— Белье? А, так это тебе к каптенармусу, — вяло взмахнул рукой Прорва. И широко зевнул. — Да, посидели знатно. Сколько там на твоих?
— Без пятнадцати девять.
— Да ладно? Охренеть! Тогда двинули умываться, а потом я тебе покажу каморку нашего Гобсека.
— Кого?
— Ростовщик такой был в старину французский, жадный до ужаса, — пояснил Прорва. — Совсем, как наш хозяйственник. Прочитал недавно в книжке, а сейчас вот на ум пришло. Автора не скажу — обложка оторвана была. Кто-то в штабе ее забыл, а я со скуки взял, да и прочел. А потом у меня ее бойцы из караульной роты выпросили и скурили подчистую. Бумагу на самокрутки пустили, мерзавцы.
— Растешь, — засмеялся экспат. — Раньше, помню, тебя и газету «Сталинский сокол» с трудом можно было заставить посмотреть. Разве что указы о награждениях, да денежных премиях.
— Сам удивляюсь, — широко заулыбался Рыжков, совершенно не обидевшись на подколку друга. — Ладно, айда, а то на завтрак опоздаем. И так уже засиделись.
— Что здесь раньше было? — спросил Григорий, когда они вышли из комнаты и двинулись по длинному коридору с полотенцами и прочими рыльно-мыльными принадлежностями. — Казармы?
— Казармы, — согласился с ним Прорва. — Это, если хочешь знать, нынче для летчиков нашей группы специально отдельные комнаты организовали. Ценит нас начальство! А там, дальше по коридору, по-прежнему общее помещение: двухъярусные кровати, Красный уголок, каптерка, комната для подготовки к полетам. В общем, все прибывшие на учебу на курсы переподготовки особо не роскошествуют. Уединиться и отдохнуть в тишине и покое не удастся. Так что гордись, заслужили.
— А столовая?
— Это на улицу и метров двести от нашего барака.
— Кормят-то хоть сносно?
— Нормально, я ведь уж говорил тебе. По гвардейским нормам. Плюс, за геройское звание иногда перепадает кое-что. Да ты не боись, с голодухи не помрешь!
— А я вовсе не за себя переживаю: Шварцу можно будет что-нибудь с кухни взять? Летом-то он и сам себя прекрасно прокормить может, но сейчас…боюсь, только охотой на мышей под снегом не проживет.
— Шварцу? — задумался на секунду приятель. А потом решительно взмахнул полотенцем. — Договоримся. Ты, главное, смотри, Карманову морду только не набей раньше времени, а с остальным решим как-нибудь.
— Разберемся, — мрачно процедил экспат. — Обещать не буду, посмотрим, как разговор с ним сложится. Слишком уж много у меня к этой суке вопросов накопилось.
После утреннего моциона друзья навестили пожилого ворчливого старшину-каптера с двумя желтыми нашивками за ранения и легкой хромотой, получили у него постельное белье, теплое одеяло и подушку, причитающиеся Дивину, а затем с легким сердцем направились в столовую. Кота оставили в комнате. Впрочем, Шварц, нажравшийся ночью от пуза, и ухом не повел, когда его закрывали. Как валялся на кровати Рыжкова, устроившись с комфортом на подушке, так и продолжал там дрыхнуть самым что ни на есть нахальным образом.
— Я форточку оставлю чутка приоткрытой, — решил Дивин, любовно погладив питомца по густой шерсти перед уходом. — Хоть проветрится здесь немного, а то накурили мы с тобой изрядно. Да и этот жулик на улицу сможет выбраться, если захочет.
— Валяй, — равнодушно пожал плечами тезка. — Кстати, надо будет у коменданта не забыть для тебя второй ключ от нашей комнаты взять. Напомни мне при случае, ладно?
— Идет.
Летная столовая экспату неожиданно понравилась. Просторное, светлое и чистое помещение со столами, накрытыми белыми скатертями, нарядные цветастые занавески на окнах, бойкие девушки-подавальщицы в коротких расшитых передниках. Народу на завтраке было на удивление немного. Видимо, уже разошлись офицеры по своим летным делам и учебным классам.
— Как в доме отдыха, — улыбнулся Григорий, провожая долгим взглядом смешливую чернобровую дивчину, ловко несущую поднос с грязной посудой.
— Ноги вытирайте получше, товарищи командиры, — громко потребовала сидящая у входа старушка в меховой поддевке, грозно сдвинув густые седые брови. — У нас здесь порядок и чистота! А одежу свою будьте любезны на вешалку!
— Сделаем, Лексевна, — засмеялся Рыжков. И шутливо толкнул экспата в бок. — Ты не вздумай спорить с нею, враз по шее получишь. Та еще бабулька.
— Товарищ капитан, вам как обычно? — окликнула его в этот момент подошедшая неслышно розовощекая официантка в кружевной наколке, попутно стреляя любопытным взглядом в сторону Дивина. — Вы проходите, столик прежний. Только…не знаю, товарищ ваш новый может там сидеть?
— О чем это она? — удивился Григорий, снимая шапку.
— А, не обращай внимания, — отмахнулся от него Прорва. — Там места просто особые сделаны для командования и Героев в отдельном закутке.
— Вон оно как, — криво ухмыльнулся экспат и потянул вниз молнию на своей меховой куртке. Та с треском опустилась, открывая грудь в Золотых Звездах и тяжелых гроздьях орденов и медалей. — Не переживай, красавица, мне там тоже можно.
