— Что-то я уже и есть не хочу, — пробурчал Укс, помешивая деревянной ложкой жидкое, но горячее рагу.
— Мне давай, — шепотом потребовал мало-дрессированный зверь. — И не обращай внимания на реалии. Режиссерский замысел намного шире и глубже зрительного ряда, и этой… обонятельной ауры. Я тебе потом объясню, я критику читала.
— Не обязательно объяснять, в целом я понял, — заверил пилот, ставя миску на лавку.
Профессор принялась лакать, в довольно естественной зверской манере, начав с хрящиков…
Громыхнула дверь. Ввалился монашеский патруль.
Укс понял, что события ускоряются. Лоуд тоже поняла, и активизировала процесс питания.
Один из монахов остался у двери, второй прошел в сторону кухни. Двое оставшихся неспешно направились к столу лицедеев. Все четверо были не особо молоды, крепкие, в помятых обношенных рясах. Никаких дурацких алебард, только дубинки в руках — этакие убедительные дубинки, средней длины, массивные и с набалдашниками, тоже вполне обношенные-испытанные инструменты.
— Ты на улице богохульствовал? — сходу спросил старший монах.
— И в мыслях не имел! — заверил Укс. — Играл музыку слегка, не отрицаю, очень кушать хотелось.
— Патент на лицедейство есть?
— На оформлении.
Монах кивнул, словно иного ответа не ожидал. Вообще он производил неприятное впечатление весьма догадливого и опытного служителя святого порядка. Поскреб щетину на подбородке, указал дубинкой на Лоуд:
— Демон?
Профессор закончила вылизывать миску и скорбно посмотрела на навершие дубинки. Оно действительно было неприятным: хотя кожаный чехол скрывал литые чугунные зубья, но и под сыромятной кожей было очевидно — не для красоты делалось.
— Чего сразу-то демон? Зверь, дикий, но дрессированный, — попытался объяснить Укс.
— Да чего там, сразу видно — откровенный демон, — спокойно констатировал монах. — Вон харя какая хитрая, злонамеренная. Ну, раз доели, так пошли с нами.
— Идем, — покорно сказал Укс, рывком поводка поднимая «дрессированного зверя». — А куда идти-то, святой отец?
Почтительное обращение патрульному явно понравилось, на миг оторвал цепкий взгляд от хищника:
— Драться и науськивать, значит, не собираешься?
— Что я, безумный, что ли? — сказал Укс, трезво оценивающий риск перелома конечностей и незамедлительного пробития черепной поверхности.
— Это верно, науськивать незачем, — одобрил монах. — Второго дня меня опять ведьма укусила. Хлопотное дело эти укусы.
— Ведьмы вообще опасны, — посочувствовал Укс. — Меня недавно одна такая с моста столкнула, едва вылез…
Беседуя о ведьмах, шли по улочке. Старший монах поддерживал разговор довольно охотно, остальные патрульные, да и зверь-демон помалкивали. Оно и верно, и ведьминская тема, как и перспективы задержания были невеселыми. Вели в Святой Трибунал, а там, как уже выяснилось, шутки шутили однообразные, служебные.
Миновали площадь. Дождь все продолжался, но, видимо, и в сухую погоду это место глаз не особо радовало. На столбе в ржавой железной клетке покачивался несвежий висельник, рядом высился помост с плахой, весьма измочаленной частым пользованием, торчали три металлических столба с цепями и остатками прогоревших дров. Скучал мокрый осел, запряженный в повозку, у помоста топтался дежурный палач под большим багряным зонтиком. Двое монахов-подсобников пересыпали из корзины в багажный ящик на повозке отрубленные головы. Молча посмотрели на конвоируемых. Уже вслед донеслось:
— Эти хоть тощие.
— Толку-то? У демонов кость тяжкая, прям как свинчатка…
— Шутит братия, — успокоил старший патрульный, распахивая тяжеленную окованную дверь. — У нас все по закону: демонов жгут, кость все одно в золу уходит. А тебе бичевание с конфискацией, так оно и вообще считается несмертельным. Может, и отлежишься. Деньги-то на компрессы есть?
— Негусто денег, — признал Укс.
— Вот это ты неосмотрительно. Ежели богохульствуешь, так и на лечение надобно загодя деньги откладывать, — справедливо указал опытный монах.
Патруль и задержанные вошли внутрь. На лаконичной табличке у дверей значилось: «Районный Инквизиционный Святой Трибунал им. д-а. Рэбы. Отд. РИСТ-ХХХIIVI».
Скорость судебного делопроизводства производила впечатление. Задержанных сходу заперли в металлической клетке, довольно просторной, видимо, шестиместной. Снаружи немедля сел писарь в аккуратной рясе и сатиновых нарукавниках, развернул пергамент, придавил подсвечником:
— Имя-откуда-родом-чем-зарабатываешь?
Укс отвечал, писарь споро записывал. Потом указал пером на «зверь-демона»:
— Чудовище грамотное? Отдельно протокол подписывать будет? Третий экземпляр нужен?
— В общем-то, не особо нужен, — сказал Укс.
— Ну и хорошо, — кивнул писарь. — Обойдемся без лишней писанины. Опять же пергамент за ваш счет, к чему тратиться-то, верно я говорю?
— Ваша правда, святой отец. А судебное заседание когда?
