Брюс развернулся лицом к морю. По открытой палубе неслись мелкие холодные брызги. Грохот волн был здесь намного сильнее, а ветер гудел и стонал, врезаясь в распорки.
— Господи, — пробормотал Лью. — Эти люди совсем ошалели, мать их так.
— Где охрана? — спросила Эмили Дальберг. — Почему она не сдерживает толпу?
— Охрана? — переспросил Лью. — У нас два десятка сотрудников службы безопасности на четыре с лишним тысячи пассажиров и команды. На борту царит анархия.
Брюс покачал головой и переключил внимание на длинный ряд спасательных шлюпок. Его воображение было потрясено. В дни своей морской службы он никогда не видел ничего подобного: вереница гигантских, полностью закрытых торпедообразных судов, выкрашенных в ярко-оранжевый цвет, с иллюминаторами по бокам. Они больше походили на космические корабли, чем на шлюпки. Более того, вместо того чтобы свисать со шлюпбалок, каждая шлюпка покоилась на наклонных рельсах, нацеленных вниз и в сторону от судна.
— Как это действует? — спросил он у Лью.
— Спасательные шлюпки свободного падения, — ответил боцман. — Они уже в течение ряда лет размещаются на нефтепромысловых платформах и грузовых судах, но «Британия» — первое пассажирское судно, которое ими оснащено.
— Шлюпки свободного падения? Вы шутите. Здесь до воды шестьдесят футов!
— Пассажиры усаживаются в кресла, сконструированные так, чтобы амортизировать динамические нагрузки при ударе. Шлюпки соскакивают в воду носом вниз, затем выныривают на поверхность. К моменту всплытия они уже на расстоянии трех сотен футов от судна и удаляются от него.
— Что за двигатели на них стоят?
— Мощностью тридцать пять лошадиных сил и развиваемой скоростью восемь узлов. Все шлюпки обеспечены пищей, водой, теплом и даже десяти минутным запасом воздуха, на случай если на воде произойдет возгорание.
Брюс пораженно смотрел на Лью.
— Боже милостивый, да ведь это совершенство! Я-то думал, нам придется спускать на воду старомодные шлюпки со шлюпбалок, что было бы невозможно при такой волне. Мы можем спустить их хоть сейчас!
— Боюсь, это не так уж просто, — покачал головой Лью.
— Почему, черт возьми?
— Проблема в нашем поступательном движении. Тридцать узлов. Это почти тридцать пять миль в час…
— Черт, мне известно, что такое узел!
— Дело в том, что невозможно узнать, как наше движение скажется на шлюпках. В правилах особо подчеркивается, что шлюпки должны спускаться на воду с неподвижного судна.
— В таком случае запустим пробную лодку, пустую.
— Это не прояснит вопрос, как подействуют на пассажиров динамические нагрузки.
Гэвин Брюс нахмурился.
— Понимаю. Значит, нам требуется подопытная морская свинка. Не проблема. Дайте мне портативную рацию УКВ и посадите в шлюпку. Я сообщу вам, насколько силен удар.
Краули покачал головой.
— Вы можете пострадать.
— А у нас есть выбор?
— Мы не можем позволить пассажиру пойти на это, — ответил Лью. — Это сделаю я.
— Ни в коем случае, — решительно возразил Брюс. — Вы боцман. Ваша профессиональная компетенция нужна здесь.
Лью и Краули переглянулись.
— Приводнение может оказаться жестким. Это как в машине получить боковой удар от другой машины, движущейся со скоростью тридцать пять миль в час.
— Мы говорим о воде, а не об ударе стали о сталь. Послушайте, кто-то так или иначе должен сыграть роль морской свинки. Мне доводилось рисковать и сильнее. Если я получу травму, по крайней мере буду уже вне судна. Я смотрю на это дело так: мне нечего терять. Давайте не тратить время.
Лью не решался.
— Должен идти я.
Брюс раздраженно нахмурился:
— Мистер Лью, сколько вам лет?
— Двадцать шесть.
— А вам, мистер Краули?
— Тридцать девять.
— Дети?
Оба кивнули.
— А мне шестьдесят восемь. Я лучшее подопытное животное, потому что мой возраст и состояние здоровья ближе к кондициям других пассажиров. Вы нужны на судне. И еще вы нужны вашим детям.
Подала голос Эмили Дальберг:
— Один пассажир в шлюпке — недостаточно показательный опыт. Нам нужны по крайней мере двое.
— Вы правы, — кивнул Брюс. Он бросил взгляд в сторону Найлза Уэлча: — Что скажете на это, Найлз?
— Можете на меня рассчитывать, — отозвался тот.
— Погодите! — энергично запротестовала Дальберг. — Я не это имела в виду…
— Я знаю, что вы имели в виду, — ответил Брюс. — И глубоко признателен вам, Эмили. Но что скажет Абердинский банк, если я подвергну опасности одного из самых важных его клиентов? — И с этими словами Гэвин взял из руки Лью радиотелефон, а сам боцман, не споря, двинулся к кормовому люку ближайшего оранжевого звездолета и повернул ручку. Люк с мягким шипением легко отворился на пневматических петлях. Брюс шагнул в темную утробу шлюпки, кивком велев Уэлчу следовать за ним. Через секунду он снова высунулся. — Эта штука оснащена лучше, чем роскошная яхта. Какой канал?
