«Клюнутый петух» выглядел прилично — вывеска обновлена свежей краской, стены довольно чистые, и на мостовой не наблевано. За таверной двор с высоким частоколом, добротный, просторный. Конюшня, коровник, хозпостройки…
— Рыба! Жареная! — взбодрился зверь-Профессор, втягивая ароматы с кухни.
Пошли, естественно, не с гостевой двери, а со двора. Договорились быстро: хозяин — толстенный тип, смахивающий на полудикого борова, дело свое знал, выгоду сразу чуял.
Из гостевого зала доносился гул пьяноватых голосов, дрянноватая музыка. А здесь на кухне было относительно спокойно, и даже уютно. Лоуд сидела на полу перед скамьей, живо расправлялась с рыбой, аккуратно сплевывала-укладывала обглоданные кости в миску. Поварята восхищались умом и выучкой «берегового зверя Ко-Ше». Укс доедал мясное рагу, запивая взваром — от пива категорически отказался — «перед выступлением никак нельзя, от пахучего дыха хищник нервничать станет, может и цапнуть». Сердобольная кухарка подложила зверюге еще рыбки и дала пирог с печенкой дрессировщику. В кухню заглядывали всякие любопытствующие, но комедианты на них внимания не обращали. Но пришлось обратить.
— Это и есть зверь приморский? — голос был бархатным и довольно властным.
Укс покосился на вошедшую.
Ничего так. Лет тридцати, не из благородных, но ухоженная, фигуристая, волосы по-господски в высокую прическу уложены. Во взгляде читалась достойно упрятанная наглость, глаза яркие, голубые, восхитительно чистые и врущие. Надо думать, хозяйка, достойная супруга недостойного толстяка. Персона весьма влиятельная.
Лоуд, зажав рыбу в пасти, подскочила и принялась дрессированно кланяться. Все засмеялись, голубоглазая красотка тоже очаровательно улыбнулась. Кухарка всплеснула руками:
— Вот зверюга, сущая страсть божья на морду-то, а все понимает! Прям как человек умная!
Профессор без помощи лап крутанула рыбу в зубах, воспитанно выплюнула голый хребет в миску с костями и изобразила великое восхищение вкуснейшим лакомством. Все растроганно заохали.
— У нас горожане куда безобразнее жрут, всё обплевывают, — заметила хозяйка, с интересом щурясь на дрессировщика.
Слегка переигрывала Лоуд, ну да ничего. Поели, осталось номер отработать, передохнуть и за настоящее дело браться.
Выступление прошло нормально. Команды зверь понимал отлично, до двенадцати считал безупречно, немного сбивался при умножении 6×8, но зрители все равно аплодировали — у них с таблицей умножения дело обстояло примерно так же. От демонстрации боевых приемов стиля «бей собаку!» пришлось воздержаться — в зале было тесновато. Но Укс прочитал кратенькую увлекательную лекцию о «естественной среде обитания хищных стай Ко-Ше», а зверь демонстрировал плавательные движения и кланялся. Собственно, одними поклонами можно было и обойтись — приводили в восторг. Людям частенько свойственно восхищаться, когда над ними иронизируют. Выпившие гости «Клюнутого петуха» и барышни легкого кабацкого поведения так и надрывались от смеха. Выступление уже подходило к концу, когда случилась неприятность — один из гостей обнаружил, что у него пропал кошель. Людишки в зале собрались сплошь знакомые, местные завсегдатаи, немедля припомнили старые обиды, разом последовало обвинение, подозреваемого ощупали и вывернули карманы. Ничего не нашли, разгневанный оскорбленный гость заехал по харе клеветнику, за того вступились дружки и понеслось…
Комедианты отползали под крепкими столами в сторону кухни. Сверху скрипело, колотилось, визжало и сквернословило.
— Кабаки удивительно одинаковы, — заметила Лоуд. — Унылый вечерок. Хорошо, что мы оставались в центре внимания, а то бы на нас, как на пришлых, кошель бы и «повесили».
— Нет в мирах правды, — согласился Укс и мгновенно срезал кошель с пояса упавшего у стола драчуна — лох, не ощутив мгновенного касания заточенной монеты, вскочил и вернулся к увлекательному времяпровождению.
Укс втиснул добытый кошель в щель под крышкой стола. Лоуд лишь закатила глаза, осуждая вульгарность метода добычи денег и худобу кошеля. Поспешно поползли дальше.
На кухне царило спокойствие.
— Не потоптали вас? — обеспокоилась кухарка. — Ряженку будете?
Лоуд с энтузиазмом принялась кланяться.
Комедианты неспешно откушали ряженки. Обитатели кухни мыли посуду, прибирались, прислушиваясь к звукам драки в зале и обсуждая нюансы. Побоища в «Клюнутом петухе» случались ежедневно — название заведения обязывало — но обычно по более традиционным городским поводам, воровали здесь редко. Драка потихоньку угасала, довольные гости расползались по домам, лишь обворованные страдальцы все еще переругивались в разгромленном зале.
В отведенной актерам каморке было сухо, тепло, пахло свежей соломой. Переночевать позволили, само собой, не в господских номерах на втором этаже, а в сарайчике рядом с конюшней. Оно и лучше — клопов меньше.
— Ряженка недурна, в остальном прошло утомительно и банально. Я ожидала большего, — сообщила Профессор, заваливаясь на солому. — Все же неизвестные межмировые местности, можно было надеяться на яркие открытия и сенсации. Нет, решительно не понимаю смысла существования столь беспонтовой «фаты». Еще и сквозняки эти. Что я им — местечковая стриптизерша — выступать в таких отвратительных условиях?