— Да прямо сейчас. Вот с осквернителем могил разберутся, и вы пойдете. Нынче преступников немного. Погода-то не способствует…
— Да, погода. А этот осквернитель… он что, сильно осквернял?
— Ну, как сказать. Умеренно. Пристроился ссать в канаву, а она-то мимо кладбищенской стены тянется. Явное кощунство. Пусть и сугубо по недомыслию убогого ума. Слышь, лицедей, вот не под протокол, а просто любопытно — чего у тебя демон голый ходит? Это отягощением преступления не считается — он у тебя не особо обольстительный. Но странно.
Укс вздохнул:
— Были штаны. Не отрицаю. Но поиздержались мы, оголодали. Штаны спадать начали. Ну и вот.
— Пропил демонские штаны, — догадался писарь. — Эх ты, раззява. Кактусовый кальвадос — он до добра не доведет. А могли бы ходить, благонравно распевая гимны во славу Ордена. За столь доброе дело запросто сан и погоны можно получить.
— Эх, нечего мне и мечтать было, — печально сказал Укс. — Запойный я, дурной.
— Оно и видно, — писарь указал на татуировки задержанного. — Нет бы чего жизненного наколоть: пыточную сцену или лик святого дона Рэбы. А то сплошные завитушки, без слез не взглянешь.
— Так по пьяни и колол…
Тут умную культурологическую беседу прервали — из зала выволакивали воющего осквернителя могил — дали пятьдесят бичей, едва ли переживет.
— Заводи! — скомандовал секретарь суда.
Обстановка заседания оказалась проста и непафосна: кафедра-возвышение с тремя судьями, отдельный стол секретаря, место для подсудимых — с ним тоже незамысловато, больше на коновязь похоже — поставили на колени и зафиксировали кандалами. Вот боковая стена, заставленная разнообразными приспособлениями дознания, немного смущала: кроме стандартной дыбы, «девичьей щели», «жаровни-каштанки» и «бордельного сапожка», имелась пара устройств, еще незнакомых опытным странникам. Возился техник-палач, смазывал салом валы и оси механизмов. Запах смазки тоже смущал — тут и Верховный демон в паре с Логосом не поймут, какого происхождения то смазочное сало. Тихо переговаривались немногочисленные зрители, рассевшиеся на длинных скамьях: старички-завсегдатаи, видимо, отставные инквизиторы, которым больше делать нечего, стайка монашек в низких капюшонах и с одинаковыми погонами, украшенными какой-то кривой цифро-знакой — наверное, студентки здешнего профильного пыточно-юридического техникума.
— Так, кто тут у нас? — пробубнил главный судья, разворачивая пергамент протокола.
Ввиду отсутствия адвоката и чистосердечного содействия суду раскаявшихся преступников, процесс судебного разбирательства занял считанные минуты. Как выразился председатель отделения этого РИСТа — «приятно работать со столь здравомыслящими преступниками и демонами». Собственно, зверь-демон помалкивал, хотя его пару раз так и подмывало ляпнуть что-то ироническое, едва сдержался, не стал отягощать. В общем, управились мгновенно, больше времени заняло оформление конфискуемого имущества: то «гитару» написали через «хэ», то струны пересчитывали.
— С контрабандой нужно что-то делать. Навезут невесть чего, а мы должны разбираться, — сердито попенял председатель трибунала. — Ты вот что, не мог с бубном богохульствовать или свирелью какой, вполне понятной и богами оправданной?
— Так случайно же, святые отцы, если бы я знал… — вздыхал Укс.
— За случайно бьют отчаянно, — сурово напомнил председатель. — Как ни крути, а полсотни бичей получишь.
— Давайте за раскаяние и помощь следствию скостим до сорока ударов, — ласково улыбаясь и не сводя взгляда с татуированных рук подсудимого, предложил мелковатый заседатель-инквизитор.
— Явный же рецидивист. Прожженный. И орудие богохульства редкостное, особой циничности, — брезгливо косясь на коллегу, напомнил второй заседатель, крепкий, со шрамом поперек лысины.
— У нас-то он в первый раз попался, — возразил доброжелательный милосердец, облизывая взглядом уже не только руки подсудимого.
— Без дебатов, братия! — рявкнул председатель. — Закон один для всех. Богохульнику — пятьдесят бичей. Демону — очистительное сожжение второй степени. Приговор окончательный, обжаловать можно по прибытии в Высшую инстанцию. Подсудимым приговор ясен? Отлично! Привести в исполнение немедля.
— Как немедля⁈ — ужаснулся Укс. — Ладно я, грешен, осознаю, стегайте. Но демон-то мой⁈ Его же сейчас жечь нельзя.
— Что еще за капризы? — удивился председатель. — Так разумно себя вели, почти примерно, и нате. Тебе еще полсотни за фантазии и противодействие добавить?
— Ваша святость, да какие же фантазии⁈ Сейчас же сожжение — оно же не второй степени будет, а пятой. А может, и шестой. Погода-то нынче какая⁈ — схватился за голову Укс, успевший вникнуть в нюансы здешнего судебного делопроизводства.
— Сожжения шестой степени не бывает, — заметил крепыш-заседатель, подходя к окну. — Работаем над этим вопросом, но пока прогресс и магия в этом направлении не продвинулись. Но в целом подсудимый прав — дождит изрядно, жечь придется медленно, а это и по форме, и по сути, уже четвертая степень.