то, только потому, что о них раньше в разведдонесениях упоминали. Баркхорн и Хартманн. Вроде как они у фрицев одни из самых результативных истребителей были. Ну и еще десятка полтора каких-то пилотяг рангом помельче.
— Ух ты! Про Баркхорна я слыхала. Этот сволочуга один из наших экипажей недавно сбил. Обе девочки в воздухе сгорели, — Гришина нахмурилась, сведя брови, и слегка закусила губу. Но тут же просветлела лицом. — Выходит, ты за них отомстил.
— Можно и так сказать, — равнодушно пожал плечами Григорий. — Но ты же понимаешь, я и представить себе не мог, кто в том домике ночует. Отбомбился, как следует, причесал из пулеметов, и ходу. Там прожекторов с «эрликонами» до чертов было. Механики, вон, после три десятка пробоин на моем «бостоне» латали. Ругались — страсть! А я в полете даже не обратил внимания ни то, что меня краем цепануло. Лечу себе, и лечу.
— Слушай, а куда Вольф Григорьевич делся? — спросила вдруг Ангелина. — Мы его хотели пригласить выступить, но узнали, что он срочно улетел.
Экспат покривился. Мессинг! Глаза б его не видели. Отъезд гипнотизера несколько напоминал бегство. По крайней мере, у Дивина создалось именно такое впечатление. Сначала летчик решил, что виной тому является он сам. И, признаться, мысли в голове Григория бродили невеселые. Если «артист» пожаловал по его душу, то столь скорый отлет говорит о том, что московские кураторы затребовали отчет. И Вольф Григорьевич понесся, сломя голову, с докладом.
А это означало, что скоро за пришельцем со звезд пожалуют серьезные ребята, навроде тех, что обеспечивали секретность на аэродроме во время недавней отправки разведчика. И по всем невеселым раскладам выходило, что пришла экспату пора бежать. Подальше и побыстрее. Потому, как неохота становиться подопытным кроликом в засекреченной лаборатории. Нет в этом никаких перспектив. Выпотрошат до донышка, а потом ликвидируют. Чтоб не в те руки не попал, часом. И то, это еще повезет, если служба Махрова раньше не вмешается. Те вообще церемонится не станут — грохнут не задумываясь. К слову, на этот вариант развития событий Дивин ставил гораздо больше. Все же, возможностей у службы контроля времени имелось побогаче.
Григорий сначала всерьез решил бежать. Даже стал прикидывать, как ловчее все обставить. Можно было улететь куда-нибудь подальше. А что, боевой радиус «бостона» с дополнительным баком вполне позволял надежно скрыться. Закинуть на борт доппаек, снаряжение, разжиться гражданской одежкой и вполне, вполне. Вопрос стоял лишь, в каком направлении. Европа, по понятным причинам, отпадала. Там, покамест, фрицы хозяйничают. И в руки им после всех своих многочисленных подвигов по истреблению «Нибелунгов» лучше не попадать. Но вот восток…а что, тем же англичанам он вроде не успел нигде дорогу перейти. Конечно, они нынче в союзниках у СССР, но что-то подсказывало — можно, можно попробовать с ними договориться.
Кого по-настоящему было жалко, и за кого болела душа, так это Ангелина. Григорий хорошо понимал, что не оставят контрразведчики девчонку в покое. Не дадут ей нормально жить. А предложить сбежать вместе…язык не поворачивался.
Потом, правда, накатило равнодушие. Страх и волнение вдруг исчезли, оставив вместо себя неизбывную тоску. Надоело! Все надоело! Бегать, словно загнанная в угол крыса? Да ну, к черту. Будь, что будет. В конце концов, если прижмет, то всегда можно наплести следователям с три короба, пообещать указать место падения «Когтя», заинтересовать наличием передовых технологий и попытаться сбежать. При его-то способностях? Ну а грохнут…что ж, значит, судьба такая. И так уже все мыслимые и немыслимые нормы в этой страшной кровавой мясорубке перекрыл с лихвой. Давно, еще под Сталинградом. Сколько там летчик-штурмовик обычно жил? Два понедельника и погост.
Но день сменялся следующим, а никто в комнату летчика с пистолетом и наручниками не ломился. Да и Тоносян как-то обмолвился, что, дескать, ночная высадка прошла успешно, Москва благодарит. А потом не удержался и похвалил вслух, что, мол, замечательно товарищ Мессинг поработал. Хорошо нужного человека подготовил, не зря с Дальнего Востока добирался.
Вот здесь Григорий и призадумался всерьез. Получается, гипнотизер-то прилетел вовсе не к нему. Операция была направлена на подготовку неведомого «шпиена-диверсанта». А подарочный самолет, герой-летчик и все остальное являлось лишь прикрытием для нее. И тот факт, что попутно Вольф Григорьевич обнаружил «неведому зверушку» в обличии доблестного майора ВВС РККА, оказался делом случая. Хм…похоже на правду. Хотя, зудела в голове экспата назойливым комариком мыслишка, что упускает он нечто важное в своих рассуждениях, ой, упускает.