— Используйте семьдесят второй. На борту спасательной шлюпки имеются еще стационарная радиостанция УКВ и однополосный передатчик, а также радар, картплоттер, эхолот, система дальней радионавигации…
Брюс кивнул:
— Отлично. А теперь довольно стоять вокруг как стадо овец. Как только мы подадим сигнал, прочтите «Аве Мария» и тяните на себя чертов рычаг!
И, не сказав больше ни слова, он закрыл и задраил люк.
Глава 65
Констанс Грин открыла старинную коробку сандалового дерева и вынула серый шелковый шнур, завязанный сложным, причудливым узлом. По-тибетски он назывался «дгонгз», то есть «распутывающий», или «выводящий из затруднения».
Узел она получила от Цзеринга при отъезде из монастыря Гзалриг Чонгг. Он был завязан в восемнадцатом столетии одним глубоко почитаемым ламой, для использования в особом медитативном упражнении, целью которого являлось освобождение от злых помыслов или влияний и помощь в соединении двух умов. С его помощью Констанс очищала себя от пятна убийства; сейчас же девушка надеялась вывести с души Пендергаста клеймо Агозиена. В реальном мире узел никогда не развязывался: это высвободило бы его энергию и превратило бы его вновь в простой шелковый шнур. Всего лишь упражнение для ума и духа.
В каюте было темно, плотно задернутые занавеси закрывали окна балкона.
Констанс положила узел на маленькую шелковую подушечку, лежащую на полу и окруженную горящими свечами. Затем посмотрела на Пендергаста. С холодной улыбкой агент занял место по одну сторону узла, тогда как девушка села по другую. Узел лежал между ними: один конец шнура указывал на Грин, другой — на Пендергаста. Это был духовный и физический символ взаимосвязи всех сторон жизни, а в частности, двух людей, сидящих друг против друга.
Констанс уселась в позу лотоса, так же как и Пендергаст. Какое-то время она сидела, не приступая к медитации, просто давая телу расслабиться. Затем, пристально вглядываясь в узел, замедлила дыхание и уменьшила частоту биений сердца, как ее научили монахи. Девушка позволила сознанию сосредоточиться на сиюминутном, отбросив прошлое и будущее и отстранившись от бесконечного потока мыслей. Освобожденное от ментальной трескотни сознание начало очень остро и тонко воспринимать окружающее: глухие удары волн, бьющих в корпус судна, капли дождя, стучащие в стекло балконной двери, слабый аромат воска от свечей и запах сандалового дерева от шелкового узла. Особенно отчетливо Констанс ощутила присутствие темной фигуры напротив, на периферии зрительного восприятия.
Глаза же ее оставались прикованными к узлу.
Медленно, по очереди раздражители внешнего мира растворились в темноте — так бывает, когда закрывают ставни в доме. Сначала — комната, потом — огромный корабль, а затем — и весь безбрежный океан, по которому ползла маленькая точка, судно «Британия». Ушли наполнявшие комнату звуки, запахи, медленная качка судна, собственные телесные ощущения. Сама Земля исчезла, растворилась, как и солнце, звезды, Вселенная… Все ушло, провалившись в небытие. Остались только она, узел и существо по другую сторону узла.
Время перестало существовать. Констанс достигла состояния под названием «тхан шин гха», то есть «порог совершенной пустоты».
В диковинном медитативном состоянии предельной концентрации и вместе с тем полного отсутствия усилий или желаний девушка сфокусировалась на узле. Сначала он оставался без изменений. Затем, медленно, равномерно, подобно змее, развертывающей свои кольца, узел в воображении начал развязываться. Фантастически замысловатые петли и извивы шнура начали распускаться. Концы веревки втягивались внутрь узла, повторяя траекторию, пройденную три века назад, только в обратном порядке. То был процесс колоссальной сложности, символизирующий распутывание собственного эго, которое должно совершиться прежде, чем будет достигнуто «стонг па нийд», то есть состояние чистой пустоты, и медитирующий сольется со вселенским разумом.
На всем свете остались только она и Пендергаст, а посередине между ними — распутываемый узел.
Прошло неопределенное время — это могла быть одна секунда или тысяча лет, — и по его истечении серый шнур лег на подушке в виде мягкой шелковой груды, развязанный, напоминающий свободную спираль. И в середине ее обнаружился маленький сморщенный кусочек шелка, на котором была написана тайная молитва, вплетенная в узел древним монахом.
Констанс внимательно прочла ее про себя. Затем начала медленно читать нараспев, по-тибетски, снова и снова…
Читая, она направляла сознание к ближнему свободному концу веревки. Одновременно же осознавала свечение от существа, сидящего напротив, и это свечение подобным же образом тянулось к развязанному шнуру.
Констанс все читала и читала нараспев, и негромкие, успокаивающие звуки распутывали ее эго, осторожно разрезая все связи с физическим миром. Она мысленно коснулась шнура и двинулась по нему, притягиваемая к существу на другом конце, а тот человек, в свою очередь, притягивался к ней. Возник поток сродни потоку электрической энергии. Грин двигалась вдоль витых спиралью волокон, едва дыша, а ее сердце при этом билось в темпе похоронного оркестра. Все ближе, ближе… И вот наконец мысль слилась с мыслью того, другого, и завершающий этап был достигнут.