— Для начала не так и плохо, — возразил Укс, ставя на полку плошку с огарком свечи и вешая дорожный мешок. — Далее…
— Далее чуть интереснее. Тут ты, Хозяин, угадал, — не меняя ворчливого тона, намекнула Лоуд.
Укс понял. Кинуть напарнице ножны с ее ножом, выхватить свой походный клинок — дело мгновения. Профессор, поймав оружие, стряхнула ножны, одновременно откатилась в сторону, и угостила запорошенный соломой угол комнатушки крепким пинком. Удар тощей, но весьма мосластой ного-лапы угодил во что-то относительно твердое, и, судя по приглушенному возгласу, вполне живое.
— Выпорашивайся, крыса шмондовая! — приказала Лоуд, грозя углу ножом.
Солома рассыпалась, возник человечек, держащийся за ушибленный живот — удар ного-лапы оказался меток.
Баба… относительно молодая, пестрая от соломы и страха.
Укс вздохнул. День выдался довольно утомительным.Теперь или ночевать придется рядом с трупом, или оставлять мертвячку в одиночестве и тащиться искать новое место для отдыха. Вот не вовремя-то как. Хорошо хоть сразу в голос не визжит. По идее приморский зверь Ко-Ше, внезапно разворчавшийся на сквозняки вполне человеческим голосом, должен вызвать некоторую панику и истерику.
— А я думаю, чего духами-то несет? — пробурчала Лоуд. — Отвели чулан откровенно лядский приличным артистам, никакого уважения. Ладно, Хозяин, не напрягайся. Проблем шмара не доставит, можем еще пинка ей выписать и вышвырнуть. Болтать эта шмонда не станет.
Соломенная крыса коротко, но согласно кивнула.
Тут Укс ее вспомнил. Во время выступления сидела на коленях у крепко поддавшего громилы, тот еще хохотал, будто чугунный котел с помоями булькал. Потом драчливое веселье началось, эта потаскушка как-то улизнула, никто и не вспомнил. Собственно, она еще до драки испарилась, и непонятно как — Укс за движениями публики все-таки приглядывал.
— Если кошели тыришь, должна уметь и ноги вовремя уносить, — угрюмо сказал Укс.
— Не понимаю, о чем вы, — отперлась девица. Голос у нее был тихий, мягкий, и честный-честный. Вот прямо даже поверить можно.
— Глянь, тоже лицедейка, — хрюкнула Лоуд. — Никакого продыху от конкурентов нет, а? Эй, жопу подняла и свалила отсюда. Это наша солома и конура, честно заработанные непосильным актерским трудом.
Девица выползла из соломы, не без труда выпрямилась. Ростом она оказалась даже поскромнее невысокого пилота. Мышь мышью.
— Видят боги — ростом с веник, а туда же: лезет «щипать», как натуральная «деловая», — вздохнула Лоуд. — До какого нравственного падения и отчаяния людей доводит недоразвитый феодализм! Кыш отсюда, пока мы тебя из сострадания сразу не прирезали.
Воровка, отряхивая солому, двинулась к двери, но замерла.
— Пинком подбодрить? — поинтересовался Укс.
— Забор там. Высокий, — лаконично сообщила любительница чужих кошелей.
— Да что ж это за криминал пошел такой инфантильный⁈ — ужаснулась Профессор. — Не тупи, там в углу бочки, с них заберешься.
— Пробовала. Не достаю, — пояснила воровка.
Укс молча взял ее за шиворот, выпихнул в темноту. Повел в угол, глупая преступница шла молча, не вывертывалась. Не издала ни звука и когда поставил на бочку. Пилот влез сам, заново подхватил — легкую, почти невесомую, вроде как одни юбки только вес и имеют. Подсадил, девица ухватилась за верх частокола.
— Глянь, что там снаружи. А то ноги переломаешь, — посоветовал Укс.
— Смотрела. Кусты.
— Ну и чего замерла? На звезды залюбовалась?
Воровка поскреблась наверх, Укс подставил плечо, воровка оседлала забор, исчезла. По ту сторону частокола коротко прошуршало, чуть зашелестели кусты.
Где-то за домами уныло гавкала собака. По брусчатке улицы проклацали подковы позднего всадника. Больше ни звука. Тиха воровка, ей бы не карманничать, а в эти… как их… ниндзя-ассасины идти. Платят куда побольше, риск сравнимый, а отравить кого, или в жопу иглой отравленной ткнуть — большой физической силы не требует. Имела бы шанс выйти в люди. Попка у воровки, кстати, ничего себе такая. Миниатюрная, но правильных гармоничных очертаний. Нет, дура, конечно, разве дело — кошели резать? Допрыгается.
Укс вернулся в соломенные апартаменты.
— Вы что там, и посексуалиться успели? — заворчала Лоуд.
— Уймись и спи. Или колыбельную ждешь?
— Вот вполне обойдусь. Рубашку дай, укрыться. Я не принцесса-леди какая, голяком спать. Экзотических и приносящих доход животных надобно беречь и лелеять. В соплях-то я много не навыступаю.
Укс тяжко вздохнул и стащил с себя сорочку.
— Иное дело, — завертываясь, восхитилась Профессор. — Тепленько, хозяином пахнет, сейчас задремлю и буду трогательно подергивать во сне лапкой. А ты с меня начнешь заботливо блошек обирать.