— Ничего себе! — округлила глаза девушка, густо покраснев. А по столам завтракающих летчиков прокатился удивленно-восхищенный гул: «Дивин! Кощей!» — Простите, товарищ майор, под одеждой было не видно. Проходите, прошу вас!
— Гляди-ка, не обманул, — сказал экспат, сыто отдуваясь, когда они вышли на улицу после завтрака. — И впрямь кормят замечательно. А пирожки с повидлом — это отдельная песня!
— Я же говорил, — благодушно улыбнулся Рыжков, прикуривая. — Двинули в штаб. Я провожу тебя, но потом, извини, убегу на аэродром — дела! Нужно машины новые облетать.
— Ух ты! — загорелся Дивин. — Много пригнали?
— Пока на эскадрилью.
— С завода или после ремонта?
— Обижаешь, новье! Не хватало еще нам за кем-то остатки подбирать.
— А стрелков тоже прислали?
— Не, их пока еще нету. Обещали со дня на день. Так что, ждем-с!
Нужное здание оказалось хитро спрятано и замаскировано в небольшом леске, примыкавшем к летному полю. Рядом притаились два зенитных расчета. Орудийные стволы настороженно уставились в серое небо.
Часовой у крыльца тщательно проверил документы Григория, внимательно осмотрел летчика с головы до ног.
— Проходите!
Внутри Дивина встретил дежуривший по штабу сержант с красной повязкой на рукаве. Он задал несколько вопросов, выясняя, что именно нужно гостю, а потом проводил его до двери, выкрашенной светло-зеленой краской.
— Полковник Карманов здесь располагается, — указал он на кабинет. — Вы постучитесь и заходите, он с утра на месте был.
— Разрешите? — дернул ручку двери на себя экспат.
— Кого там черт принес? — поднял голову от бумаг старый знакомый по штурмовому полку. — А, это ты, Кощей? Заходи, заходи, жду тебя уже давно. Где ходишь-бродишь? Мне доложили, что ночью прилетел. Да ты не раздевайся, холодно здесь. Шапку вон снимай, да садись. Вольф, platz![1]
— Так точно, ночью, — кивнул Дивин, глядя с интересом на здоровенную, черную, как смоль, овчарку, что поднялась, было, со своего места в углу и низко зарычала, обнажив здоровенные белоснежные клыки. — Но меня предупредили, что вы только утром будете, поэтому ушел в казарму. А утром пока белье у каптенармуса получал, пока завтракал — вот и задержался маленько.
— Ну, понятно, — Карманов размял папиросу. — Да ты садись, говорю, в ногах правды нет. Кури, если хочешь.
— Спасибо, — настороженно сказал Григорий. Не нравилась ему доброжелательность бывшего комэска, ой, не нравилась. Не мог такой гнилой человек вдруг ни с того, ни с сего столь резко измениться. Значит…рупь за сто, ему что-то нужно от экспата. В принципе, памятуя о том, как Карманов рвал жопу, чтобы отхватить по-быстрому орденок и смыться поскорее с фронта обратно в тыл, под крылышко к своему высокому покровителю, можно было с большой долей уверенности предположить, что и здесь он преследует подобные цели.
— Sitz, Вольф, sitz![2] — полковник снова прикрикнул на пса. Тот с видимой неохотой подчинился. — Не слушается, зараза, — беззлобно ругнулся Карманов.
— А почему вы ему команды подаете на немецком? — с любопытством спросил Дивин.
— А, долгая история, — командир авиагруппы глубоко затянулся и выпустил тонкую струю дыма в потолок. — Если совсем коротко, то дело тут вот в чем: фрица одного как-то сбили, но он не грохнулся, а сел на вынужденную. Экипаж взяли в плен. Ну, разумеется, тех, кто в живых остался. Начали машину обыскивать, а у пилотов в кабине «хейнкеля» эта зверюга оказалась. Хотели сначала пристрелить, но он неожиданно ко мне подбежал, у ног сел и так преданно стал смотреть, что, веришь, рука не поднялась. Вот с тех пор и вожу с собой. По-русски не понимает, поэтому приходится на немецком с ним общаться. Но, видать, хреновое у меня произношение, через раз выполняет.
— Или прикидывается, — предположил Григорий. Неожиданно для себя он вдруг решил слегка похулиганить, потянулся аурой мантиса к овчарке и постарался припугнуть ее. Пес было оскалился, заворчал, даже дернулся с места, будто собирался кинуться на чужака, но затем вдруг тихонько взвизгнул и лег, прижав морду к полу. Непонятно, что именно он увидел или почувствовал, только вид у овчарки стал довольно жалким. Дивину мгновенно стало стыдно и он немедленно прекратил давление на нее.
— Что это с ним? — ошарашено уставился на собаку полковник. — Вольф? Вот зараза немецкая, хрен поймешь, что у нее на уме.
— Скажите, а какие цели ставятся перед нашей группой? — экспат решил отвлечь Карманова. — Мне в Москве говорили, что на месте все инструкции получу.
— Чего? — рассеянно спросил полковник, по-прежнему глядя на тихонько поскуливающего пса. — Ты о чем? А, инструкции! Да-да, сейчас все расскажу и даже покажу, — Карманов тихонько хохотнул. Полез в свой стол и вытащил из ящика картонную папку, завязанную на веревочный узелок. — Где же у меня здесь это? Угу, угу. О, нашел! — Он отложил в сторону несколько листов бумаги, и убрал папку обратно и вдруг задал довольно неожиданный вопрос. — А вот ответь-ка мне, Кощей, куда в ближайшем времени мы двинемся?