йствия Тощего, а то он чувствовал себя странно и покинуто.
Первыми ко дну Бездны отправились покойники, затем Тощему была поставлена задача по приведению в порядок гальюна. Зачем это нужно, опытный матрос не понял, но делом занялся. Пришлось дважды останавливаться у безымянных «линз» с пресными водоемами, заставлять Тощего окончательно отмывать ключевой отсек судна и самому отмываться. Атмосфере «Еху» слегка полегчало, чего нельзя сказать о несчастных островках. «Будем надеяться, „линзочки“ самоочистятся» — оптимистично заявила Лоуд.
Взбирался всё выше и выше шлюп по бесконечным течениям Бездны. Занималась команда службой и самосовершенствованием. Учились шикарно писать, работать ножом (Фунтик сознавала о зияющих провалах в этом столь нужном каждому путешественнику искусстве и пыталась наверстать упущенное), Лоуд читала разнопрофильные лекции и учила матроса сдерживать сексуальные эмоции. В моменты отдыха Укс брался за гитару, Профессор вспоминала вечное классическое:
— Эх, яблочко,
Да куда котишься?
Да на Лапуту попадешь —
Не воротишься!
Блистала за бортом слушающая Бездна, лихо притоптывал по выскобленной палубе Тощий — чувство ритма у него оказалось изумительным, а прогрессивная музыка немыслимо восхищала дремучую матросскую душу.
— Талант! — хвалила Профессор. — Его бы подстричь, запечатать в черную кожу и шипы — сядет за «ударную» установку хард-роковой группы, ух, задаст жару. Вот как в мирах все запущенно⁈ Кругом изумительные личности, но не дают им развиться, себя проявить. Эх, жизня-жизня…
И продолжали звенеть гитарные струны и голоса в пустоте:
Эх, яблочко,
Да в трактирчике
Продает огр
Да стары ножички.
Эх, раз купил товар,
Так давай денёжку…
Глава шестнадцатаяЗавершая свидание
Расчеты Укс делал, и даже в нескольких вариантах, но сейчас, глядя на мелко исписанные листы бумаги и на Бездну, понял, что можно было не возиться. Здешний мир на нюх ориентирован, в смысле, на интуицию и общее четкое понимание сюжетных законов. И это хорошо, поскольку подтверждает главное — насчет Фунтика.
— Он, что ли? Наш островок? — спросила Профессор, не отрываясь от подзорной трубы. — Что-то совсем уж мелкий.
— Таким и был, — пробормотал Укс. — А с расчетами я почти на сутки ошибся.
— Нормальная погрешность для подобных исчислений, — заверила главная научная руководительница. — Эй, на штурвале, курс на вон ту фигню!
— Мой ваш наук вообще не понимает, — ответствовал Тощий, поворачивая штурвал. — Идти, да. Зачем, а?
— Вот почти отучили тебя ругаться, а избыточного текста стало только больше, — вздохнула Лоуд. — Надо нам туда, ибо пожитки и вспомогательный личный состав на данном берегу остался.
«Еху», напряженно клокоча винтами, взбирался вверх. Проплыла неприглядная подошва «линзочки», плоская грань берега…
Остров был пуст. Знакомая лужица-озерцо, изрытый песок, но ни «Фьекла», ни кочегара.
— Свалил, подлюка! — констатировала Лоуд. — Изловчился таки. Но ведь и аппарат прихватил, и вот это немного неожиданно.
Укс только сплюнул в бездну. Насчет кочегара предполагалось, с ним-то сюжет стандартный, хвостач, он всегда хвостач. Но нахрена нерабочий дирижабль было уводить?
— А что там на песке написано? — робко спросила Фунтик. — Это магическое?
— Чисто научно-сигнальное, — заверила Профессор. — Укс, а действительно, что там подлюка выложил?
С небольшой высоты полузатоптанная формула на песке читалась с трудом. С большего отдаления ее наверняка лучше видно, тем более умник обложил горки-знаки рыбьими головами, добиваясь некоторого благородного блеска. Труд изрядный, но получилось, нужно признать, недурно.
— Формула закона всемирного тяготения. Намеренно сделана ошибка, она и привлекает внимание любого сведущего специалиста, — объяснил Укс.
— Хвостатый-хвостатый у нас кочегар, а сообразил, подошел креативно, пребывание в научном сообществе крайне благотворно сказывается, — похвалила Лоуд. — Ладно, понятно, где его искать. Непонятно, зачем им было дирижабль утаскивать, я полагала, аппарат в столь битом виде только для нас имеет ценность, да и то чисто духовно-душевную.
— Это ты напрасно. Отличный аппарат. Если успели восстановить, могли куда-то увести, замучаемся искать, опять задержка будет, — расстроено сказал Укс.
— Не паникуй раньше времени. Если бы на Лапуте процветала практическая и техническая сторона науки, тогда иное дело. А поскольку там сплошь рафинированные теоретики — свалили наш «Фьекл» в лабораторный музей и неспешно изучают. Настигнем, разберемся! Эй, на штурвале, курс на зловещее гнездо пиратской науки! — скомандовала Профессор.
Штурвальный уже привык к слегка заумным формулировкам, «Еху» пополз выше, идя вслед еще невидимому, но близкому знаменитому острову.
