажу с кошками, — сказал вдруг артист. — Есть одно обстоятельство…впрочем, неважно! Да. Так вот, кошки для меня настоящая проблема. А уж черные — вообще караул. Боюсь. До дрожи в коленках боюсь. Но ваш Шварц…это какое-то чудо! — меховой наглец приоткрыл один глаз, услышав свое имя, и требовательно мяукнул — чеши, дескать, не отвлекайся.
— Это вы сейчас к чему?
— Если кто-то не любит собак или кошек, то, скорее всего, этот человек не способен полюбить вообще никого. Особенно, другого человека. Странный какой-то выверт сознания. Но, даю вам голову на отсечение, так и есть. Причем, знаете, что самое удивительное?
— Что?
— Давным-давно человек потратил массу усилий, чтобы приручить диких животных. Сотни, тысячи лет тяжелейших усилий! А теперь этот же самый человек готов отправить на живодерню несчастного пса или попавшегося ему под горячую руку кота. Так, словно это животное ему чем-то угрожает.
— Вы меня окончательно запутали, — признался Григорий после недолгого молчания. — Кошки, собаки, живодерня…Поясните?
— Однажды может случиться так, что вас тоже попытаются отправить на живодерню, — тихо сказал Мессинг, глядя в сторону. — И при этом всем будет наплевать на то, сколько усилий потратили на ваше, гм, «приручение». Я так вижу.
Глава 16
Густой белесый туман накрыл землю густой пеленой. Люди на аэродроме, общежитие летчиков, склады с горючим и боеприпасами буквально тонули в нем, словно мошки в крынке со сметаной. Видно было в лучшем случае на расстоянии вытянутой руки, не дальше. Экспату было проще — он хоть немного, но ориентировался в этом природном «киселе».
Дивин дошел до капонира, где стоял его «бостон». Остановился неподалеку, решив перекурить, и прислушался. От самолета доносился металлический лязг и приглушенные голоса. Григорий искренне посочувствовал техникам, что сновали вокруг торпедоносца будто привидения. Работать в таких условиях было непросто. А ответственность на наземных специалистах лежала немалая. Ошибись они хоть самую малость и, пожалуйста, извольте проследовать в трибунал. Ну а как там легко и непринужденно раздавали самые жестокие приговоры, экспат еще сравнительно недавно насмотрелся вдосталь. И рад бы забыть, да не получается.
— Крепче закручивай, — донесся строгий приказ сержанта Шафиева — старательного механика, которого многие в полку считали занудой. Как по мнению Григория, так совершенно напрасно. — Смотри, будет бить, я тебя самолично гаечным ключом приголублю. Да куда ты отверткой тычешь, раззява! Что за руки-крюки? Бракодел!
Винт навешивают, догадался Дивин. Видать, к концу работа подходит, раз уже затягивают.
— Хватит тебе ругаться! — обиженно ответил из тумана чей-то простуженный охрипший голос. Экспат не понял, кто именно это был, а включать зрение почему-то совершенно не хотелось. Да и вряд ли оно сейчас помогло бы, ведь формально на дворе стоял день, а не ночь. — Если такой умный, то крути гайки в одиночку, могу в сторонке постоять, не путаться под ногами.
— Поговори у меня! — пригрозил Шафиев. — Ох, распустил я тебя, Тараненко! — А, вон кто там! Знал, знал Дивин этого, гм, хитровыдуманного парня. Тот еще лодырь. Все время норовил улизнуть от самых тяжелых и грязных работ.
— Нет, правда, чего гонишь, словно на пожар? Все равно ведь полетов не будет, я сам слышал, как Батя с синоптиками ругался. А по мне, так из-за чего вообще сыр-бор — не «ветродуи» же эту хмарь нагнали.
— Ох и дурень ты, — рассердился окончательно механик. — Наш-то Кощей в любую погоду летает. Ему все нипочем — хоть ночь, хоть туман. А ну, как приказ на вылет получит? А ты ему и доложишь, что машина не готова. Смекаешь, чем пахнет? То-то. Так что, работай лучше, балбес.
— Вот же не сидится спокойно товарищу майору, — проворчал «хрипатый». — Прям шило в заднице. Нет погоды, лежи себе и отдыхай.
— Что ты там сказал⁈
— Да не, молчу. Работаю. Все в порядке.
Григорий улыбнулся. Перепалка механиков его изрядно позабавила. Докурив, летчик задумался. Сходить что ли в штаб? А что, может быть, в самом деле, есть какое-нибудь задание? Он повернулся и не спеша побрел в сторону спрятанного в стороне командного блиндажа.
— О, Кощей, ты как раз вовремя! А я уж думал за тобой посылать, — Шепорцов как-то излишне преувеличенно обрадовался появлению экспата. Даже отошел от связной радиостанции ему навстречу. И это выглядело несколько подозрительно.
