Сбоку донесся шум от подъехавшей машины. Изгвазданный в грязи «додж» с брезентовым верхом. Справа от водителя — экспат на долю секунды приблизил изображение — незнакомый офицер в коричневой кожаной летной куртке. Погон не видно. Но, обычно, никто их на нее и не крепит. Впрочем, нетрудно догадаться, что это, скорее всего инженер полка или кто-то из его подчиненных. Посадку-то запрашивали аварийную, вот и прискакал посмотреть, не нужна ли экстренная помощь гостям. Что ж, пора пообщаться с радушными хозяевами.
— Чего не пьешь, Кощей? — подполковник Мечайкин глядел на экспата с легким прищуром. — Или брезгуешь?
— Ага, — Дивин улыбнулся, почти не разжимая губ. — У вас же обычная водка, а мы все больше к «ликер-шасси» привычные.
Ян Викторович захохотал.
— Вот, паршивец, горазд баки заправлять! Молоток! Нет, если надо, я тебе и ликер прикажу принести? А что, ароматная смесь — с глицеринчиком!
Экспата передернуло. Нет, на безрыбье, как говорится, и рак — рыба, но все эти самопальные «коктейли» лично у него вызывали исключительно изжогу и тошноту. Особенно «Рузвельт» — американский спирт из антиобледенительной системы. Туда его литров шестьдесят закачивали и, время от времени, кто-нибудь из страждущих нет-нет, да и отливал себе втихаря бутылку-другую на пропой души.
Гадость жуткая! Пить можно только зажав пальцами нос — иначе вывернет, настолько вонюч. И эффект от употребления своеобразный: примерно через полчасика глаза становятся красными и норовят выскочить из орбит, а голова перестает соображать начисто. Сидишь дурак дураком и уши холодные. А потом в затылке такая боль начинается, хоть вешайся. И здесь надо в срочном порядке еще грамм пятьдесят этого адского пойла принять. Проверено — отпускает.
— Нет уж, увольте, — решительно отказался Григорий. Вздохнул и взялся за стакан. — За что выпьем?
— А давай за наше будущее сотрудничество? — подполковник хитро усмехнулся. — Будем!
Дивин машинально опрокинул сто грамм в рот, крякнул и потянулся за квашенной капустой, что призывно манила его из глубокой алюминиевой миски, стоящей на столе.
— Хороша капустка! А что за сотрудничество, о чем это вы?
Мечайкин посерьезнел.
— Знаешь, давай-ка мы с тобой на трезвую голову обо всем поговорим. После. Не хочу тебе сегодня голову забивать. Вы и так, можно сказать, с того света вернулись.
Что есть, то есть. Когда экспат вылез из самолета и обошел его, то волосы зашевелились под шлемофоном. Оказывается, тот «мессер» не только успел зацепить их, но и всадил короткую пулеметную очередь в советский бомбардировщик. То-то, помнится, показалось Григорию, что по обшивке, словно молотком простучало. Просто потом все перекрыло скрежетом сминаемой плоскости. А истребитель, оказывается, частично разрушил переднюю часть движка. Снаряд вдребезги разнес два цилиндра. Чудо, что при этом бензиновые трубки не задело. Страшно представить, как полыхнул бы высокооктановый «Б-100», попади он на горячий мотор.
Хотя, что тут гадать? А-20 горит пять минут — плюс-минус, а потом амба. Теоретически можно успеть за это время выпрыгнуть с парашютом и надеяться, что сработает спасжилет. Это когда на воду приземляться будешь. Ну а потом помрешь от переохлаждения по-быстрому. Не мучаясь. Ведь вряд ли кто-то найдет тебя в безбрежном море.
— Савелий, подсыпь-ка мне картошечки, — попросил Дивин стрелка-радиста. — Ох, знатный у вас повар, товарищ подполковник. Закусь получилась что надо! Мировая. Вроде и простенько все, а попробуешь, пожуешь и понимаешь: есть, есть какой-то секретик.
— Это да, — согласно кивнул Мечайкин. — Авдеич наш до войны в «Метрополе» работал. Слыхал про такую гостиницу столичную? Врать не буду, шеф-поваром он, конечно, не был, но и в подмастерьях «подай-принеси» не хаживал. Крепкий мастерюга.
— Да ладно, — удивился Григорий. — Как же он на фронте-то оказался? Ему сам бог велел на «ташкентском фронте» у какого-нибудь генерала кухней заведовать. В тепле и уюте.
— Смотри при нем такое не ляпни, — серьезно сказал комполка, посуровев лицом. — На субординацию наплюет и морду начистит. Сын нашего Авдеича в ополчении без вести сгинул. Еще в сорок первом. А жена ушла с санитарным поездом и погибла под бомбежкой год спустя. Он честно воевал — в пехоте, на передке. Две «Отваги» имеет. И три ранения. После тяжелого эскулапы его списать вчистую собирались, но он настоял, чтобы обратно на фронт отправили. Хотели по возрасту в трофейную команду определить или ездовым, да кто-то из моих «купцов» как-то прознал о его кулинарных навыках, когда в тыл за пополнением для БАО ездил, и сагитировал к нам пойти. Уговорил. Еле-еле, но уговорил. И то, только при условии, что позволят время от времени воздушным стрелком летать. Уже десятка полтора боевых вылетов имеет, я его к Красной Звезде недавно представил.
— Однако!
— То-то. Ладно, давай еще по одной.
— Не, мне хватит! — Дивин решительно накрыл свой стакан ладонью. — Устал. Пойду-ка я, пожалуй, спать. Где, говорите, нас разместили?