К Лапуте подошли вовремя — остров окутывал предвечерний сумрак, высаживаться можно незамедлительно, как только окончательно стемнеет, традициям контрабандного дела это не противоречит.
Вообще Лапута производила сильное впечатление: этакая крутая, почти рукотворная многоярусная летучая гора, постепенно зажигающая огни в домах, университетских корпусах и бесчисленных лабораториях. Холодно и алмазно мерцал огромный таинственный двигатель на «пяте» острова, Укс был бы не прочь оценить чудо древних двигательных технологий, но, видимо, не судьба. Да и пропавший дирижабль сейчас волновал пилота куда больше.
— Готовим проездные документы, оружие, концентрируемся! — распоряжалась Лоуд. — Понятно, мы все расслабились, отвыкли, но научная цивилизация, это вам серьезно и бюрократично, тут не шутят.
Лапута действительно несколько пугала — для стандартных «линз» остров был уж очень огромен. Понятно, внешние размеры достаточно обманчивы, реальный масштаб линзового мира обычно не совпадает с первым визуальным впечатлением. Но всё равно — этакая пафосная гора, тут смутишься.
Укс посмотрел на подругу — Фунтик пыталась улыбаться, но ей явно было не по себе. Девушку тянуло потрогать спрятанный на ноге пистолет.
— Не волнуйся. Если нужно, Профессор и сама еще та бюрократка, справимся.
Фунтик вздохнула:
— Не сомневаюсь. Но на «Еху» ходить мне нравилось, особенно когда мы почистились.
— Ну и хорошо. Это не последний твой борт, попутешествуешь еще неспешно и с чувством, — заверил пилот.
Фунтик на миг прижалась лбом к пилотской груди, тут же отстранилась, маленькая и стойкая, как кровельный гвоздик.
Опытный Тощий единственную островную гавань знал хорошо — подвел шлюп к причалу аккуратно. Уже стемнело, горел на столбе единственный фонарь, встречающих было не то что много — вообще никого. Пришлось прыгать на настил и самим закреплять тросы.
— Там контор, — указал Тощий, пиная-проверяя швартовый. — Всем идти мочь. Тут, на пристань, у них не воровать.
— Да подождут, пока разгрузится борт, уж потом, без спешки растащат, — подтвердила Лоуд. — Тут с такелажниками и грузчиками угадывается очевидная проблема.
Лже-капитан сунула под мышку папку с судовыми документами, и пара достойных кривоногих представителей старой команды «Еху» возглавила строй, двинувшийся к портовой конторе.
Пересекли пустынную пристань, от города крепко пахло какой-то лабораторной химией, горелой бумагой и плохим кофе. Распахнулась дверь конторы, вышел странный тип в расстегнутой форменной куртке и строевых шароварах, похожих на заношенные кальсоны.
— «Еху», что ли?
— А кто еще? — удивилась лже-капитан.
— Да, больше некому, — признал меланхоличный конторский служащий. — Что, мне секретаря извещать?
— Извещай. У нас все скоропортящееся, немедленной разгрузки требует. Понял, эйтиморд?
— Грубые вы. Дремучие. Поспешливые, — печально сообщил служащий и удалился.
Знающий здешние порядки Тощий сел на скамью у стены, остальные путешественники последовали его примеру.
— Что ж, как говорится, в чужой универ со своим лекционным расписанием не лезут, — сказала Лоуд.
Путешественники успели обсудить экологическую обстановку Лапуты, видимо, не очень полезную для здоровья, и полное здешнее отсутствие заведений общепита. В последние дни из запасов провизии на борту «Еху» оставалась в основном бочечная свекла, хотелось чуть разнообразить ужин.
Наконец в конторе завозились, высунулся служащий:
— Господин капитан может войти. Остальные тоже могут.
В конторе горела и подмаргивала штучно-дутая электрическая лампочка, за огромным канцелярским столом сидел некто в криво застегнутом мундире и треуголке, внимательно изучал огромный документ.
— Господин секретарь третьей степени! — громко воззвал служащий. — Сюда смотрите! «Еху» в порту!
Призывы были тщетны — секретарь не поднимал головы.
Вообще-то в его руках был не совсем документ. Но Уксу прежде не доводилось видеть таких огромных кроссвордов: тысяч в пять слов, не меньше.
— Господин секретарь! — служитель цыкнул зубом и пошел к начальству.
Процедура оказалась проста: служитель снял с начальника шляпу и крепко двинул по затылку короткой палкой, смягченной каучуковым пузырем со спрятанной внутри погремушкой. Секретарь третьей степени встрепенулся, подождал, когда ему наденут-вернут шляпу, и деловым тоном провозгласил:
— Лапута вас приветствует! Кто, с какой целью, груз?
— «Еху». Цели и груз стандартны. Наркотиков и порнографии на борту не имеем, — немедля отрапортовала Лоуд.
— Опять не имеете? — вздохнул секретарь третьей степени и потянулся к кроссворду. — Тогда разгружайтесь. Утром в казначейство сходите, вас оформят.
— Господин секретарь, а известить охрану⁈ — завопил служитель. — Без них теперь нельзя.
Поздно — начальство уже углубилось в кроссворд.
Служитель проделал уже знакомую операцию, контора огласилась звонким тарахтением ударной погремушки по секретарскому загривку — нельзя сказать, что взбадривающее орудие выглядело особо тяжелым и разящим, но соприкосновение явно было ощутимым.