…Обнимал, она — маленькая и легкая — висела на шее, целовались взахлебный взасос, словно юнцы, впервые дорвавшиеся. Хотя какое там «юнцы», тут у некоторых умения куда уж более…
Укс понял, что сейчас может завалиться в Бездну — до обрыва всего шаг. И рухнут вдвоем в бесконечность без малейшего протеста, потому что и так уже летели…
Отнес, не опуская на землю, к ближайшему стволу секвойи.
— Слушай, нам нельзя, нас Профессор заклюет… — пролепетала Фунтик, и продолжила ласкать сквозь штаны.
Уксу хотелось взвыть от наслаждения на всю Бездну — по умелости маленькая ладонь дала бы фору лучшим палачам Сан-Гуаноса, вот только дарила ощущения с обратным знаком. Нет, невыносимо.
— Не надо, ненадоненадо! — шептал пилот, целуя тоненькую шею, зарываясь лицом все глубже в капюшон выстиранной рясы.
— Хорошохорошохорошо, я буду мягче, дольше, за мной долг, — лепетала иногда очень честная воровка.
— Нет! — возражал удивительно поглупевший пилот.
Тут оба догадались, что справиться с рясой гораздо проще снизу…
…Укс очень старался плотно и полноценно сплести силу и осторожность, босые ноги подруги крепко сцепились за его спиной. Порой Фунтик так сильно выгибалась, опираясь затылком и попкой о ствол секвойи, что едва не отталкивала любовника. Ей — такой маленькой, невесомой, хрупкой и опытной — было очень хорошо. Укс не то что наблюдал это, расшифровывал или угадывал — знал и всё тут. Некоторые вещи яснее ясного, хотя Логос срочно удрал, разумно считая, что мимоходом получать по морде незачем.
…— Всё, пусти, — прошептала, лаская кончиками пальцев мужской подбородок.
— Ты не дошла.
— Еще как дошла! Просто у меня всё иначе. Поверь и пусти. Не пожалеешь.
— Знаю, что не пожалею. Ты демоновски, фантастически, невыносимо умелая любовница. Но если ты еще раз скажешь «не пожалеешь»… я сильно обижусь.
— Поняла. Не забуду, — она как-то судорожно, отчаянно поцеловала. — Пилот, я с ума от тебя схожу. А мне нельзя. И я тебе действительно должна. За ту пуховую постель. Ты не понимаешь, что для меня сделал. Жаль, у нас ночей мало будет. Может и вообще не случиться. Но если мелькнет шанс, я тебе покажу, что такое «умелая любовница». Ты меня запомнишь. А сейчас пусти. Так лучше будет.
Вот немыслимое это было дело — отпустить. Укс снял с себя волшебное счастье — оба застонали в унисон.
— Я говорил — продолжить нужно, — прошептал, задыхаясь, Укс.
— А я разве возражала? Но нельзя нам, — она тряхнула головой, отбрасывая с лица волосы, присела рядом с пошатывающимся любовником…
О боги! О Логос, чтоб ты сдох! Если это не магия, то, что есть магия⁈
Обессилено сидели на земле, Укс обнимал спину крошки-воровки, упирался лбом в ее затылок. Способность дышать возвращалась, а разум не спешил. О вот этом — безумном и ослепительном — говорить не имело смысла.
— Рясу надень, ты все время мерзнешь, — не думая, сказал Укс.
— Сейчас не мерзну. Помолчи, а? Мне нельзя тебя слушать.
Укс молчал. Иногда слова попадают слишком точно. Их больно и очень приятно слышать. И потом жить окажется почти невыносимо. Когда рядом нет существа, точно знающего, когда ты мерзнешь.
Смотрели вверх — на секвойю.
— Неприлично получилось, — прошептал Укс. — Эти деревья не то, чем кажутся. А мы о них так бесстыдно тремся.
Фунтик хихикнула:
— Только не говори, что ты впервые занимался втроем.
Укс улыбнулся. Более личного и «изолированного» секса у него не было. У девчонки, скорее всего, тоже. С ней хоть на Кривой Площади проклятого Сан-Гуаноса в час дневного колокола трахайся — всё равно по ощущению только вдвоем остаешься. «Экие вы в этом отношении эгоцентричненькие» сказала бы Профессор.
— Идти нужно, — прошептала Фунтик.
Укс молча поставил ее на ноги. Даже просто касаться ее — такой легонькой и невесомой — было оглушительно приятно. Раньше как-то и в голову не приходило, какие сплошь плотные и увесистые дамочки вертятся рядом. Конечно, в той, — давней, забытой и неправдоподобной иной жизни — существовали женщины крылатые, воздушные… но было ли то, или не было, уже и не вспомнить.
— Глупость скажу, — пробормотала Фунтик, накидывая укороченную рясу. — Мне жаль, что мы раньше не встретились. Понятно, что миры разные и вообще это было абсолютно невозможно, но жаль.
— Разные миры — не приговор. Но ты права, лет двадцать назад было бы в самый раз.
— Вот ты извращенец. Двадцать лет назад я была мелкой и ничего не умела. И не глянул бы.
Пошли орешником, внезапно схватила за руку, вот точно как девчонка маленькая. Прошептала:
— Пилот, а пилот, скажи, сколько тебе лет?
— А какая разница?
— Ну как же. Может ты столетний, у дарков это запросто. Буду умирать, вспомню и скажу — «зато у меня был прекрасный и мудрый любовник-дарк».
— Весьма польщен. Только я уже давно не дарк, прекрасным никогда не был, а сейчас еще и изрядно поглупевший.
