Сидели, молчали, думали о своем. За близким обрывом плыла бездна: смутные искры далеких линз, туман, и почти неочевидные потоки воздуха. Дрейфовала и темная клякса Сант-Гуаноса — отсюда действительно кажущаяся мышиной какашкой. Плывет почти ровно по горизонту, долететь будет непросто.
— Вот же гадость, — прошептала воровка. — Мы могли бы встретиться у иного острова. Получше.
— Еще бы. Вполне могли. К примеру, столкнуться в Герцогстве.
— Это была случайность. Мне очень не хотелось вас убивать.
— Я так и понял. Хотя с философской точки зрения, случайности — это прыщи на лике Судьбы.
— Ненавижу прыщи. Но они, господин пилот, довольно легко лечатся.
— Иногда проще выдавить.
— Выдавливать неразумно, это вам любой лекарь подтвердит. Хотя в прыщах философской природы-заразы я ничего не понимаю. Ну и ладно, доживу глупой. Массаж ноги будем делать?
— Непременно. Завтра мне нужно быть полностью здоровым.
— Без магии не получится. Дня три-четыре еще нужно.
— Очередной прыщ судьбы созреет завтра, ему про дни не объяснишь.
— Как скажете, господин пилот, — она подала руку, помогая встать.
Ладонь была небольшой, теплой. Прикосновение абсолютно не волновало. Ну, почти не волновало. Все же, как она это делает?
Глава восьмаяЭкспериментальный рейд
Долетели хорошо. Видимо, помогло напутствие Профессора, подпихнувшей дельтаплан на старте и прокричавшей доброжелательное: «давайте без заморочек! Мне орехи уже надоели!».
В общем и целом руко-лапа у Лоуд была легкая, как спровадила, так сразу поймали небыстрый, но ровный поток, высоту почти не теряли, потянули к Сан-Гуаносу. Облегченность нагрузки тоже сказывалась благотворно. Сидящая за спиной воровка практически не ощущалась, поскольку помалкивала, а руки ее, пусть и крепко вцепившиеся, вообще не чувствовались. Вот неведомо Логосу, как она это делает, но ведь делает.
У берега Укс повел аппарат вверх, прикрываясь обрывом и метя на уже проверенную посадочную площадку. Вспорхнули на кромку, с легким хрустом сели в поваленные и пожухшие кактусы. Неизменный городской дождь посадке не мешал, скорее, мутноватая унылая завеса прикрывала от возможных наблюдателей на стене.
Гости Сан-Гуаноса замерли под прикрытием серого крыла. Нет, тихо, только капли шуршат по ткани. Укс выждал еще, размышляя над тем, что ошибался — в полете воровка все-таки ощущалась, поскольку спину грела. Да, раннее утро было прохладным, потом стало еще и мокрым. В общем, с теплой пассажиркой за спиной было приятно, а теперь наоборот. Логос свидетель, в этом вопросе пилот непредвзят, оценивает справедливо, что бы там Профессор про личные перекосы не бубнила.
— Вроде бы благополучно сели, — прошептал Укс.
Воровка кивнула, мокрые волосы прилипли к щекам, ее ощутимо потряхивало, видимо, сразу и от холода, и от нервов.
— Одевайся, если у нас рясы не сперли.
Пока напарница натягивала одежду, Укс успел разобрать аппарат. Девица помогла с увязыванием стоек, шнурки не путала, с этим — зачет. Упаковки дельтаплана спрятали под прикрытие ствола большого кактуса. Пилот без всякого удовольствия обулся и накинул рясу — от сапог и тряпья так и перло плесенью, всё насквозь мокрое, отвратительное. Что за город такой, пенициллином проспонсированный?
— Теперь идем пережидать и подсушиваться.
— Это же по плану? — уточнила воровка, наконец подав голос.
С планом операции она была знакома в общих чертах. При обсуждении воздухоплаватели упирали на импровизацию, на неизменное «война план покажет». Собственно, так оно и было — Укс привык к стилю напарницы, а у коки-тэно без вольно-творческих элементов даже посещение сортира не обходится. Но с точки зрения сторонних наблюдателей этакий подход казался, конечно, диким и легкомысленным. Воровка помалкивала, не возмущалась, но как на самом деле оценивала подготовку и что об этом думала, было весьма интересно.
— Кстати, что там пистолетик? — «вспомнил» Укс.
Напарница-практикантка похлопала по бедру:
— Взяла. Почистить надо, а так не пропал.
— Хорошо. Куда нас отвести можешь? Малость денег у нас имеется, надо бы пересидеть до дневного колокола, перекусить, но без излишнего привлечения внимания. И не очень отдаленно пристроиться, лишний раз шлепать по грязи неохота.
Думала недолго.
— «У святого дуба». Внимания вообще не привлечем. Комнаты там всегда есть свободные. И от епископства недалеко.
Очередной зачет практикантке. Соображает быстро, решение обосновывает. Ну, это не удивительно, ведь не первый день знакомы. А вот сдаст гостя в этом «Святом дубе» или повременит, пока непонятно.
Полезли на стену, Укс опирался на посошок, позаимствованный из деталей дельтаплана.
— Длинновата дубинка, — намекнула воровка. — Здесь у братьев так не принято.
— Ничего, будем считать, что я хроменький. На трудовом дознавательском посту пострадал, при аварии старой дыбы, теперь вот шкандыбаю кособоко.