Но, если принять все-таки за основную версию приезд Мессинга исключительно по своим делам, не касающимся Григория, то становилось понятным, почему контрразведка еще не пришла арестовывать Дивина. Не стал артист докладывать по инстанциям о нем. Пожалел? Вряд ли. Скорее, сам испугался того, к тайне какого уровня ненароком прикоснулся. Хитрый ведь змей, сложил, поди, давно два плюс два. И легко просчитал, что и его самого спецслужбы в покое ни за что не оставят. Либо закопают по-тихому, либо законопатят далеко-далеко. Под такую охрану, что и мышь не проскочит. И никакие гипнотизерские трюки не помогут.
Так что, в какой-то момент Григорий выдохнул. Выдохнул, и немного успокоился. Разумеется, расслабляться окончательно не стоило. А ну, как кто-нибудь из московских начальников или кураторов Мессинга обратит внимание на то, что тот вернулся слегка не в себе и решит копнуть причины этого странного происшествия? Показалось, или добавилось в курчавой шевелюре Вольфа Григорьевича седых волос после той памятной ночи.
Испугался ведь старый прохиндей сильно. Еще бы, своими глазами увидеть мантиса во всем великолепии боевой трансформации. От такого простым заиканием или мокрыми штанами не отделаешься — вполне можно было и инфаркт с инсультом схлопотать. Бывали не раз подобные случаи в Империи во время прямых столкновений с людьми. И это при том, что каждый человек там с детства знал, как именно выглядят его смертельные враги. Что-что, а машина пропаганды отрабатывала свой хлеб на совесть.
Дивин даже немного зауважал гипнотизера. Силен, силен! Жалко, что не удалось перекинуться хотя-бы парой слов перед его отъездом. В комнате-то Мессинг впал в ступор и сидел с вытаращенными глазами минут двадцать. Потом выхлестал полный стакан водки, который ему заботливо подсунул обернувшийся в прежнее обличье экспат, словно простую воду, молча выкурил папиросу и завалился на кровать, точно подрубленный дуб, захрапев еще до того, как голова коснулась подушки.
А утром тихо исчез. Ни тебе записки на столе, ни устного послания через дежурного по офицерскому общежитию. Эх, может и стоило его все-таки прибить по-тихому? А тело потом в воду. Благо, там нынче море много трупов таскает по волнам — и пассажиры утонувших кораблей, и экипажи сбитых самолетов то и дело пополняли этот скорбный список. На радость рыбам, крабам и крикливым чайкам.
Ух ты, а что это за странный звук? Авиационные моторы гудят, но тон непривычный. И «яки», что барражируют над аэродромом, ведут себя спокойно, не кидаются на перехват неизвестному самолету. Григорий приблизил изображение и удивленно вскинул бровь. Американец? Откуда?
[1] ЭПРОН — государственная организация особого назначения, занимавшаяся в СССР подъемом затонувших судов и другими подводными работами. В 1942 году был преобразован в Аварийно-спасательную службу ВМФ
Глава 24
— Не зацикливайся на своих ошибках, — басовитым «комаром» зудел в ухо Шафиев, старательно обмахивая Григория вафельным полотенцем, давно утратившим свою первоначальную белизну. — Будешь копаться в прошлом, умрешь в настоящем! Не теряй бдительности, не расслабляйся. Старайся принимать его удары на предплечья, если не можешь уклониться. Блокируй!
Дивин устало слушал своего новоявленного «тренера», недовольно морщась. Во рту чувствовался вкус крови, а один из передних зубов, похоже, немного шатался после пропущенного сильного удара. Черт возьми, угораздило же связаться с этим америкашкой!
Экспат исподлобья взглянул на сидящего в противоположном углу белобрысого здоровяка. Ассистент — кряжистый штаб-сержант — навис над ним, массажируя плечи, и тоже что-то настойчиво внушал. Ишь, лыбится, гаденыш! Считает, небось, что стоит ему еще чуть-чуть поднажать и русский свалится мешком к его ногам. Нет, брат, шалишь, это мы еще посмотрим — кто кого уронит.
— Бокс! — рефери, долговязый первый лейтенант — американец с щегольскими черными усиками-«стрелочками», махнул рукой, давая начало следующему раунду, и резво отскочил назад. Так, чтобы не попасть под горячую руку.
Противник злобно ощерился и попер на экспата тяжелым танком. Судя по всему, он всерьез решил завершить поединок как можно быстрее. Конечно, так сразу и не скажешь, но ему ведь тоже прилично досталось, ведь Григорий отнюдь не изображал из себя тренировочный мешок для отработки ударов, а уклонялся, контратаковал при любой возможности.
А бокс — это не шахматы. И каждый удар, который вы наносите или получаете в ответ, хоть немного, но отбирает у вас силы. Наверное, именно поэтому новички частенько удивляются тому, как быстро у них кончается энергия в реальном бою. Особенно на контрасте с тренировками. Там-то ведь все совсем иначе.
К слову, о шахматах. Если подумать хорошенько, то в боксе тоже требуется продумывать свои действия, как минимум, на шаг вперед, чтобы опередить противника, предугадать его ответный шаг. Другое дело, что, в отличие от шахмат, здесь нет ходов по очереди. И каждый следующий удар может оказаться решающим. И дается тяжелее.
Интересно, как этому парню удается двигаться так быстро, подумал Дивин, уклоняясь от очередного удара. По логике вещей он должен быть немного тяжеловат. Но нет, быстр, поганец. И на каждую атаку экспата мгновенно отвечает двумя. Вот опять делает шаг вперед…