— Да тут неподалеку, — откликнулся Мечайкин. — Я с тобой ординарца отправлю, не то до утра искать будешь. А у нас тут, ко всему прочему, кое где от фрицев остались мины-«лягушки». Не все еще обезвредили. Недавно сразу семеро летчиков и штурманов пострадало. Поперлись непроверенной дорогой и получили «подарочек»! Кто легко отделался, а кого и… — Ян Викторович выразительно махнул рукой. — В общем, бывает! Да, мне доложили, что техники из твоего полка прибудут завтра с новым двигателем и запчастями для ремонта примерно к обеду. Значит, кладем еще сутки на замену, наладку и прочую канитель. Так что, погостить у нас вам придется, как ни крути.
— Да я не против, — устало улыбнулся экспат и широко зевнул, прикрыв рот ладонью. — Извините.
— Э, брат, да ты и правда спишь на ходу, — недовольно прицокнул языком подполковник. — Так не годится. Иди, отдыхай. Но запомни, завтра обязательно поговорим!
— По имеющимся у нас данным, люфтваффе базируются на аэродроме мыса Херсонес, — начштаба штурмового авиаполка указал нужное место на карте. — Там расположена истребительная группа «Иммельман», в составе которой насчитывается около пятидесяти «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Основная ударная сила — это штурмовики Ю-87 и Хе-129. Это еще около шестидесяти-семидесяти машин.
— Богато! — невольно присвистнул Дивин.
— И не говори, — хмуро произнес Мечайкин, прикуривая очередную папиросу. — Бьют, гады по нашему плацдарму возле Керчи, да и переправы через Сиваш уничтожают постоянно. Житья от них нет!
— Хотите, чтобы я помог с ними разобраться? — спросил напрямик Григорий. Просчитать потребности подполковника особого труда не составляло. — Вот только…не маловато будет одного бомбера на такую ораву?
— Зачем же в одиночку-то переть? — искренне удивился комполка. — У нас какая задумка: ты ведь, насколько я в курсе, как-то уже лидировал группу «ильюшиных» в атаке на аэродром?
— Было дело. Еще на Украине.
— Вот! — обрадовался подполковник. — Так давай повторим? Только с некоторыми доработками. Поднимешься на рассвете, включишь АНО, а мои хлопцы за тобой пойдут. Как птахи перелетные за вожаком. Сам знаешь, «илы» для ночных полетов приспособлены слабо, без твоего чудо-зрения лишь побьются понапрасну. А так, на цель их выведешь, и они нормально отработают. Ну а домой уже при свете дня вернутся. А с «маленькими» я договорюсь, они прикроют.
— Заманчиво, — экспат задумчиво потер лоб. — Заманчиво. Накроем гадов в гнезде и прихлопнем одним ударом. Но…ведь у них там, небось, зениток под каждым кустом понатыкано? А ну, как посшибают еще на подлете? Тут ведь не Украина, особо не поманеврируешь. Там-то мы хитро курс проложили изначально и на фрицевский аэродром вышли фактически из немецкого тыла. Здесь такой фокус не пройдет. Может быть, имеет смысл сначала ночью хорошенько обработать позиции ЗА, а уж потом штурмануть?
— Спугнем, — насупился Ян Викторович. — Немец не дурак, враз сообразит, что мы налет готовим. Рассредоточит зенитки, подтянет новые, подготовит засады артиллерийские и вот тогда точно на подходе раздолбает. Нет, их надо брать сонными!
Григорий задумался. Не нравился ему предложенный Мечайкиным план штурмовки фашистского аэродрома. Вот не лежала душа, хоть убей. Авантюрой попахивало. А он давно уже уяснил для себя, что лихой кавалерийский наскок не всегда заканчивается победой. Можно и кровушкой умыться.
— Подумать надо, — сказал он, в конце концов. — Крепко подумать.
Глава 18
— Весной пахнет! — Рутолов остановился и шумно втянул ноздрями воздух. — Чуете?
Экспат недоверчиво усмехнулся. О чем это штурман говорит? Дивин скользнул взглядом по сторонам. Вокруг шумела обычная жизнь никогда не засыпающего аэродрома. Где-то раздавались удары металла по металлу, кричал, подзывая бензовоз, чумазый механик, бригада БАО колдовала у взлетки. Мимо прошагала смена часовых вместе с разводящим.
— Савелий, ты весну чувствуешь?
Старшина изумленно захлопал глазами.
— Вроде есть что-то такое, — неуверенно промямлил он. — Как тут поймешь, ведь бензином все провоняло, да порохом. Разве что с моря ветер свежий иногда дует?
— Эх ты! — разочарованно махнул рукой штурман. — Пенек глухой!
Горбунов обиженно засопел.
— Зря ты так, — неодобрительно покачал головой Дивин. — В самом деле, поди, пойми что-то в этом бедламе. Вон, канонада вдалеке грохочет — слышим. Земля от взрывов под ногами иногда дрожит — тоже знакомо. А весна…ну, наверное, идет себе и идет. Как обычно. Чего завелся-то?
— А, ну вас, к лешему! — окончательно расстроился Рутолов и отвернулся.
— Гляньте, товарищ командир, никак «горбатые» возвращаются? — Стрелок-радист деликатно тронул экспата за локоть. — Вон и комполка из блиндажа своего вылез — встречает.
Две группы «илов» шли низко над землей, выстраивая «коробочку» захода на посадку. Сверху их прикрывали «яки» и пара ЛаГГ-3. Истребители кружили над аэродромом, карауля штурмовиков от возможной атаки немецких «охотников».