— Что-то случилось? — настороженно поинтересовался Григорий. — Погоду дали?
— Пока нет, — взгляд комполка вильнул в сторону. Точно у нашкодившего пацана перед строгими родителями. — Но, понимаешь, тут такое дело…в общем, звонили из штаба дивизии. Требуют отправить хоть один экипаж на перехват немецкого конвоя. Помнишь, тот самый?
Дивин помнил. Еще бы, мотался полночи над морем, как дурак, глаза напрягал до черных мошек — целый день после отлеживался с ватными компрессами из чая. Хорошо еще, что та подлодка подвернулась, не совсем впустую слетал. А, как выяснилось позднее, немцы по какой-то причине просто взяли, да и отменили выход своих кораблей из порта.
— Сведения точные?
— Точнее не бывает, — включился в разговор начштаба Маликов. Он примостился на раскладном стульчике рядом со столом, за которым устроился радист перед своей попискивающей морзянкой «шарманкой». — Капитан Тоносян полчаса назад принес шифровку. Две «щуки» ведут голубчиков, не соскочат!
Экспат поморщился. «Разведчик» за последние три дня вымотал ему нервы настолько, что Григорий уже всерьез подумывал «выгулять» как-нибудь мантиса, выбрав ночку потемнее. Благо, недавняя расправа с Кармановым дала неплохой опыт в подобных операциях. Останавливало лишь то, что умом Дивин понимал — представитель разведотдела просто выполнял свою работу. Не было в нем гнильцы разорванного полковника. Дотошный зануда? Пожалуй. Но не сволочь.
— А как же запрет на вылеты «до особого распоряжения»? Помнится, как раз Тоносян озвучил вам позицию своего ведомства по моей скромной персоне.
— Ох, как же я забыл-то? — хлопнул себя по лбу Шепорцов. — Старость не в радость. Пляши, Кощей!
— С чего вдруг? Письма мне писать вроде бы некому? — удивился экспат.
— Да какие там письма! — нетерпеливо отмахнулся подполковник. — Подтверждение Геворг принес. Ты и правда фрица утопил! Этого, как его…Маликов, глянь там на столе в донесении. Да вон, папка с завязками, прям на тебя смотрит.
— Капитан-лейтенант Петерсен.
— О, точно, Петерсен.
— Здорово! — обрадовался Дивин. Сказать по правде, прям камень с души упал после слов командира полка. Переживал экспат страшно, что допустил все-таки роковую ошибку и потопил советскую субмарину. — А наша «Малютка»? Что с ней?
— Сведений нет, — огорченно ответил начштаба. — Но, глядишь, объявятся еще. Сколько раз такое бывало, сам знаешь. Уже помянуть успеваешь кого-то, а он вдруг бац, и возвратился. Жив-здоров, бодр и весел. Сидит за столом напротив и водку пьет.
— Есть такое, — согласился Григорий. — Особенно, когда кто-то за линией фронта на вынужденную садится или с парашютом прыгает.
— Вот, — Шепорцов удовлетворенно улыбнулся. — Кстати, я тебе еще одну новость скажу: Тоносян краем уха слышал, что за этого дохлого морского волка и его лоханку тебе хотят орден Нахимова вручить. Чуть ли не первую степень! Представляешь, сразу первую! Личный приказ командующего Черноморским флотом адмирала Владимирского.
— Нахимова? А что за орден такой — не слышал, — озадаченно поинтересовался Дивин.
— Газеты нужно читать. Внимательно, — наставительно сказал подполковник. — Надо будет замполиту пистон вставить, совсем обленился. Недавно приказ Верховного вышел об учреждении двух новых орденов. Специально для моряков. Ну, «Ушакова» тебе, конечно, никто не дал бы — он за операции стратегического уровня на море полагается. А вот «Нахимов» по статуту вполне подходит. Заслужил.
— Погодите, но мы ведь не морские летчики?
— Ну, кто его знает, как дело повернется, — загадочно улыбнулся комполка. — А покамест радуйся — вполне может так статься, что получишь этот орден одним из первых. Насколько я понимаю, награждения им еще не проводились.
— Ладно, поглядим, — пробормотал экспат. — Не будем раньше времени делить шкуру неубитого медведя. Так что там с заданием, когда вылетать?
И снова несли вперед трудягу-«бостона» два бешено вращающихся серебряных диска, в которые превратились лопасти громадных винтов. Показалось, или движки работают как-то иначе, не так, как обычно? А вдруг механики намудрили при ремонте?
Холодок пробежал по спине экспата. Несколько томительных секунд он напряженно вслушивался. Уф! Показалось! Все в порядке, зря волновался. Черт возьми, вроде не в первый раз уже летит над морем, а все равно нет-нет, но проскользнет паническая мыслишка о том, что можно ухнуть вниз, в морскую пучину, практически без шансов на спасение. Нет, все же не морской он летчик!