— Это пройдет, — заверила, улыбаясь, Фунтик. — Сейчас над нами Профессор поизмывается и мы живо отрезвеем. Но любовник ты воистину прекрасный, это и святая Лотта подтвердит. Можно я тебе поцелую? Просто так. В щеку?
Укс подставил щеку.
Воистину одуреть. Да сколько же ей самой лет? Иногда кажется, что совсем и не повзрослела. Но спрашивать глупо. И это уравнение, видимо, в принципе нерешаемо. Поскольку время — самое неустойчивое и загадочное явление нашей жизни.
Профессор против ожиданий ничего ехидного морально распущенным членам экспедиции не сказала, поскольку была занята бухгалтерией. На разостланной рясе были разложены монеты, драгоценности и иные трофейные памятки.
— Уксик, мы эту вульгарную пушкенцию на продажу пустим или оставим для морального устрашения? Там всего три пули, толку-то от нее.
— Прибережем пока. Три выстрела — тоже дело.
— Угу, решено, вычеркиваю, — Профессор взялась за блокнот. — Только о боевом применении предупреди. Подозреваю, грохочет так, что уши отлетают.
— Это да.
— Вот-вот, когда уже эти экологически вредные грохоталки из здешних сюжетов напрочь повычеркивают? Фунтик-сан, тебя это тоже касается. Но перед пуском в дело своего «вальтерка» предупреждай по возможности.
— Постараюсь. А почему я стала «Фунтик-сан»? — с некоторой обреченностью уточнила девушка.
— Ну как, ты же по специальности массажистка широкого профиля с опцией психоанализа, то есть профи-гейша. Налицо явное условно-японское происхождение. Так, вы чего меня отвлекаете? Давай-ка, напомни тарифы контрабандистов на провоз, я тут грядущие траты пытаюсь посчитать…
Дамы принялись обсуждать, как выбивать у контрабандистов скидку, Укс просчитывал размещение груза и улыбался. Все же чуткая стала Профессор, базар строго фильтрует…
Противник подкрался незамеченным. Так иногда бывает, винить некого, кроме как самих себя. Прошляпили, как говорят в иных мирах.
Упавший сверху луч яркого света оказался совершенно внезапным, пятно поползло по папоротникам, зацепило озерцо — вода ярко сверкнула, потом с неба громоподобно и невнятно сказали про «богов, смирение и не причинение вреда».
— С козырей заходят, — хладнокровно отметила Лоуд, пытаясь что-то рассмотреть сквозь завесу орешника и иной листвы. — Нельзя же вот так, в лоб, про Высшее, да еще таким гнусавым голосом.
— Откуда тут боги⁈ И зачем⁈ — пролепетала Фунтик, сжимая пистолет.
— Ключевой вопрос бытия, — признала Профессор. — Не поверишь, какая уймища великих умов задавалась этим самым вопросом.
— Не путай человека, — проворчал Укс, навинчивая наконечник дротика. — Боги и дурно отрегулированные мегафоны идут в мироздании разными течениями.
— Да, парит там дрянь какая-то, антигравитационная, не очень божественная, — пробурчала Лоуд. — Хотелось бы думать, что это случайное попутное такси, подбросит нас за полцены «на район», но это вряд ли. Судя по обводам и окраске корпуса, Уксик, это наши знакомые. Полиция. Те «легавые», от которых мы на Большом Гэсе ушли. Ты посмотри какие злопамятные. Главное, что они нам навешивать-то будут? Неужели политику?
Световое пятно прожектора вновь поползло по траве, изменив цвет, остановилось у воды.
— По-моему, они рожу какую-то демоновскую показывают, — прошептала Фунтик. — Она ухмыляется.
— Не-не, это не совсем рожа. В смысле, рожа, но не демоновская. Это смайлик, изобретение смутной целесообразности, но чисто бытового характера, — пояснила Лоуд. — Пилот, нам, видимо, придется вступить в переговоры. Ну, раз намекают, да и свалить у нас не очень получается.
Сверху что-то прогнусавили, знаковое пятно у озерца изменилось — теперь высвечивались две ладони, видимо, изображающие безоружные руки.
— Гм, так-то вполне дипломатично. Могли бы и бомбой сходу швырнуть, — сказала Профессор. — Кто на контакт пойдет — ты или я?
— Они нас обоих видели, выйдем вместе. А Фунтик в прикрытии, — Укс кивнул на мешок со вторым пистолетом. — Вооружайся дополнительно, огонь открывай только в крайнем случае, сама не показывайся. Они наверняка знают, что нас трое, но вряд ли тебя четко разглядели.
— Поняла, — кратко заверила девушка, бледная, но уже пришедшая в себя.
— Ладно, начинаем контакт, — Лоуд решительно вышла в круг света, подтянула шорты, прикрывая ладонью глаза, задрала голову.
Яркий свет немедленно погас, Профессор сделала одобрительный знак и махнула рукой в сторону берега «линзы». — Туда давайте, там у нас гостевой причал.
Проходя между стволами секвой, Укс сказал:
— Пока они не очень агрессивны. Или знают, что командовать в мегафон бессмысленно — всё равно половина слов не понятна.
— Возможно, мы какой-то паспортный контроль ненамеренно нарушили. Может, нас даже депортировать обязаны. Это было бы недурно, — размечталась Профессор.
— Не ерунди. Какой тут контроль? — не поверил Укс. — Дикие удаленные «фаты», да кому они нужны?
— А чего тогда пристали? Полагаешь, осквернение реликтовой рощи секвой «шить будут»?