Только хмыкнула, оценивая сомнительный юмор. Но не настаивала.
Хлюпали по навозным потокам, текущим к обрыву «линзы». Да, если бы не эта естественная канализация, утоп бы Сан-Гуанос давным-давно, что только пошло бы на пользу всем мирам. Кстати, посох-трость лишним не оказался — с его помощью через глубокие лужи легче перебираться. Веревочный пояс, отягощенный кинжалом и кошелем, норовил сползти, приходилось поддергивать. Промокший капюшон свисал на лицо, заслонял обзор. Впрочем, на что тут смотреть? Мостовые и жижа под сапогами совершенно одинаковые, хоть в какую сторону шагай. Хорошо хоть вонь плесени от одежды поослабла, бодрящие запахи размокшего коровьего и человечьего навоза ее потеснили.
— Вот оно — «У святого дуба», — указала практикантка. — Вы меня, господин пилот, облапьте как-нибудь поестественнее, уж превозмогите себя. Гостиница паломнической считается, но чаще туда за иным ходят.
— Надо, значит надо, превозмогу, — пообещал Укс.
В обнимку ввалились в дверь. Толстенная сестра-монахиня за стойкой на гостей даже не глянула, смела с прилавка пару звякнувших монет, ответно брякнула кувшинчик с кальвадосом, каркнула:
— По лестнице, потом налево, любую свободную келью занимайте.
Ступени лестницы под ногами взвизгивали и пищали на сотню голосов. Укс подивился уникальному музыкальному оформлению — следовало отвлекать голову и иное, поскольку обнимать талию практикантки, скрытую просторной грубой рясой, оказалось намного волнительнее, чем видеть ее голенькую среди орешника. Парадокс, наукой так до конца и не объясненный.
Коридор был длинен, дощат и полон противоречивых звуков: частью понятного ритмичного характера, частью странноватых: в одном из стойл с чувством распевали молитву во славу святого дона Рэбы, где-то дрались, судя по звукам ударов, мебелью. Доски пола, стен, рейки потолка отвечали этой какофонии тысячами тресков и поскрипываний. Укс осмыслил, стукнул в стену костяшкам пальцев:
— Ведомственное заведение? Из списанных эшафотов сколотили?
Невидимая практикантка кивнула капюшоном:
— Гостиница — собственность Центрального Инквизиционного Трибунала. Недорого, спокойно. В праздники, конечно, цены прыгают — паломников много. Считается местом благочестивым, намоленным, тут и со старинных знаменитых эшафотов доски есть.
— Историчность и антикварность заметны невооруженным взглядом, — признал Укс. — Наверное, даже клопов нет?
— Откуда? Святое же место. Думаю, клопы и вошки от этого треска давным-давно охренели и сбежали, — выдвинула версию практикантка, успевшая усвоить азы правильного научно-исследовательского хода мысли.
Шутит, не так уж ей и страшно. Но это еще не зачет, впереди маячит уйма дополнительных вопросов.
Выбранный Уксом номер-стойло по дизайну был понятен и лаконичен: вытянутый дощатый пенал, в нем топчан, стол, табурет. Но имелось и окно. Укс скинул липнущую к телу рясу, прошел в торец комнаты. Стоило распахнуть узкую ставню, как комнатушку наполнил шорох дождя, запахи вольного навоза, они слегка заслонили страстный скрип за перегородкой, отогнали густые и характерные ароматы комнаты. Истинно: вонь познается в сравнении, Логос с этим не спорит. Но незачем отвлекаться — вот он, город за окном, вид отсюда правильный, с этим Укс не ошибся.
Воровка успела повесить рясы для просушки на вбитые в стену гвозди. Воркующим голосом спросила у обернувшегося спутника:
— Согреть тебя, сладкий? Или по стаканчику для аппетита?
Все же мерзавка. Понятно, голос подать непременно нужно — соседи всё равно слушают, любопытствуют. Всё верно, и поза воровки почти не провоцирующая, только ладонь лежит на бедре повыше подвязки весьма изящно. Банальной вульгарности напарница чужда, тут шмондецовость уровнем повыше. И влажные волосы с лица откинуты, небрежно и безупречно.
Укс прищурил один глаз, поманил, а сам хрюкнул:
— Успеется с баловством. Наливай!
Воровка, скинув уродливые сандалии, подошла практически неслышно, не забыла прихватить с кособокого стола кувшин и выщербленную чашку. Плеснула кальвадоса, Укс хапнул чашку, облапил подружку — та игриво взвизгнула.
Так и повизгивала периодически, постанывала между шептанием. Раскачивались, обнявшись, перед окном, Укс кряхтел и в голос поругивался. А снаружи был неизменный дождь, крыши и ориентиры — торчала темная мокрая башня Песни Истины, широкий купол Великого Трибунала, блестели протяженные черепичные скаты крыш Епископального дворца. Воровка чуть слышным шепотом отвечала на вопросы, поясняла «что-где», про охрану и расписание служб. Нет, насчет наблюдательности определенно нужно «зачет» ставить, знает и помнит даже больше чем ожидалось.
Что за оценку самому себе ставить, Укс не совсем понимал. Ибо уточнение плана шло хорошо, но тело те похвальные достижения мысли и воли игнорировало, реагируя на объятия и стройную теплоту весьма пошло и закономерно.
— Да выяснили мы уже всё, — прерывисто прошептала воровка. — Давай. Не маленький же мальчуган. Вообще не маленький.